Голос Ветра (СИ) - Анина Татьяна

Я дёрнулась возмущённо, но Илья с силой прижал меня к себе.

И тут Ветров запел совершенно другим голосом. Я не дышала и не двигалась, смотрела на его волосы и чувствовала, как сотрясается его грудь. Глубокий голос. Не бас, мне надо выучить все названия.

Заехали в наш район. Я даже не знала, где жил Ветер.

В машине было тихо.

— Почему ты на эстраду не подашься? — отмер после впечатляющего запева один из парней.

Ветер ничего не ответил. За него сказал рыжий:

— Ильюха презирает шоу-бизнес, он у нас скромняга и святой человек.

— Не шурши, — рассмеялся Ветер. — Святой нашего барака.

— Он на клиросе поёт.

Они рассмеялись, не поверили.

— Святые с милфами не бурундучатся, — послышался девичий голос с переднего сиденья.

— Это Оленька в леопардовых лосинах? — хохотали девушки рядом.

— Она, — кто-то впереди очень много знал. — Да, Ветер? Раскладываешь многочлен по вечерам с тётей Олей?

Ветер ничего не ответил, нахмурился, смотрел куда-то вверх.

— Похоже, Ильюха, ты обречён на обиженных девок вокруг себя, — заржал рыжий.

— Я не обиженная! — девчонка на переднем сиденье попыталась водителя ударить, но тот заорал на неё.

— Ща вылетишь, стерва! Я за рулём!

*****

Машина остановилась у старого парка. Он высился на холме дальнего района нашего города. Горели уличные фонари, освещая чёрные деревья, казавшиеся вырезанным трафаретом, поставленным на фиолетовый фон высокого неба.

После машины жадно глотнула свежий холодный воздух. С удовольствием выбралась из салона и размяла затёкшие руки. Илье тоже пришлось размяться после времени, проведенного в неудобной позе.

Несколько дорог вели в сторону частного сектора. Там стояли красивые дома, и заканчивался этот район бараками. Скоро их снесут. Наверно, Ветру дадут квартиру. Бараки были границей перед новыми пятиэтажками.

До коттеджного посёлка от этого парка далековато. Мама меня на машине подвозила. Поэтому у меня опять новые впечатления: я была в незнакомом месте.

Наша школа за кованым забором ночью казалась чужой. Её было видно, когда мы проходили мимо парка. Окружена стадионами, площадками и собственным садиком с кустами и клумбами.

Илья забрал у меня пачку лапши, кинул в пакет. За руку взял. Это было приятно, но разговоры в машине настроение испортили конкретно, оно упало ниже плинтуса. И, видимо, не только у меня.

Молчали.

Направились к баракам.

Говорили, что Ветров в сарае жил, ничего подобного. Просто старое общежитие. И там у него тётя Оля…

Как я относилась ко всему? Да никак!

— Иногда хочется, чтобы все умерли и было тихо, — прошептала я.

— Нельзя так говорить. Пусть треплются, — умиротворённо и тихо отозвался Ветер.

— Ты поэтому обиделся, когда я тебе про леопардовые лосины сказала? — спросила тихо, послушно шагая за ним следом.

— Я не обижался. Ольга действительно носит такие. Это моя соседка, познакомлю тебя с ней. И, конечно, что болтают, неправда. У меня мать умерла, а потом отец, мне было шестнадцать лет. Меня взяли в детский дом, из которого я сбежал сюда. Пришёл именно к Ольге с просьбой взять меня под опеку. Она вместе с соседями сходила в органы, и меня оставили в покое. Ей сейчас тридцать один год.

— Почему ты всем это не расскажешь? — возмутилась я.

Как они смели так оклеветать его? Ничего подобного, о чём болтали эти противные девки, не было. И я точно уверена, что больше половины рассказов про Илью Ветрова — грязная ложь!

— А потому что, Мышонок, некоторым правда не нужна. Правда скучная, неинтересная, в ней нет изюминки. И когда на тебя злятся, правду затопчут в любом случае.

— Почему та девчонка на тебя злая?

— Я не могу дать то, чего у меня некоторые просят. И не хочу давать. А когда девочки настроят планов, обалдеют от своих иллюзий, разочаровываются серьёзно, вплоть до лютой ненависти.

