Дочь лучшего друга (СИ) - Евдокимова Антонина "Феникс31"

— Благодарю.

— Вот ты где, — рядом с нами возникла жена Громова — миниатюрная женщина с мальчишеской стрижкой. — Игорь.

— Добрый вечер, Жанна Сергеевна.

— Я рада, что ты поправился. Для нас это был шок узнать о твоей трагедии.

— Спасибо. Уже все в порядке. Приходится, конечно, поддерживать себя в форме, но это ничтожное неудобство по сравнению с невозможностью ходить.

— Не представляю, как это, — покачала она головой.

— И не советую. В этом мало приятного.

— Но хорошо, что все уже позади, — поставил Громов точку в обсуждении этой темы.

— Да, Марк Владимирович, Вы правы.

Я скользнул взглядом поверх его головы, выхватывая из калейдоскопа глаз два холодных изумруда. Секунда, и они ускользают, разрывая мимолетную связь и забирая с собой свет, который имел смелость вспыхнуть внутри меня. Я потерял ее. Сомнений больше не осталось.

Благотворительный бал превратился для меня в непростое испытание. Рита держалась на расстоянии. Нет, не так. Она сохраняла между нами пропасть. Ни взгляда, ни жеста в мою сторону, ни улыбки. Последним моя девочка щедро одаривала других. Но стоило только им отвернуться, как ее лицо тут же меркло, превращаясь в застывшую маску. Она никогда не была такой. Я смотрел на нее и видел не живого человека, а лишь оболочку, пустую и холодную.

Возле Риты все время крутился сын Громова. Она подарила ему пару танцев. Он что-то рассказывал ей. Она отвечала, иногда улыбаясь. Лера часто отлучалась. Скорее всего, была занята предстоящим показом. А когда возвращалась, они о чем-то спорили. Моя девочка была чем-то недовольна. Что же могло так ее расстроить?

Когда я поднялся на сцену, зал смолк, приготовившись слушать. Первый вариант речи был смят мною и выброшен в урну, как только стало известно о присутствии на приеме Риты. Второй я готовил долго. Несколько раз рвал и начинал сначала. Надеюсь, она поймет.

— Добрый вечер, дамы и господа! — поприветствовал я гостей. — Благодарю вас за то, что вы пришли сегодня на наш ежегодный бал. Я не понаслышке знаю, что такое быть ограниченным в своих возможностях. В такой момент начинаешь понимать, что ни твои деньги, ни дорогие машины, ни недвижимость не могут тебе помочь, потому что есть вещи, которые невозможно купить за деньги. Это наше здоровье. Когда мы не испытываем с ним проблем, то нам кажется, что ни одна беда никогда нас не коснется. И то, что происходит с другими — это с другими. А потом ты вдруг открываешь глаза в больничной палате. Что ты испытываешь в этот момент? Шок. Удивление. Растерянность. Отчаяние. Первое, что приходит тебе в голову, — жизнь закончилась. Не стану скрывать. Меня посещали мысли о самоубийстве.

По залу прошел рокот голосов.

— Но я отбросил их довольно быстро. А знаете, почему? Да, научиться жить в инвалидном кресле сложно, но можно. Миллионы людей так живут. Но у этих миллионов нет того, что есть у меня. У большинства из них нет возможности купить даже инвалидное кресло или перестроить собственное жилье под новые потребности. Не говоря уже про необходимые лекарства и процедуры. Пока мы сами с этим не сталкиваемся, нам кажется, что таких людей немного. Но это не так. И все они живут рядом с нами. Вы редко можете их увидеть, потому что им сложно выбраться из дома, так как подъезды не оборудованы пандусами или элементарно лифтами. Они не могут сходить в магазин, потому что там та же самая проблема. Наши города не приспособлены для людей с ограниченными возможностями. Потому что все стараются не замечать этой проблемы. Ведь приятнее смотреть на красивые газоны, витрины, красивых девушек, а не на инвалида в кресле. Взгляните на экран. Эту милую девушку зовут Ирина. Ей двадцать шесть лет. Она рисует замечательные картины и мечт ает танцевать, как раньше. Два года назад она неудачно поскользнулась на ступенях магазина. Ирина может встать, но за триста двадцать тысяч рублей. Это только операция. Без реабилитации. Далее. Антону двенадцать. Ему бы сейчас носится по двору, но нет, мальчик прикован к постели. Гулял на стройке и упал со второго этажа. Поднять на ноги его могут врачи в Германии. Цена вопроса — девятьсот восемьдесят тысяч рублей. Я могу продолжать этот список до бесконечности. Вы все можете ознакомиться с ним на сайте фонда. Но простого сочувствия для этих людей недостаточно. В наших силах изменить их жизнь, дать надежду и подарить мечту. Мы вполне можем обойтись без очередной дорогой машины, десятого по счету бриллиантового колье или яхты. А этим людям всего лишь нужны их ноги. Здоровые и способные ходить.

