Я тебя куплю - Лея Кейн

— Все хорошо, девочка, — шепчу, успокаивая то ли ее, то ли себя.

Усаживаю ее на заднее сиденье, включаю отопитель, подсаживаюсь к ней, укутываю ее ноги в свою куртку и беру ее к себе на колени. Такая маленькая и легкая, будто совсем невесомая. Она по привычке кончиком холодного носа утыкается в мою шею и постепенно перестает дрожать. Я растираю ее руки, спину, ноги, целую ее лоб, щеки, губы, глажу по голове и повторяю, что все наладится.

— Прости, — произношу с горечью, когда она разомлевше мурчит. — Прости меня, девочка.

— Ты не мог это предвидеть, — шепчет она. — Никто не мог.

— Должен был… Знал, на что она способна…

— Забудь. Роман с ней разберется. Это в его интересах. Ему же власть нужна.

Моя умная девочка. Ведь правду озвучивает. Брат решит, что с этой ведьмой делать, чтобы она больше не путалась под ногами.

— Камиль, все живы? — спрашивает медсестричка.

— Да, — утвердительно киваю. — Не волнуйся.

Пусть она возненавидит меня завтра, когда узнает о ранении Азиза. А сегодня я хочу, чтобы она просто отдыхала и верила мне.

— Камиль, поехали домой, — просит она, слабо улыбаясь. — Я очень устала.

— Конечно, девочка, — отвечаю и целую ее в губы.

Аккуратно укладываю ее на сиденье, перелезаю за руль и завожу тачку. Пока везу нас домой, медсестричка засыпает. Не хочу будить ее, но ей нужно погреться в горячей ванне, помыться, обработать раны, выпить чаю. Это даже хорошо, что мне есть чем заняться. Меньше соблазна вернуться к Адель и разнести ее башку на куски.

Я осторожно раздеваю свою пошатывающуюся девочку, отогреваю под струей горячего душа, потом опускаю в ванну, где бережно исследую каждый сантиметр ее кожи. Синяков и ссадин нет, за исключением запястий. Значит, ее не били.

Она морщится и втягивает воздух сквозь стиснутые зубы, пока я обрабатываю ее воспалившиеся ранки, удалив из них мелкие волокна веревки.

— Теперь ты док? — подшучивает она, пытаясь улыбнуться.

Я поправляю теплое одеяло на ней и шикаю. Перевязываю ее тонкие руки бинтом, завариваю травяной чай с малиновым вареньем и заставляю все выпить и съесть.

— Что-нибудь еще хочешь? — спрашиваю, когда она опустошает кружку.

— Только спать, — устало бормочет медсестричка, натягивая одеяло до подбородка. — Побудь со мной.

Куда я денусь?! Конечно, ложусь рядом, обнимаю ее и глажу по волосам.

— Я вызову врача, — предупреждаю ее.

— Нет, Камиль, не надо. Со мной все будет хорошо. Поверь. Ненавижу врачей, — улыбается она, засыпая.

Не так мы представляли себе нашу первую брачную ночь и начало семейной жизни. И я боюсь, что ее спасение — сон. Щипаю себя, прикусываю губу. Но моя девочка не исчезает. Она рядом. Живая. Спасенная.

Я слушаю, как мирно она сопит, и жду, что вот-вот вздрогнет, закричит, проснется в холодном поту. Но она совершенно безмятежна и все так же прекрасна. Мое искупление.

Лишь телефонный звонок заставляет меня отвлечься от нее. Я выхожу из комнаты и тихо прикрываю дверь.

— Операция прошла успешно, — слышу в трубке голос Захира Асманова. — Азиз будет жить.

Я облегченно выдыхаю. Прости меня, брат. Обещаю, что вытащу тебя из этого дерьма. Больше не будешь под пулями ходить. Женишься, старуху-мать внуками порадуешь.

— Ты сам-то как? — спрашиваю, сам не знаю, почему. Похоже, пережитое с медсестричкой открыло мне глаза, что близкими и родными надо дорожить, пока они живы.

— Хорошо. За Тимура волнуюсь.

— Поезжай домой. Я в больницу парней своих отправлю. Они подежурят.

Несколько долгих секунд мы оба молчим, потом он спрашивает:

— Ты нашел свою жену?

— Да. Мы вместе.

— Не отпускай ее больше. Ни на миг, — говорит он с тяжелым вздохом.

Мой взгляд опускается на обручальное кольцо на пальце. Кому, как ни Захиру Асманову знать, каково это — потерять любовь всей жизни.

— Не отпущу, — обещаю ему клятвенно. — Ни на миг. — Между нами снова повисает молчание. Мое горло стягивает невидимой удавкой, глаза начинает печь. Не дав ему оборвать звонок, я добавляю: — Спасибо, отец.

— За что? — взволнованно переспрашивает он.

— Я боялся, что потеряю ее. Едва не умер. Сердце собственное слышать перестал. Оно будто отключилось и вновь заработало, только когда она вернулась ко мне. Это ни с чем не сравнимая боль. Отравляющая. Парализующая. Превращающая в овощ. Я на себе познал то, что пережил ты. Это ад.

— Да, Камиль, — подтверждает он, — это ад. Цени каждый миг, проведенный с ней.

Я приоткрываю дверь, смотрю в ее милое лицо и осознаю, что мне мало каждого мига с ней. Она — мой воздух.

— Сообщи дяде Наилю, что Ася дома, со мной. Пусть Надежду Васильевну успокоит, — прошу его, откладываю телефон на тумбочку и возвращаюсь в постель.

Притягиваю девочку к себе и, губами прижавшись к ее виску, вдыхаю ее запах. Она еще ближе подбирается ко мне, сонно пробормотав:

— Ты Маркизу покормил?

Из меня вырывается короткий смешок. Глупышка моя, нашла время о кошке беспокоиться. Завтра же поедем в больницу. С ног до головы тебя обследуем. Тебя и…

Интуитивно кладу ладонь на ее живот, закрываю глаза и выдыхаю.

Тебя и нашего малыша…

Ася

Пока я завтракаю, Камиль просто сидит напротив и задумчиво наблюдает за мной. Иногда он хмурится, сжимает челюсти, но потом снова расслабляется, опомнившись, что все закончилось.

Я проспала сутки. Не просыпалась, даже чтобы сходить в туалет. И к моему удивлению, спала крепко. Меня не мучили кошмары, ничто не болело и не тревожило.

— Кофе остынет, — прерываю я затянувшееся молчание, отправляя в рот очередную ложку овсяной каши.

Без малейшего интереса Камиль подносит чашку к губам и делает глоток. Замечает, что я уже еле глотаю, объевшись, берет с барной стойки пистолет, опускает его под руку в наплечную кобуру и вздыхает:

— Поехали.

— Куда?

— В больницу.

— Камиль, мне не нужен врач…

— Азиза проведаем, — заявляет он, встав со стула и направившись к двери.

— Что? Он в больнице? Почему ты мне сразу не сказал?

— А что бы изменилось? — Он вытаскивает из шкафа мое пальто и застывает в ожидании.

Отложив ложку, отпиваю немного сока и следую за ним. Теперь ясно, почему после душа он заставил меня одеться в джинсы и водолазку, а не в домашний халат.

Камиль надевает на меня пальто и помогает обуться.

— Ты такой заботливый, — улыбаюсь, когда он поправляет на мне шапку и шарф.

— Да я, в принципе, крутой, — подшучивает