Джудит Гулд - Рапсодия

— Ка… какого черта…

Гость вынул из кармана пальто моток пленки, оторвал кусок и бесцеремонно наложил ему на рот, сильно надавив на губы. Миша попытался поднять руки, но они тут же бессильно опустились. В его широко раскрытых глазах появился настоящий ужас.

С губ его свисал остаток пленки. Молодой человек оторвал его. Потом отмотал еще кусок, намного длиннее, и обернул вокруг Мишиной головы, наложив новый слой на рот. Потом неторопливо опустился на колени, обернул пленкой Мишины ноги, примотав их к ножкам кресла. Встал, полюбовался своей работой.

— Ах, Миша, никогда ты не выглядел лучше, чем сейчас! — пропел он. — Никогда. — Он вытер пот со лба. — А теперь слушай меня внимательно. — Он остановился. Прошел в гостиную, налил себе еще виски с водой, вернулся со стаканом в руке. Сделал глоток. — Ну, как тебе? Я спрашиваю: как тебе нравится твое состояние? — Он резко хохотнул. — Впервые в жизни ты не можешь ответить. Теперь тебе придется слушать меня. Сейчас я твой хозяин. Теперь-то ты понимаешь, что я чувствовал все эти годы, когда приходилось выполнять то, что ты мне приказывал, ходить за тобой по пятам, являться по первому зову, носить за тобой фалды фрака. И все потому, что сам я не смог пробиться! — Он снова остановился. Сделал еще глоток, не спуская глаз с Миши. — У меня нет ни твоего таланта, ни твоей внешности. А это большая часть твоего успеха, ты и сам знаешь. Вот и приходилось таскаться у тебя в хвосте, довольствоваться лишь жалкой долей твоих огромных прибылей. И вот теперь у меня появляется возможность огрести по-настоящему большой куш… И что же? Ты не хочешь. Это, видите ли, против твоих хреновых принципов.

Он вынул из кармана молоток. Начал вертеть его в руке, привыкая к его тяжести. Миша следил за движениями молотка, охваченный ужасом. Он сразу понял, для чего предназначен молоток. По лицу его катились крупные капли пота, стекали в глаза, затуманивали зрение. И не вытереть никак. В который раз он попытался закричать, однако из горла вырывалось лишь глухое мычание. Попытался поднять ногу и не смог. Что же делать?.. Сердце бешено колотилось в груди невзирая на действие наркотика. И в то же время он чувствовал, что может в любую минуту отключиться и заснуть. Только не это! Только не спать!

— И вот теперь из-за тебя я вынужден отказываться от лакомого куска, даже не облагаемого налогами. Из-за твоего упрямства они могут захватить твою жену, или ребенка, или твою шлюху. Но знаешь что? Мне на это плевать. И на них мне тоже плевать. Мне нужен ты.

Он обвиняюще ткнул в Мишу пальцем с полубезумной улыбкой на лице. Неожиданно повернулся, схватил тяжелый стол, протащил по полу. То, что надо. Рванул Мишины руки за наручники, с силой хлопнул их о стол, придерживая свободной рукой. Другая рука продолжала вертеть молоток.

Миша чувствовал, что грудь сейчас разорвется от бешеных усилий закричать. Соленые слезы застилали глаза. Он абсолютно беззащитен. Бессилен себя защитить. «Господи, помоги, Господи, помоги чем-нибудь!..»

Тот, безумный, снова стал вертеть молотком в воздухе, все выше и выше, описывая широкие круги. В конце концов, ухватив покрепче рукоятку, с силой начал опускать молоток вниз.

На какую-то долю секунды Мише показалось, будто он увидел призрак. Может быть, он уже мертв? Убит? Иначе никак не объяснить то, что ему сейчас померещилось.

В следующий момент он ощутил дикую, невероятную боль, такую, о существовании которой даже не подозревал. Сначала в руке, потом во всем теле. Голова откинулась назад. Прежде чем он провалился в черноту, перед глазами снова возникло видение — Вера, с самурайским мечом, купленным для Ники, склонилась над залитым кровью телом Манни.

Вера наблюдала за тем, как Миша дрожащими пальцами осторожно дотронулся до мезузы, висевшей над дверью, потом благоговейно коснулся ее губами. Глаза ее наполнились непрошеными слезами. Раньше она никогда этого не видела, и ее всегда удивляло, что он так настаивал, чтобы этот дешевый талисман оставался висеть над дверью, куда он его повесил в тот день, когда они переехали в эту квартиру.

Он обернулся к ней с улыбкой на губах, однако в глазах его тоже стояли слезы. Вера протянула руку, вытерла их. Поцеловала его в щеку. Отперла дверь, и они вместе, обнявшись, вошли в квартиру. Войдя в прихожую, он резко остановился. На лице его появилось настороженное выражение.

— Что такое? — спросила Вера.

— А где Ники? Почему я не слышу «мам», «пап», «мам», «пап»?

Оба рассмеялись.

— Я разве тебе не сказала? Он у твоих родителей. Ночь проведет там.

— Может, и говорила, но я забыл.

— Это и понятно.

Она сняла пальто, помогла ему, повесила одежду в шкаф.

— Выпьем чего-нибудь? Может быть, бренди? Там, на кухне, стоит какая-то интересная бутылка. Твой новый менеджер прислал специально по этому случаю. Должно быть, что-то особенное.

— Здорово. Пойду принесу.

— Нет-нет, сиди. Ты сегодня уже перенапрягся. Я сама.

Она направилась на кухню. Миша прошел через просторную гостиную. В камине горел огонь, освещая колеблющимся светом те драгоценные вещи, которые они собирали в течение нескольких лет. Они придают комнате уютный, теплый и жилой вид, несмотря на размеры, высоченные потолки и грандиозную мебель.

Он подложил еще одно полено в огонь. Скинул туфли и вытянулся на диване перед камином. Смотрел на пляшущие языки пламени, перебирая в памяти события этого дня. Как все странно… просто удивительно!

Корал Рэндолф собрала всех друзей Сирины в своей роскошной квартире в Верхнем Ист-Сайде. Устроила прием с коктейлями в память о Сирине. Получив приглашение, Миша вначале подумал, что Вера откажется идти или вообще выбросит его в мусорную корзину. Как же все-таки плохо он еще знает свою жену! В который уже раз она удивила его.

— Мы должны пойти. Оба.

— Но, Вера… как…

— Миша, это самое меньшее, что мы можем сделать. Как бы там ни было, вы с ней какое-то время любили друг друга. А я люблю тебя. Мы обязаны почтить ее память. Я на этом настаиваю.

На самом деле Веру эта перспектива вовсе не радовала, однако она считала, что Миша обязан почтить память Сирины. Это поможет ему в конце концов пережить трагическую потерю.

Он подчинился ей и теперь понимал, что правильно поступил. Железная Корал Рэндолф в этот день проявила неожиданную любезность, даже теплоту. Во время недолгой церемонии в гостиной она не скрываясь плакала. Она действительно любила Сирину, понял Миша. Оказывается, и ей не чужды человеческие чувства.

Говорил один только Джейсон. Его шрамы и ссадины еще не совсем зажили. Он произнес волнующую речь, полную искренней любви к своей наставнице. Эта траурная церемония дала Мише ощущение некой завершенности, логического конца, после того как ужас внезапного нападения Манни довершился известием об ужасной гибели Сирины.