Милана Смоленская - Разум или чувства. Sense or Sensibility

Милана рассмеялась и покачала головой.

– Ты не поняла. Не о подарках речь – об эмоциях. Мне с ним странно пусто.

Мартина взяла долгую паузу. Милане принесли её салат, и она, пользуясь временной передышкой, увлеклась едой.

– Ты ещё слишком молода, чтобы понять ответ, – подумав, заявила Мартина.

Милана фыркнула.

– Да ладно? Мне уже 18, может, всё-таки скажешь?

– Он может подарить тебе свободу быть собой, – неспешно сказала Мартина. – Путешествовать, заниматься любимым делом, не тревожиться ни о чём…

– Эту свободу мне уже подарили, – улыбнулась Милана и, в ответ на удивлённый взгляд подруги, пояснила. – Мой дед. А то, о чём ты говоришь… Прости, но привилегия безмятежной ограниченности – не для меня.

Мартина, казалось, ничуть не обиделась. Наоборот, посмотрела на Милану с сочувствием и неожиданно сменила тему.

– В Англию возвращаешься, да? – спросила она.

– Да. Буду там учиться, – кивнула Милана, обрадованная тем, что разговор перешёл в более приятное русло.

– А что потом будешь делать, когда окончишь университет?

Зря заказала салат. Авокадо не виноват в том, что моя подруга решила добить меня вопросами, на которые я пока ещё даже не думала искать ответ. Что я буду делать потом?! Слишком сложно. Совсем недавно с таким трудом определилась, что я буду делать сейчас, после лицея. А будущее, о котором говорит Мартина, оно пока что такое радужно далёкое…

– Потом? – переспросила Милана, желая заполнить затянувшуюся паузу своим голосом.

Мартина кивнула.

В этот момент в памяти отчетливо прозвучали слова Дэни. «Возвращайся в Moscow. Насовсем». Милана улыбнулась.

– Потом я вернусь в Москву и займусь семейным бизнесом, – твёрдо сказала она.

Почему-то её ответ не понравился Мартине. Она взглянула на неё и, никак не прокомментировав планы Миланы, довольно агрессивно приступила к своему стейку.

– Что? – Милана не выдержала такого молчаливого давления.

– Ничего, – Мартина пожала плечами, всё ещё не глядя на неё.

Вероятно, буду жалеть об этом, но пусть лучше она выговорится. В моих мыслях сейчас такое наслоение чувств и воспоминаний, что это даже хорошо: все слова доходят медленно и ничуть не задевают эмоции. Что бы ни сказала Мартина, я выслушаю это спокойно.

– Скажи, мне же интересно твоё мнение! – попросила Милана.

– Знаешь, – Мартина наконец-то посмотрела на неё, и в её взгляде вместо прежнего убеждающего напора была какая-то задумчивая мечтательность, удивившая Милану.

– Я хотела, чтобы мы с тобой были, как сёстры. Хотела жить по соседству, хотела, чтобы наши дети дружили… Чтобы мы все были одной семьёй. Хотела, чтобы ты была любима и счастлива. Да, я хотела для тебя другой судьбы…

За их столиком повисла тишина. Такая плотная и такая абсолютная, что Милана не слышала ни приятную музыку, звучавшую в зале, ни весёлый звон посуды и столовых приборов, ни даже собственные мысли.

– Чётко, красиво, – подумав, сказала она. – Но ты совершенно забыла спросить, чего я хочу от своей жизни.

– Да ты ещё сама это не поняла, – Мартина вновь выглядела раздражённой и перешла в наступление. – Поверить не могу, что ты не воспринимаешь это всерьёз. Это и есть история твоей любви. Тебе просто вдруг повезло на хорошие взрослые отношения, а ты начала строить из себя малолетку.

Милана решила отвечать только на те реплики, которые меньше всего её цепляли.

– Ошибаешься. Я всё воспринимаю всерьёз, – сказала она, стараясь избавиться от гулкого звона, стоящего в голове.

– И потому ведёшь себя, как последняя дура? То прилетаешь, то улетаешь, то идёшь на контакт, то убегаешь от серьёзных разговоров. Только от чувств не сбежать, Милана. Они всегда будут в сердце, а не в оставленной стране.

Это ты мне говоришь? Словно я не знаю, что такое терять любимых?! Словно в моём сердце уже тринадцать лет не живёт любовь к тем, кого нет на земле?! Словно меня сейчас не мучают те незаконченные отношения, которые я бросила из страха, когда впервые улетела от своих проблем, когда сбежала из Англии?!

– А ведь это ты научила меня улетать от нерешённых проблем! Помнишь, Италия? Разбитая ваза?

Милана с удивлением услышала, как собственный голос дрогнул.

Надо взять себя в руки, немедленно. Слёзы портят макияж, аппетит и настроение.

