Рут Харрис - Десятилетия. Богатая и красивая

Обе они понимали, что опыт Эванджелин малоприменим к ее дочери.

Тогда Барбара спросила Тоби, которая только что родила двойняшек.

– Послеродовая депрессия? Ты что, смеешься? Когда у тебя двое, на глупости нет времени.

На самом деле опасения Барбары оказались напрасными. Скорее, она чувствовала себя, как олимпиец в лучшей спортивной форме, который только что завоевал золотую медаль и теперь почивает на лаврах, по-прежнему сильный и здоровый.

Аннетт была прелестным ребенком, розовым, ласковым, улыбающимся существом. У нее были живые голубые глаза, а улыбка, казалось, не сходила с ее личика с первой же минуты, когда Барбара взяла ее на руки. Книги предупреждали, что молодой отец может проявлять ревность к ребенку, но Дик, похоже, был очарован девочкой не меньше Барбары. Он забыл даже, что хотел больше сына, впрочем, еще не было поздно родить и сына. Тем временем он снимал малышку на фото– и кинопленку и выслал своим родителям деньги на билет в Нью-Йорк, чтобы похвалиться перед ними своей дочерью.

Аннетт сделала Алекса и Сару Розеров неузнаваемыми. Они брали ее на руки, целовали, и даже мистер Розер агукал с ребенком. Впервые со дня гибели их старшего сына они дали волю чувствам, которые просто захлестнули их. Когда подошло время возвращаться домой, они не только вернули Дику деньги за билет, но и оставили Барбаре тысячу долларов «на случай затруднений».

Книги предупреждали также, что молодой отец может охладеть к своей жене в сексуальном плане. С Диком все выглядело как раз наоборот. Он казался влюбленным в Барбару сильнее прежнего, она же испытывала прямо-таки благоговение перед тем его органом, который одарил ее таким чудесным подарком, каким была Аннетт.

Они решили как можно скорее обзавестись вторым ребенком.

В 1958 году всерьез началась космическая гонка. Советы ушли далеко вперед со своими тремя спутниками и собакой Лайкой. Нарастающее противостояние вызвало рост ассигнований на космические исследования и оборону. Компания «Маклафлин» получила ряд крупных заказов от Военно-морского флота, и Дик Розер стал регулярно бывать в Пентагоне. Когда Барбара позвонила, чтобы сообщить, что она снова беременна, он как раз находился там. Дик сказал, что это прекрасно, но ему сейчас нужно вернуться к делам, а сам перекрестил пальцы и загадал на сына.

Весной 1959 года Розеры переехали в шестикомнатную квартиру сразу за Грэмерси-парком. За пятнадцать долларов управляющий дал им ключи от ворот парка. Там было как-то очень мирно и красиво. Барбара с радостью распрощалась с Вашингтон-сквер, где старики играли свои нескончаемые шахматные партии, а на скамейках вечно спали бездомные. Разница между двумя парками в точности отражала рост благосостояния семьи Розер, который происходил на фоне стремительного экономического взлета конца пятидесятых.

Барбара следовала всем врачебным рекомендациям так же строго, как и в дни своей первой беременности. Но на этот раз ее измучили приступы утренней тошноты. Впрочем, она установила, что если перед тем, как встать с постели, съесть печенье, то с тошнотой удается справиться. На седьмом месяце ее ноги покрылись толстыми багровыми венами, и прогулки по парку с Аннетт в коляске стали настоящим испытанием. Она пожаловалась врачу.

– Не беспокойтесь, – сказал он. – Для второй беременности это обычное дело.

– Но в книжках пишут, что чем меньше разница в возрасте у детей, тем лучше. Так они не испытывают детской ревности. Они относятся друг к другу как союзники, а не враги.

Доктор улыбнулся.

– С точки зрения психологии это совершенно справедливо. Но выносить второго ребенка иногда труднее физически, чем первого. Я бы не стал волноваться на этот счет. У многих женщин варикозное расширение. Этим можно только гордиться.

Теперь уже Барбара улыбнулась. Доктор слово в слово повторил то, что написано в книжках. Вот только у нее вертелся в голове вопрос: что она станет делать летом, когда будет раздеваться на пляже?

– Иногда, – заметил врач, – варикозные вены проходят сразу после родов.

Барбара вышла от врача, уверенная, что с ней именно так и случится: вены пройдут сами собой.

Когда начались схватки, Барбара сразу отправилась в клинику. На этот раз роды продолжались два с половиной дня, и 13 июля 1959 года она родила сына. К моменту рождения она измучилась и лежала без сознания. Она потеряла столько крови, что пришлось делать два переливания. С медицинской точки зрения для таких тяжелых родов причин не было.

– Иногда так бывает. Никаких видимых причин, ничего явного, – сказал ей врач в день выписки. – Не стоит волноваться.

На сей раз он похлопал ее по плечу и вышел из комнаты, пошутив, что ждет ее здесь же в это же время на следующий год. Барбара выдавила из себя жалкую улыбку.

Она так ослабла, что ее пошатывало, и Дику пришлось самому нести ребенка и свободной рукой подзывать такси, а затем помогать Барбаре сесть в машину. Малыша назвали Кристианом в честь дедушки Барбары по материнской линии.

Квартира у парка Грэмерси была вдвое больше их прежнего жилья, и у каждого ребенка была своя комната. Тем не менее, едва Барбара переступила порог дома со вторым малышом, у нее начались приступы клаустрофобии. Ей казалось, что стены надвигаются на нее, сминают ее, не дают дышать. Она выбегала к лифту, судорожно нажимала на кнопку, но, не дождавшись, пока кабина поднимется на восьмой этаж, в ужасе сбегала вниз по лестнице, пролетала через парадное на улицу, где, по крайней мере, не было этих ужасных стен. Она не могла находиться дома, но не могла и уйти от новорожденного ребенка.

У него болел животик. Ночь напролет он плакал и хныкал. Еду он срыгивал. В квартире стоял запах его отрыжки, истребить который было невозможно, как бы Барбара ни мыла, чистила и дезинфицировала. Днем, если позволяла погода, она уходила в парк, но ночью она чувствовала себя в западне. Дику еще как-то удавалось спать, несмотря на крик сына, но Барбара не могла. Она пыталась качать его, баюкала его, пела ему колыбельные. Однажды она даже прибегла к мастурбации, так как вычитала, что это было излюбленное средство неграмотных викторианских кормилиц. Ничто не помогало. Кристиан продолжал беспокойно кричать. Это передалось и Аннетт: из веселого, жизнерадостного ребенка она превратилась в хнычущее чудовище и ударялась в крик, стоило только Барбаре заняться Кристианом. Мальчик же плакал, и когда она пыталась не замечать его, и когда брала на руки. А Аннетт, которая только-только начинала ходить, при этом сидела на полу и непрестанно дергала Барбару за ноги, требуя внимания. Если она не добивалась своего немедленно, то принималась кричать.