Первокурсница (СИ) - Иванова Жасмин

— Зайти не хочешь? Десертом угощу. Сладким, нежным и совершенно не приторным.

Не скрою, этот вопрос меня застал врасплох, чуть на него не повелся! Тело проклятое подвело. Среагировало похотливо. Но, к счастью, хватило воли отказаться от десерта. Даже сладкого и воздушного. Сказал, что сыт, на десерт сейчас не тянет. Она улыбнулась грустно, но ладонь мою выпустила. Поблагодарила за вечер, прекрасный ужин и быстренько ускользнула за дверь.

По дороге в общагу совесть меня в клочья изгрызла. Подло со Светкой поступил, некрасиво. Использовал для своих целей и был таков. Решил, что не стоит оно того. И советов Сэмовских больше слушать не буду. Ну его со своими коварными махинациями и хитроумными рокировками! Пусть сам теперь в свои африканские игры играет!

Во время короткой встречи с Владом я, как будто глоток свежего воздуха вдыхаю в душной, насквозь прокуренной комнате. Хочется в него вцепиться, как в спасательный жилет. С трудом его отпускаю. Когда он со своей девушкой наверх уходит, оживленно о чем-то болтая, остаюсь грустить с минорно настроенным Максом. Кажется, не зажила его старая рана, хоть и времени много прошло. Колет от малейшего прикосновения. Даже если не трогать, все равно саднит болью тупой и упрямой, радоваться жизни мешает.

Жаль, конечно, но со мной парню не повезло. Неважный из меня целитель. Чужие души врачевать не умею. Кажется, только хуже все делаю, будто слоном в посудной лавке топчусь. Намереваюсь дотерпеть это неуклюжее свидание до конца, постаравшись опять его за больное место не зацепить. А затем с облегчением отправлюсь домой. Предвкушаю теплую расслабляющую ванну с аромамаслами, каждой клеточкой тела желаю в нее поскорей погрузиться. Чтобы смыть с себя это странное, неловкое послевкусие.

К моему изумлению, стоило Владу уйти, как Макса, словно подменяют. Стряхнув с себя хандру, он вдруг включает харизму и превращается в душку. С широкой улыбкой, с горящими глазами рассказывает про обычаи стран, в которых побывал. Про ЮАР больше всего вспоминает. Описывает предсвадебный рацион африканской невесты, желающей увеличить свои габариты и усилить свою привлекательность в глазах жениха. Мимолетная зависть к тем девушкам мелькает. Я бы перед свадьбой на жесткой диете сидела, пытаясь эльфийской прозрачности достичь. Упоминает невзначай, что женихи там за девушек немалый выкуп родителям платят. В голове тут же мелькает догадка, почему Сэма его родители благословили на чужестранной невесте жениться. И выучится человек, и женится бесплатно. Эконом вариант, два по цене одного.

Слушаю Макса и не верится, что мой собеседник в начале ужина и в конце — один и тот же человек. Словно в нем батарейка старая закончилась не вовремя, а запасная не сразу включилась. Но, включившись, запустила человека-праздника. Смешит меня, экспрессивно жестикулирует, очаровывает своими историями. Хочется слушать его бесконечно. Любоваться задорной улыбкой, оживленным лицом.

На выходе из ресторана предлагает прогуляться по старому городу и я соглашаюсь. Берет меня за руку, наши пальцы сплетает. От его прикосновения теплого и током пронзающего я сахарной патокой растекаюсь. Льну к нему, чтобы не упасть, и он меня крепко за плечи обнимает. Каждый раз, глядя на него, задираю голову, и снежинки метко планируют мне в глаза, заставляя жмуриться и глупо моргать.

— Не замерзла еще? — спрашивает заботливо, и я мотаю головой. Подмораживает знатно, но возвращаться домой нет желания. Хочется этот особенный вечер продлить хоть немного. Так и бредем с ним по снегу, в свете фонарей и нарядной иллюминации, за руки держимся и болтаем. Тихо вокруг, мало прохожих. Только изредка кто-то из встречных баров выходит поодиночке или группами. Мороз все крепчает и в какой-то момент понимаю, что пальтишко мое на такой дубак не рассчитано. Начинаю мелко дрожать, он это замечает и поспешно, самой короткой дорогой ведет меня к машине.

Включает обогреватель на полную мощь, сбрасывает свое пальто и накрывает им меня. Сижу, сжавшись в дрожащий комочек, и под слоями одежды оттаиваю. Вскоре, минут через десять, снимаю пальто и возвращаю ему. Он смотрит на меня алчно. Будто каждую черточку в память въедает. Мне вдруг хочется ужасно к его губам прижаться, ощутить их вкус на своих. Смаковать их медленно и неспешно.

