Вивиан Коннелл - Золотой сон

– Ради бога, перестань.

– А мне кажется, что ты меня обманываешь, – она помедлила, – ага, вот и Раймонд вернулся, как он быстро. Так что, дорогой, ты бы сразу поставил бедняжку Маргарет на место.

– Поверь мне, Фелисити, она для меня ровным счетом ничего не значит!

– Именно в этом все и дело, Кельвин. Именно в этом, – Фелисити вдруг посерьезнела, – таких людей, как ты, и на пушечный выстрел нельзя подпускать к людям, которые для вас ничего не значат, – тут она улыбнулась. – Дорогой мой, да ты самый скрытный человек, из всех, кого я знаю, только меня-то ты не проведешь – ты не единственный талантливый писатель на планете – все это мы уже проходили. Иди домой, садись за работу, если хочешь, приезжай к нам пожить.

– Не могу, я с романом на карантине.

– Понятно.

Раймонд подошел к жене, Фелисити поднялась. Подождав, пока они не скрылись из виду, Кельвин вышел из отеля и пешком пошел к себе. Всю дорогу он размышлял над словами Фелисити. Поднявшись к себе в комнату, он открыл рукопись, полистал ее, и бросил на стол – совершенная пока бессмыслица выходила – просто еще один роман, чтобы заработать денег и дать ему время подумать над романом своей жизни. Он почувствовал, как сильно он устал.

С неделю Кельвин не виделся с Маргарет, но однажды утром она позвонила часов в девять. Голос ее звучал несколько натянуто.

– Простите, что беспокою вас так рано, просто сегодня я уезжаю на целый месяц. Не хотите сегодня со мной пообедать?

– Конечно, с удовольствием. Встретимся в «Крэнборне» в час. Договорились?

– Договорились.

Она повесила трубку. Кельвин склонился над пишущей машинкой и погрузился в очередную главу, наполненную тонкими поворотами в психике героев. Проработал он до половины первого на едином дыхании, и, откинувшись, понял, что сделал даже больше, чем рассчитывал. За окном светило какое-то сердитое солнце, все предвещало грозу. Он принял прохладный душ, почувствовал прилив сил и вышел на улицу. Маргарет, неестественно бледная, что подчеркивалось строгим черным платьем, уже ждала его в холле.

Она попросила коктейль с бренди, и отпив глоток, заговорила, голос ее звучал резко. «Я на месяц еду на север Англии. Один из друзей Ричарда по гарнизону сдает ему комнату, и Ричард хочет, чтобы я хотя бы на время переехала к нему.»

– Что ж, отлично.

– Да? – она произнесла это спокойным, бесстрастным голосом, – думаете, мне так хочется тащить на себе хозяйство в чужом доме, целый месяц, а Генри здесь оставить? Ричард просил оставить Генри здесь, у него на уме только танцы, вечеринки… А впрочем, что это я? – Официант склонился над столом. – Принесите чего-нибудь холодного. Честно говоря, я не голодна.

Она почти не притронулась к еде, и не проронила ни слова, пока не принесли кофе. Она как-будто взорвалась внутри: «Интересно, зачем я с вами познакомилась? Я с вами последнюю уверенность в себе потеряла. Мне неприятна сама мысль о том, что придется ехать к мужу… Может, зайдете на чашку чаю в четыре? Я вас хочу познакомить с Григ, а то я уеду… Она сегодня утром вернулась.»

– Григ? Кто это?

– Это моя сестра – я вам разве не рассказывала про нее? Она здесь учится в университете.

– Первый раз слышу.

– Странно. Она в нашей семье самая одаренная. В университете она учит языки и философию, и, пока учится, живет у меня. Она – наша гордость.

– Григ? Весьма странное имя для девушки!

– Верно. Она родилась в Шотландии на склоне горы во время бури в местечке, которое называется Григ, наши родители там случайно оказались в сторожке лесника – папа на рыбалку поехал, так вот, во время грозы в дом ударила молния и Григ родилась на целый месяц раньше срока. А роды принимала страшная старуха, единственная повитуха в тех местах, она потом говорила, что за день до этого видела кровавые пятна на луне, – Маргарет рассмеялась, – а родители ей очень гордятся. Она вам еще надоест беседами про Канта и Шопенгауэра.»

– О, господи… Маргарет снова рассмеялась.

– Вы, наверное, представили себе синий чулок – страшилище. Не волнуйтесь – ей всего восемнадцать, она совсем еще ребенок, она и в Лондоне-то всего один раз была. Кроме учебы, ее ничего не интересует. Представляете – сегодня утром приехала из Дорсета – и сразу в университет!

– Так ваша семья из Дорсета?

– Да. Наш отец работает агентом по продаже недвижимости. Там все так тихо, спокойно. Не забывайте без меня про девочку, сводите ее куда-нибудь, поработайте над ее воспитанием, а кстати, вы же ее сегодня увидите, она тоже придет к четырем. Может, я ее уговорю сыграть для вас. Она просто замечательно играет. – Она встала: «Мне пора», – и улыбнулась: «До четырех.»

Кельвин вернулся к себе, мрачно глядя на хмурое небо. Грозы он просто ненавидел – перед ними он никогда не мог побороть сонливость. Вот и сейчас, он собирался лечь спать, и не ходить на чай и выслушивать там всякие бредни от местной знаменитости абсолютно про все – от Санскрита до шелкопряда. Он засел в кресло и налег на работу – до сих пор персонажи в книге казались ему картонными раскрашенными манекенами, коряво слепленными им самим из воздуха. Он отложил рукопись и взял в руки индийскую статуэтку – ему надо было отвлечься, потом, не понимая, зачем, он достал ключ, открыл ящик, извлек прядь волос и поднес ее к глазам. В этот момент вошла миссис Гэррик.

Помолчав немного, она спросила: «Так вы нашли автора тех стихов?»

– Пока нет. Я в библиотеке поискал, – ответил Кельвин. – А впрочем, я знаю, у кого можно узнать наверняка – здесь есть один старик-букинист, его зовут Кристофер. Мне почему-то кажется важным узнать, кто это написал.

– Да, профессор Тенкири знал мистера Кристофера, – миссис Гэррик наклонилась и поставила на стол графин со свежей водой.

Она пристально посмотрела на Кельвина своими голубыми глазами и вышла из комнаты. Кельвин продолжал не отрываясь смотреть на маленького индийского бога, скорее всего Будду. Он вспомнил, как Грейс сказала, что статуэтка ей не понравилась. Он повертел ее в руках – может, Грейс инстинктивно почувствовала исходящее от бога зло? – он поставил ее на стол, потом собрал прядь волос, завернул ее в кусочек шелка и вложил его в записную книжку. Он уже понял, что от этой пряди ему теперь никогда не отделаться, только вот почему? Он снова посмотрел на уже выученные наизусть строчки, перевел взгляд на часы и решил пойти посидеть до четырех в Крэнборн Грин.

Едва он вышел на улицу, его кто-то окликнул. Кельвин с радостью остановился и даже перешел дорогу навстречу окликнувшему его человеку – тот был очень стар – под седой гривой волос Кельвин разглядел лицо гордого патриарха. Его голубые глаза сияли в темноте, как древние окна в рассветном солнце. Одет старик был в ветхое длинное пальто, и, в общем, был похож сам на себя – старого букиниста, в чей магазин только и забегали школяры да молодые поэты в поисках источника вдохновения.