Мартина, казалось, не ожидала такого выпада.

– Жаль, что из всех моих уроков ты усвоила только это, – помедлив, сказала она.

– Не только, – Милана отрицательно покачала головой и улыбнулась. – Ещё «пробуй – потом решай». Отличный совет, принёс мне много проблем.

– Всё? – Мартина вскинула брови. – Больше я тебе ничего не испортила?

Как же не хотелось с ней ссориться, но… Пришла пора правды.

– Испортила. Открытие «Atlantis». Если бы ты и вправду желала мне счастья, ты бы меня предупредила о Габриэль, – Милана ощутила, как накопившиеся невысказанное рвалось наружу и наступила себе на ногу, чтобы замолчать.

Мартина посмотрела на неё с сочувствием.

– Извини, – вдруг сказала она. – Я не хотела тогда сделать тебе больно. Думала, так будет лучше.

– Могла бы меня спросить, – Милана посмотрела в свою тарелку, чувствуя, что аппетит к авокадо давно пропал. Её мучил иной голод: в душе возникла всепоглощающая пустота, жадно вобравшая в себя все позитивные моменты последних дней. Милане стало холодно.

– Я знала, что это временно. Послушай, он тебя любит. Даже Фарид это заметил…

Слова Мартины скользили мимо ушей.

– Мы с ним были, есть и будем слишком разные, – тихо сказала Милана. – Он не впустил меня в свой мир, когда я хотела войти, а теперь мне уже всё равно. Я изменилась, я хочу других отношений.

Услышь меня и перестань колоть своими безупречными логическими доводами. Ты делаешь мне больно, напоминая о тех, о ком я сейчас не готова была думать.

– Когда возможности опережают желания, вечно хочется чего-то недостающего, и тем, что имеешь, пренебрегаешь, – задумчиво изрекла Мартина.

– Что? – Милана удивлённо посмотрела на подругу.

– Просто никак не могу понять, в чём дело. У вас с ним всё было так хорошо, вы даже жили вместе!

По сути, не понимает.

– Он никогда не был откровенен со мной, а секс – не показатель близости.

Их взгляды встретились. Тёплые зелёные глаза Мартины смотрели на неё с новой эмоцией, ранее незнакомой Милане.

– Да ты извращенка похуже моей матери, – внезапно подытожила Стивенс.

Какая чудесная порция искренности. За что мне это, интересно?

– У тебя чудесная мать, сочту это за комплимент, – Милана отодвинула свою тарелку. – Я понимаю, что ты желаешь мне добра, но не порти мне настроение, пожалуйста.

Но Мартина проигнорировала её просьбу.

– Тебе просто ничего не надо от отношений. Ты не хочешь семью, ты не готова любить, и в деньгах ты не нуждаешься.

– И в этом моя проблема, да, – Милана кивнула. – У меня есть всё, чего я хочу. А то, от чего я отказываюсь, мне попросту не нужно.

Пойми, что мне так хорошо, и не смей судить о том, чего не знаешь. Я хочу семью. Очень. Уже много-много-много лет!

– Когда-нибудь ты устанешь от всего этого и вспомнишь мои слова, – устало вздохнула Мартина. – Тебе встретилось такое, что ты потом будешь искать всю свою жизнь. Я пробовала тебе помочь, а теперь не могу тебе больше мешать.

– Спасибо. Могла бы не стараться. Всё это – моя проблема. Тебе какое дело до моих непоняток?

– Просто я счастлива и желаю тебе того же. Настоящим счастьем хочется делиться, и я не могу смотреть, как дорогой мне человек совершает самую большую ошибку в своей жизни.

– Так отвернись и не мучайся.

– Окей, – сказала Мартина без тени обиды в голосе, но и без привычной улыбки. – Всё для тебя, милая. Всё, как ты хочешь. Только потом не жалей.

– Окей, – упрямо улыбнулась Милана…

…Уметь не сказать во время ссоры то, о чём потом будешь жалеть, – настоящее искусство, которым мало кто владеет. Ужасно больно терять любимых вот так. Мы вдруг стали совершенно чужими друг другу. Раз и навсегда…

Милана села в Bentley и некоторое время не решалась жать на газ, пытаясь успокоить свои нервные мысли. Затем медленно отъехала от ресторана, включив музыку на полную громкость. Окна открывать не хотелось: солнце, тепло, лето – всё казалось ей чужеродным и злым. Хотелось спать, хотелось плакать, хотелось спрятаться от безразлично жестокого мира правды, так не вовремя открывшегося ей.

Восемнадцать, awesome. Новые потери, новые шрамы. Чтобы не расслаблялась, видимо.

Себя не надо укорять – себя надо любить. И говорить молодец, срань такая, ещё круче себе сделала!