Из-за этих внезапных желаний в голове вдруг загорается сигнал тревоги. Меня волной тревоги накрывает, освежает ушатом холодной воды. Кто ты, загадочный незнакомец? Пару часов назад хотелось бежать от тебя домой, в норку зарыться, чтобы прийти в себя от ужасной взаимной неловкости. Час назад ты мне голову вскружил своей харизмой, похлеще матерого ловеласа. А сейчас при взгляде на тебя мне крышу сносит от жгучего желания. Сколько еще ипостасей в тебе скрыто?

Бросаю взгляд на часы и спрашиваю:

— Отвезешь меня домой? Уже поздно.

Он кивает расстроенно, пристегивается, и мы трогаемся с места. Едем в тишине. Разочарованием в салоне сквозит. Стараюсь на него не смотреть, в окно вжимаюсь. Виноватой себя чувствую. Не хочу никого расстраивать, играть ни с кем не хочу. Но и с кем попало сближаться не собираюсь! Инстинкт самосохранения не дает. Одергивает, на место ставит, мозги прочищает получше самой усердной дуэньи.

Подъезжаем к дому, прямо к подъезду.

— Я тебя провожу до квартиры, — заявляет он решительно. Молча киваю.

Открываю магнитным ключом дверь в подъезд. Идти недолго — я живу на первом этаже. Но к лестнице пройти не успеваем. Он берет меня за руку и просит:

— Подожди, Мира.

Останавливаюсь и вопросительно на него смотрю. Он оглядывает стену, пальцами по рельефной штукатурке водит. Молчит, с мыслями собирается. Наконец, тихо произносит:

— Ты, как бабочка, от меня улетаешь все время. Хочу тебя рассмотреть поближе, но не успеваю. Проходит секунда — хоп, и ты закрылась. Крылышки сложила и спряталась. Со мной тебе, наверно, нелегко. Но надеюсь, ты поймешь, почему, и дашь мне время.

Собираюсь с мыслями. Даже и не знаю, что сказать. И как раз в этот момент дверь в подъезд открывается и внутрь заходит тетя Оля. От нее веет морозным воздухом, но больше попахивает фуфайкой, давно не стираной, и прокуренной. Соседка при виде меня оживляется. Приближается, размахивая руками, говорит, как хорошо сейчас на улице, красиво. Киваю вежливо, мечтая, чтобы она поскорее оставила нас одних. Макс, похоже, мечтает о том же. Он с плохо скрываемым раздражением смотрит на тетю Олю, рот плотно сжимает. Говорю ей одними губами, беззвучно:

— Я сейчас занята. Давайте потом поговорим.

Женщина кивает и, указав на Макса, спрашивает:

— Ссым хычиш ггаври?

Соглашаюсь с ней кивком головы и тетя Оля кивает мне в ответ, мол поняла. Поднимает руку и силится попрощаться. Изо рта вылетают непонятные звуки. Вдруг Макс разворачивается к тете Оле. Лицо его искажено гневом. Он всем корпусом на нее надвигается стеной угрожающей, указательный палец почти прижимает к ее лицу и рычит:

— Отвяжись от нас, бомжиха! Вон пошла! Топай прочь в свой вонючий бомжатник!

Женщина замирает от страха. Не знает, куда бежать. Наверно, ужас ей ноги скрутил. За секунду очухавшись от шока, бросаюсь к Максу, хватаю его за рукав пальто и требую, повысив нехило голос:

— Оставь ее в покое! Сейчас же!

Он переводит взгляд на меня, руку опускает, и в глазах его происходит мгновенная трансформация. Гнев из них утекает, остается только сожаление.

— Прости, — говорит, потирая лоб. — Сам не знаю, что на меня нашло. Прости!

И кидается на выход.

Подхожу к тете Оле, по плечу успокаивающе глажу, спрашиваю:

— Вы в порядке?

Та сама не своя стоит, лицо растерянное. Слезы в глазах, губы трясутся, к стене прижимается всем телом. Вдруг она пальцем тычет в сторону двери, из которой только что Макс вылетел, и произносит громко:

— Паххо! Он паххо!

Плохим его называет. И спорить с ней не собираюсь. Радуюсь, что у меня с Максом до поцелуя не дошло. Теперь уже и не дойдет, наверно. Провожаю тетю Олю до ее квартиры под ручку. Она поднимается медленно, грузно ступая. Одной рукой за перила держится, другой за меня цепляется. Прощаясь с ней, говорю: