Маргарет Роум - Девушка у Орлиного перевала

Она была уверена, что правильно оценила ситуацию на сегодняшний день. Поведение Лиана днем, когда он показывал ей окрестности, приняло определенное направление: именно то, на которое она рассчитывала. Развлекая ее забавными рассказами о своих арендаторах, он не отрывал глаз от ее лица. Несмотря на то, что его лестное внимание явно было искусственным, она не в силах была подавить веселье, вызванное его умышленным преувеличением забавных ситуаций, которые возникали с иностранцами, сталкивающимися с логикой местных жителей. Даже сейчас, вспоминая один пересказанный им случай, она одерживалась, чтобы не рассмеяться. С недоверием выслушала она рассказанный с бесстрастным лицом случай с американским туристом, который, проезжая в автомобиле и наслаждаясь мирными деревенскими пейзажами, вдруг обнаружил, что его путь перекрыт шлагбаумом, закрывающим только одну сторону дороги. Он подождал в нерешительности, пока вторая половина шлагбаума не встанет на место, показывая прибытие поезда, или же другая половина вернется на место, разрешая следовать дальше. Но не случилось ни того, ни другого. Наконец, устав ждать, он нажал на сигнал автомобиля и держал его до тех пор, пока из будки не появился Педди Мерфи.

— Скажи, парень, — прокричал он Педди, когда тот появился перед ним, отчего задержка? Педди почесал затылок:

— Задержка? Какая задержка? Американца чуть не хватил удар:

— Шлагбаум, мужик, шлагбаум! — закричал, он, энергично кивая в сторону раздражающего препятствия. — Почему он открыт только наполовину?

Медленно соображая, Педди наконец-то понял, в чем дело.

— А-а-а… — его взгляд полон был презрения к невежественному американцу. — Это затем, чтоб показать, что я уже наполовину ютов пропустить поезд!..

Джорджина почувствовала себя глупо, когда громкий дядин смех вернул ее к действительности.

— Чему ты так улыбаешься, детка? — спросил дядя, а его расплывшаяся улыбка показывала меру его удовольствия.

Девушка мгновенно покраснела и взглянула в сторону сидящего во главе стола Лиана, но тут же отвела взгляд, увидев в его глазах улыбку. Какой же дурой она выглядит, взволнованной дурой, легко поддающейся на медоточивые речи! Мысленно она стала искать себе опору, и обретя ее в чувстве гнева, поддерживающего ее в минуты слабости, Джорджина смогла улыбнуться обоим мужчинам.

— Я вспоминаю прекрасно проведенный день, — легко солгала она.

Она постаралась не заметить быстрый торжествующий взгляд Майкла, брошенный через стол Лиану, который, она чувствовала, ответил ему тем же. Неожиданно наступившая смертельная усталость охватила ее. Очевидно, это отразилось на ее побелевшем лице, потому что Лиан вскочил со своего места и склонился над ней.

— Тебе нехорошо, Джина? — быстро спросил он. Внимательные голубые глаза изучали ее изнуренное лицо. Выражение тревоги казалось искренним, но она была слишком подавлена, чтобы заметить это. Ей требовались сон и уединение, и она едва смогла прошептать:

— Я думаю, вы извините меня, день был такой длинный; я хотела бы подняться наверх. Лиан почувствовал свою вину. — Конечно, ты должна отдохнуть. Я обязан был вспомнить раньше, что ты еще нездорова. А я, эгоист, забыл обо всем и радовался твоей компании. Идем, — к своему ужасу она почувствовала, как его руки поднимают ее, — я отнесу тебя в твою комнату и позову Кейту помочь лечь в постель.

Не обращая внимания на протесты, он без видимых усилий перенес ее через слабо освещенный холл, вверх по лестнице, через коридор к ее комнате. Он не отпускал ее, пока не положил на кровать, и даже после этого не выпрямился, а стоял, наклонившись над ней, с непроницаемым выражением на темном лице. Он был близко, пугающе близко, и она не могла отодвинуться — его руки удерживали ее с обеих сторон. Она отвернула голову, чтобы не видеть его взгляда, который беспокоил ее даже больше, чем прикосновение. Она проклинала волну слабости, заставившую трепетать ее тело, виня в этом болезнь, от которой еще не оправилась. Она не переставала спрашивать себя, почему его серьезность приводит в замешательство, почему грозит рассыпаться на куски оборона, которую она держала против целенаправленных, настойчивых попыток обольстить ее.

Невольные слезы хлынули из глаз, вызвав у него тревожное восклицание. Когда, нежно коснувшись рукой ее лица, он повернул ее к себе, она задохнулась от горя и с ужасом почувствовала, как задрожали губы.

— Тихо, милая, — его мягкий голос старался успокоить. — Что случилось? Тебе плохо?

Джорджина не ответила, и его испуганные глаза потемнели от тревоги, он выпрямился и направился к звонку, долго и сильно нажимал на него, — очевидно, вызывая Кейту. Когда он вернулся к кровати, она уже справилась со слабостью. Сквозь закрытые веки она не видела его, но в нависшей тишине, заполнившей комнату, ощущала его близость. Хотя он молчал, она чувствовала, как его встревоженные глаза наблюдают за ее лицом, и ей потребовалось большое усилие, чтобы остаться спокойной, и приход Кейты явился громадным облегчением. Он сказал несколько слов пожилой женщине, а затем быстро вышел из комнаты, оставив позади себя грозовую атмосферу, с которой Джорджина не в силах была справиться. Расстроенная и безутешная, она отдалась в заботливые руки Кейты и плакала до тех пор, пока не заснула.

На следующее утро у нее горели щеки и она проклинала себя, вспоминая хитроумную фразу, сказанную накануне вечером. После освежающего сна исчезла слабость, на которую она возлагала вину за нерешительность и уязвимость перед скрытой под легкой маской силой обольщения Лиана Ардулиана. Если бы нужно было какое-то предупреждение, то она могла его получить вчера, проходя по картинной галерее и рассматривая с десяток или больше фамильных портретов предшествующих вождей рода. Они выглядели как разбойники, все до одного с голубыми глазами под черными мошенническими бровями, гордым носом с расширенными ноздрями и ртом, обещающим осыпать градом поцелуев плененную красавицу или бросить оскорбление в лицо противнику. Все они были изображены облокотившимися о каминную полку, на которой глубоко высечен фамильный герб: орел с готовыми для полета распростертыми крыльями, и под ним девиз: «Мы смеем все!»

Несмотря на изысканную небрежность костюма для верховой езды, который выбрал Лиан для позирования художнику двадцатого столетия, в нем виден тот же разбойник — гордый разбойник, потомок диких предков, способных грабить по всей Ирландии вплоть до западного неприступного побережья. Так что имеющий глаз, да увидит. Мы способны на все! Основатель рода оказался способным отхватить такой приз, как Орлиный перевал. Но до какой же степени готов поддержать вековые традиции глава клана в наши дни?