Я замолчал, собираясь с силами.

— Когда со мной произошла эта трагедия, я не остался один. Меня поддержали друзья. И за это я им бесконечно благодарен. К сожалению, когда нас накрывает отчаяние и свет в конце туннеля гаснет, нам кажется, что жизнь закончилась. И мы не хотим тянуть за собой в эту беспросветную мглу близких людей. Потому что нет ничего хуже и унизительнее, чем стать для них обузой. И мы отталкиваем их, выбрасываем из своей, уже никчемной жизни, в надежде спасти и подарить новое, другое счастье. Сегодня я хочу попросить прощение у тех, чью помощь и чьи чувства я отказался принять, когда больше всего в этом нуждался.

Я не смог отыскать в зале глаза Риты. Она оставалась где-то там, за ярким светом софитов.

— Когда меня самого мучила боль, я делал больно тем, кто был мне очень дорог. И не понимал, какую совершаю ошибку. Надеюсь, что эти люди найдут в себе силы понять меня и простить.

Я сделал паузу.

— Собственно, это все, что я хотел сегодня сказать. Спасибо за внимание и желаю вам приятного вечера.

Я спускался со сцены под шквал аплодисментов, который вскоре заглушила музыка.

— Игорь, очень впечатляюще, — похвалил меня Смолянский, когда я вернулся на свое место за столом. — Хорошая речь. Но о ком ты говорил в конце?

— Неважно, — через силу улыбнулся я. — Уже неважно.

До самого аукциона мне так и не удалось отыскать глазами Риту. Она словно сквозь землю провалилась. Неужели, ушла? Впрочем, нет. В списках участниц изменений не было.

Первые четыре девушки были мне либо вовсе незнакомы, либо я видел их лица мельком на подобных мероприятиях. Каждая из них, стоя на сцене, красовалась, как могла, желая продать собственное время на ближайший вечер подороже. Но все они меня не интересовали. Я ждал выхода своей девочки. Мне все еще сложно было заставить себя думать о ней иначе.

— Маргарита Воронцова, — объявил ведущий следующий, последний, лот.

Рита поднималась на сцену, будто на казнь. Бледная, от чего малиновая помада на ее губах казалась еще ярче. В глазах испуг и растерянность. Захотелось обнять ее и защитить от всех этих жадных взглядов, что рвали мою девочку на куски. Она с трудом выдавила из себя улыбку, напоминающую судорогу. Платье делало ее похожей на снежную королеву. Гордую, хрупкую, ледяную. Обнаженные плечи так и просили скользнуть по ним ладонями, едва касаясь и отдавая свое тепло. Господи, о чем я думаю?!

Стартовую цену обозначили в пять тысяч. Она за несколько минут взлетела до двадцати.

— Двадцать тысяч рублей раз… Двадцать тысяч рублей два…

— Двадцать две тысячи, — раздался голос из зала. На лице Риты вспыхнуло недоумение. Она отыскала глазами Леру, но та лишь удивленно пожала плечами.

— Двадцать две тысячи рублей раз… Двадцать две тысячи рублей два… Кто даст двадцать четыре тысячи рублей? Ну же, господа. Вы только взгляните на эту девушку. Умная, красивая, спортсменка, комсомолка. Настоящий бриллиант.

По залу прошелся веселый смешок. Но цену так никто больше и не поднял.

— Итак, ужин с Маргаритой Воронцовой продан джентльмену за пятым столиком за двадцать две тысячи рублей. Наслаждайтесь!

Рита направилась к лестнице. «Покупатель» предложил ей руку. Она приняла ее неохотно. Они обменялись несколькими короткими фразами, а после затерялись среди танцующих пар. Я допил свое шампанское и поднялся из-за стола. Сегодня меня здесь больше ничего не держало.