Ничего себе! Как он нас… Откуда он это знает?! Я с ним только сегодня познакомилась в пятиэтажке и то уже придумала, что мы поженимся… Оказывается, я не одна такая. А не будь Ветров со мной таким добрым? Хо! Это как бы я на него обиделась! И наверно… Я бы гадости стала говорить? Вот так живёшь и не знаешь, как поведёшь себя в критической, страшной ситуации, когда твои мечты рушатся.

— Как ты красиво говоришь, — восхищённо прошептала я. — Ты случаем на диктора не собирался пойти?

— Я много куда собирался, — усмехнулся Илья.

— А мама твоя отчего умерла?

Илья глянул на меня, опять брови нахмурив.

Я не должна была так спрашивать. Не моё дело. Может, он маму любил. Это для меня смерть родителей — неосуществимая мечта, а бывают дети, любящие своих родных. Хотя нет, папа у меня хороший, я не хочу, чтобы он умер.

— Мы в частном доме жили, — нехотя ответил Илья, и в его лице появились жёсткие черты: напряглись желваки, над переносицей образовалась морщина. — Пожар, мама сгорела, отец остался инвалидом, я в лагере был, — быстро выпалил он и замолчал. И я подумала, он заплачет. Погладила его по руке.

Что там говорят в таких случаях?

— Не надо, не рассказывай.

— А это всё. Дали комнату в этом бараке, — он указал на жёлто-бежевое здание, что почти в землю ушло, и окна первого этажа находились очень низко. — Отец протянул недолго, меня в детский дом забрали.

— У меня бабушки были, — решила сбить его переживания своими признаниями. — Умерли, а с родителями я так и не нашла общего языка. Если только с папой... И очень хочу уехать, когда восемнадцать исполнится. Школу закончу и в Москву.

— Почему именно туда?

— Там жила. Там есть знакомые девчонки. А здесь никого.

— Это правда, что ты жила в закрытой гимназии для девочек?

Он наконец-то улыбнулся, и я поняла, что он неунывающий. Бывают такие люди, которые плохое вспомнят и часами не могут в себя прийти. Бывают такие, кто злится целыми сутками, моя мама может неделями пребывать в дурном настроении. А есть люди лёгкие. Тут главное не запутаться в определениях. Ведь лёгкое поведение и лёгкий на подъём — это разные свойства характера.

Илья оказался жизнелюбом? Но точно оптимист, потому что сильно не заострял внимание на неприятностях. А как он с этой девкой, которая гадости про него рассказывала? Да никак! Игнор полный! Это показатель некой внутренней силы. В машине мне хотелось высказаться, и я бы влезла в конфликт, стала бы защищать Илью. Хорошо, что та стерва с рыжим поцапалась.

— Дана? Ты чего задумалась? — прямо на ходу, Ветер наклонился, чтобы попытаться посмотреть мне в лицо.

— Да, я училась в закрытой гимназии для девочек.

— Институт благородных девиц?

— Скорее интернат. И ничего благородного там не было. Меня оттуда не выпускали… За это я ненавижу своих родаков. Тёма… Она меня убогой называет, потому что многое упущено.

— Допустим, что? — Илья открыл деревянную дверь в подъезд.

Сразу почувствовала специфический запах. Лужа стояла прямо в подъезде, пришлось пройти по досочкам.

— Допустим, я никогда не прикасалась к мужчинам, кроме папы. Взрослых видела, а парней издалека. Так что когда я к вам пришла, обалдела, что парни кругом.

Он звонко рассмеялся, потащил меня за руку на второй этаж по скрипучей лестнице, где ступеньки дугой вниз провалились, и была на них стёрта краска. Высокий второй этаж, потолки, видимо, не меньше трёх метров. Всё такое старое! Такое необычное! Рамы, двери, как из прошлого столетия. В фильмах такие видела. Фильмы в интернате смотрели каждый день, в основном, старые. Советские и голливудские. Никаких мультфильмов.

— И как тебе парни? — смеялся Ветер.

— Правду?

— Конечно!

— Вы плохо пахнете.

Мы очутились в длинном коридоре, по которому разносился смех Ильи. Кругом стояли старые шкафы на замках, детские велосипеды. У каждой двери коврики и обувь. Странно, что дверь в подъезд не закрывалась, а вещи так спокойно лежали. Никто не воровал. Прошли общую кухню с пятью газовыми плитами и умывальниками.