Елена Гайворонская - Тет-а-тет

Матери Максима Рита не нравилась. Она называла ее шлюшкой и ворчала, что ни одна приличная девушка не станет жить с парнем до свадьбы. Но когда сын сообщил, что жениться пока не собирается, смирилась. Против природы не попрешь. Здоровому парню секс необходим. Лучше так, чем в подворотнях. Отец же, обозрев Ритины пропорции, украдкой оттопырил большой палец и сказал, что у Максима хороший вкус.

Так пролетел год. Летом Рита пригласила Максима во Францию. Оказалось, что у нее есть родня в Париже. Максим согласился. К тому времени он уже неплохо зарабатывал и мог себе позволить романтическое путешествие на двоих. Франция поразила его воображение, Париж очаровал. Рита отлично водила машину. Они взяли в прокате небольшой «пежо» и исколесили полстраны. Купались в лазурных водах, занимались любовью под шорох волн. Проезжали по городам и весям незнакомой стильной страны, делали новенькой «мыльницей» фото на память. Максим невольно вспомнил Евгению. Вот бы ей все это увидеть, что бы она сказала… Сколько времени прошло… Какой она стала?.. Выросла?.. Изменилась?.. Наверняка похорошела… Наверное, у нее уже есть поклонник… На Новый год он отправил немке открытку, в которой передавал привет Евгении, но ответа не получил…

Ночью, в номере небольшой уютной гостиницы, где в распахнутом окне под шум прибоя полоскался белый парус занавески, на скомканных после страстных баталий простынях Рита ласково провела коготками по груди Макса и проворковала:

– По-моему, мы идеальная пара…

– Точно, – умиротворенно согласился Макс и смежил веки, чтобы провалиться в сладкий сон.

– Почему бы нам не пожениться? – предложила она. – Мы могли бы вместе переехать в Париж навсегда.

Сон как рукой сняло.

– Да, конечно, почему бы нет? – промямлил Макс. – Надо подумать… Давай поговорим об этом завтра, о'кей?

– Хорошо, – холодно отозвалась Рита и отвернулась к стене.

А Макс долго не мог уснуть. Лежал с открытыми глазами и думал: возможно, Париж стоит мессы, но как быть с утраченной свободой?

Когда Максим вернулся, ему сообщили о болезни тетки.

– Что с ней? – всполошился он.

– В больницу попала с давлением, но вроде обошлось – уже выписали. Съездил бы к ней, что ли? – сказала мать. – Все-таки не чужая. Может, надо в аптеку сбегать, воды подать. А то от папаши твоего толку никакого. А меня с работы не отпустят.

– Конечно, съезжу, о чем речь? – с готовностью отозвался Максим. – Только возьму книги, заодно летнее задание там сделаю.

– Уж сделай, – ехидно подколола его мать, – а то больше негде.

Максим пропустил ее колкость мимо ушей. Он понимал, что мать не может привыкнуть к тому, что ее мальчик вырос и живет теперь своей жизнью, совершенно не похожей на жизнь родителей и на их представления о правильности и разумности бытия. Вот и духи, которые Максим привез из Франции, бережно убрала в сервант. Макс недоумевал: вещью надо пользоваться, а не выставлять ее напоказ. К чему эти немецкие сервизы за стеклом, если из них никто не ест, эти ковры на стенах, если им место на полу. На стены надо вешать картины! Мама начинала спорить, горячиться, рассуждать о рачительности и бережливости, о великих трудах, с которыми все наживалось. Максим не соглашался. Он считал, что приобретения должны служить хозяевам, доставлять им удовольствие, иначе они не имеют смысла. Уже после он понял, что удовольствие все получают от разного, он – от использования, родители – от обладания, и перестал вступать в дебаты.

Перед поездкой решил навести порядок на письменном столе, заваленном лохматыми бумагами без срока давности, старыми журналами, газетными статьями и прочей дребеденью. В кучку мусора полетели пожелтевшие листки, школьные тетрадки, прошлогодние шпаргалки, использованные блокноты и черновики – удивительно, сколько хлама производит человек за довольно короткий отрезок времени! Обрывки записей, устаревшие брошюры, конверт с московским штемпелем, подписанный острым полудетским почерком…

Рука замерла в воздухе, мелко заплясала, запрыгали перед глазами буквы, выведенные синими чернилами шариковой ручки. Конверт не был вскрыт. Максим попытался аккуратно его расклеить, но бумага не послушалась его. Ножниц рядом не оказалось, он неровно разорвал верх, вытащил листок в линейку из школьной тетрадки.

«Привет, Макс! Спасибо за новогоднее поздравление. Мама просила ответить. Она передает привет. У нас все о'кей, как у тебя? Учиться трудно? На фотке ты классно получился, старше, чем на самом деле. При встрече отдам. Будешь в Москве – заходи. Пока. Евгения».

– Мама! – не своим голосом заорал Максим. – Ма-ам! Когда пришло это письмо?

– О господи! – прибежала с кухни мать, приложила ладонь к груди. – Ты чего орешь как ненормальный? Думала, что случилось… Письмо, какое письмо?.. Ах, это… Да, кажется, еще зимой… Я тебе на стол его положила… Дома чаще надо бывать…

– Ты бы хоть сказала, – тихо укорил Максим.

– Ну, забыла, извини, – объяснила мать. – Там что-то срочное было? От кого? Мне показалось, от девочки какой-то… Одноклассница, что ли? Ты ж теперь с этой своей Ритой…

– Ладно, проехали, – отмахнулся Максим, – позвони тете Тоне, предупреди, что поеду на «Стреле», утром буду.

Рита наблюдала за сборами с показным безразличием, потягивая привезенное бордо из хрустального бокала.

– Это что, бегство? – не выдержав, съязвила она.

– Прекрати, – поморщился Максим, – какое еще бегство? Тетка старая заболела, вернусь – все обсудим.

Рита молча забрала бокал и початую бутылку и, гордо выпрямившись, удалилась на кухню. Зафыркала кофеварка.

– Ну что ты примчался, Максюша, у меня ж все хорошо. Вот, дура старая, вас всех напугала, – причитала тетя Тоня. – Я ж и пирожков испечь не успела, ты уж прости…

– Теть Тонь, ну какие пирожки? – укорил тетку Максим. – Ты давай лежи… Как ты себя чувствуешь?

– На том свете належусь, – упрямилась тетка. – В больнице все бока отлежала. Чувствую себя нормально. Вот таблетки от давления пью.

– А я тебе из Франции подарок привез. Гляди. – Макс развернул длинный шелковый халат цвета ясного неба, вышитый по подолу и рукавам мелким узором.

– Ой, ми-илый, – всплеснула руками тетка и, всхлипнув, расцеловала Максима в обе щеки, – красота-то какая… Батюшки, я даже не думала, что такую красоту простые смертные могут носить… Максюша, я тебя прошу, когда помру, ты меня в эту красоту одень…

– Тьфу! – отстранился от нее Максим. – Типун те на язык, теть Тонь! Чё несешь-то? Я те помру! Еще на моей свадьбе спляшешь! А халат чтобы носила. Потом новый привезу.