Джордж Эмили - Неукротимая Джо

Именно это и было самым сложным. Джованна боялась, очень боялась, до одури боялась, но все-таки шла вперед. В этот момент в треск и рев пламени ворвались иные звуки. Истошный вой сирены, колокольный звон, крики женщин. Деревня проснулась и спешила на помощь. Это придало девушке сил, она уже готова была нырнуть в пылающий дом, но в этот момент стальные объятия стиснули ее, и знакомый голос прорычал над самым ухом:

— Нет, Джо, не смей! Что ты делаешь, идиотка!

Ее подхватили и понесли прочь, а она брыкалась и рыдала, вырывалась и вопила так, словно сама горела в пожаре, пожирающем Пикколиньо…

— Джо, маленькая, опомнись!

— Отпусти меня! Отпусти меня, слышишь!

— Ты же могла погибнуть в огне!

— Плевать мне на это, понимаешь, ты! Плевать! Мне надо туда вернуться! Надо!!!

Франко едва удерживал ее, прижимая к себе обеими руками.

— Нет, Джо, нет.

— Ты не понимаешь, мне надо туда, обязательно надо…

Она не могла даже пальцем пошевелить, потому что граф Аверсано сжимал ее в своих объятиях так, словно она могла превратиться в бабочку и улететь. При этом он ухитрялся гладить ее по голове и шептать на ухо очень ласковым голосом:

— Все кончено, Джо, Ты уже там не поможешь. Не дергайся, я тебя все равно не выпущу, просто послушай меня. Огонь уже укрощен, сейчас с ним справятся. Дом стоит, не обрушился, его можно починить и его починят, я лично за этиим прослежу. Если надо, мы его заново построим. Я сам лично его заново построю.

— Ты не понимаешь, это же не то… Тетя Лу…

— Я понимаю, я не придурок. Но Лукреция нe в вещах, Джо. Она — в этой роще. В этом ручье. В этих цветах. В частности, в этом колючем кустике, на котором я сейчас сижу и уговариваю тебя не кидаться в огонь. Джо, перестань вырываться, ладно? Мне очень колко… снизу.

Она не выдержала и рассмеялась. Ужасно, что поделать, но смешно же!

— Ладно, граф, ты как всегда прав. Я успокоилась.

— И говоришь стихами.

— И говорю стихами, Но мне все равно очень горько. Горит мое прошлое, и я ничем не могу помочь.

— Будущее будет гораздо лучше, вот увидишь.

Она не успела полностью осознать, что он говорит, когда раздалось вежливое покашливание. Оказывается, добровольная пожарная дружина уже закончила борьбу с огнем, и теперь закопченные, мокрые и оживленные люди подходили к Джованне и Франко. Впереди шел гигант с лицом и фигурой Аполлона. Гвидо, вдруг подумала Джованна. Его зовут Гвидо, и пятнадцать лет назад он научил меня ездить на велосипеде. Его мать держит скобяную лавку недалеко от церкви. У него пять братьев и сестер…

— Синьор Франко, на сегодня мы закончили. Огня больше нет, ну а завтра, при свете, мы осмотрим дом и узнаем, что нужно починить. Вообще-то он не очень пострадал.

— Спасибо, Гвидо. Вы отлично поработали.

— Не за что, синьор Франко.

Джованна вывернулась из рук Франко и повернулась к пожарным, прижимая стиснутые кулаки к груди.

— Я благодарю вас от всего сердца. Вы спасли дом и мою жизнь. Я навсегда у вас в долгу.

— Это наша работа, синьорина… Джованна, чтоб я провалился! Племянница синьоры Лукреции! А я смотрю, знакомые кудряшки! Вы стали настоящей красавицей, а меня, наверное, забыли?

— Нет, Гвидо. Я все помню… вспомнила. И велосипед, и тарзанку на реке, и то, как мы объелись зеленых слив…

Франко сердито прервал девушку.

— Полагаю, о радужных днях детства вы поговорите позднее. Теперь надо попытаться поспать.

— Раз огня больше нет, я вернусь в дом и…

— Синьорина Джованна, это пока опасно. Вдруг что-нибудь обрушится?

— Я только зайду и посмотрю, одним глазком, и если там все нормально…

Глухое рычание сообщило миру, что граф Аверсано сейчас взорвется от злости. Сажа покрыла его смуглое лицо затейливым камуфляжем, и Джованна совершенно некстати вообразила, как он перекидывает ее через седло и увозит в какую-нибудь пещеру, где…

— Ты никуда не пойдешь! Хватит дурака валять. Все эти люди ради тебя рисковали жизнью и вообще… проснулись посреди ночи!

Джованна опустила голову. Стыд она испытывала самый настоящий.

— Простите меня. Я еще не в себе. Все может подождать до завтра.

Постепенно все разошлись, оживленно переговариваясь по дороге, и вот уже кто-то затянул песню, ему ответили, раздался взрыв смеха… Белла Италия, никогда не победить твою веселую душу!

Франко и Джованна сидели в полном одиночестве на скамейке среди цветов и смотрели на черный силуэт Пикколиньо. Лунный свет заливал сад, было тихо, дымно и тоскливо. Наконец Франко решительно поднялся на ноги.

— Пошли. Забираю тебя к себе.

— Я не могу!

— Ага. А в лесу, в мокром халате можешь? Сказано тебе, в дом можно войти только завтра, когда рабочие и пожарные все осмотрят. Ты что, до утра будешь сидеть? Пошли.

Она встала и тут же рухнула обратно на скамейку. Франко немедленно подхватил ее на руки, что Джованна уже начала воспринимать как нечто совершенно естественное для их отношений.

— Ты дрожишь. Вообще-то тепло, но у тебя наверняка шок, так что чем скорее ты окажешься в постели, тем лучше.

— В замке?

— А где же еще? Я бедный граф, у меня только один замок.

— Я очень грязная и мокрая. Из меня получится отвратительный постоялец.

— Уж не хуже, чем в детстве. Терпели тебя тогда — переживем и сейчас.

Он ее так на руках и донес. И распахнулись высокие двери, и великолепная синьора Баллиоли, домоправительница, совершенно не изменившаяся за десять лет, заломила руки и разразилась целым водопадом причитаний, восхвалений Господа и Девы Марии, слез и поцелуев. Под ее присмотром, чтоб не сказать конвоем, Джованна была отправлена в ванную, потом облачена в нежно-розовую ночную рубашку и кремовый халат и уложена в мягчайшую постель под легкое пуховое одеяло. Заснуть сразу ей не дали, принесли горячего молока с медом и корицей, потом синьора Баллиоли самолично подоткнула одеяло, громогласно пожелала приятных снов, перекрестила Джованну и отбыла восвояси.

К своему собственному удивлению, Джованна заснула практически мгновенно и никаких снов не видела:

Утро залило постель золотом солнечных лучей, птицы щебетали на разные голоса, под рукой уютно дремал пушистый мишка Тедди, и Джованна рассмеялась, глядя в потолок. Комната была светлой и воздушной, легкие занавески чуть колыхались от ветерка.

С осторожным стуком вошла в дверь рафаэлевская мадонна в чепчике горничной, и Джованна милостиво согласилась позавтракать в постели. Горячий кофе и ароматные булочки, ветчина и масло, яйца всмятку, джем и сок расположились на серебряном подносе, а в хрустальном фужере дрожала лепестками и переливалась росой белоснежная роза.