Моя запретная (СИ) - Победа Виктория

Вчера Александровна извинилась, сослалась на внезапно возникнувшие семейные обстоятельства и исчезла с горизонта, а сегодня мы с отцом стоим посреди кабинета директора лицея. И если до приезда в лицей я еще сомневался в том, что вины Александровны тут нет, то завидев в кабинете директора историчку нашу пришибленную и информатика, окончательно убедился.

Александровна моя не причём.

Она тоже сторона пострадавшая. Это я понял, когда увидел ее зареванную на выходе из кабинета.

— Это же надо было, с учительницей в туалете зажиматься, с тобой мы дома поговорим, а этой вертихвостке…

— Не смей, слышишь, никогда не смей ее при мне оскорблять.

— Она вылетит отсюда как пробка из бутылки шампанского, и ее ни в одно учебное заведение приличное не возьмут даже уборщицей, — рычит отец.

— Только попробуй и ноги моей дома не будет!

— Егор!

— Она ни в чем не виновата, и ничего из того, что тебе здесь представили, не было. Это я ее обидел, и в туалет за ней пошел, потому что она из-за меня в слезах убежала. Я извиняться пошел, понимаешь, извиняться! Между нами, ничего нет, она мне просто нравится. На этом все. Если у нее будут проблемы — у тебя не будет сына.

— Егор.

— Я тебе ни разу не доставил проблем, я не дебоширил, меня не приводили посреди ночи менты, я провожу дома вечера и праздники, хорошо учусь и занимаю первые места на олимпиадах, я не позорил ни тебя, ни мать. И прошу только одного взамен — доверия, пап.

Я не дожидаюсь ответа от отца, молча выхожу и хлопаю дверью со всей дури.

Неподалеку стоят историчка, информатик и Терминатор.

Я закипаю просто. В том что Семеныч положил глаз на Александровну я даже не сомневаюсь, как и не сомневаюсь в том, что историчка его приревновала. Она давно на него смотрит как на божество какое-то. Привела бы себя в порядок, может, и заинтересовала бы. Нормальная же баба, если бы еще не одевалась как синий чулок и очки эти дебильные заменила на что-то более стильное. Молодая же, старше Александровны, но молодая. Ровесница Семеныча приблизительно.

— Волков, — останавливает меня Семеныч, когда я прохожу мимо. — Я тебя жду в кабинете через десять минут.

— Да хоть через двадцать, я уже разбежался, ага.

— Егор, — одновременно восклицают Терминатор и историчка.

— Я, Валентина Павловна, официально заявляю, что мне абсолютно насрать на вашу олимпиаду по информатике, также как и Белову сейчас внезапно станет насрать на математику. Лично я не собираюсь защищать честь учреждения, в котором среди преподавателей стукачи и змеи.

— Волков, ты оболдел? Ты, кажется, забываешься, вылетишь отсюда…

— Да я сам уйду, Валентина Пална, в ту же девятую гимназию, как думаете, какая школа в этом году займет первое место?

Разворачиваюсь и ухожу, не обращая внимания на летящие мне в спину гневные тирады. Мою Александровну никто обижать не будет.

Мне плевать, пусть выгоняют, можно подумать свет клином на этом лицее сошелся. Мне сейчас ее найти нужно.

И я нахожу Александровну в классе. Она даже не замечает моего появления, уткнувшись в ладони рыдает навзрыд. И я себя последним скотом чувствую, потому что она из-за меня плачет. Потому что я виноват в том, что с ней произошло.

— Ксюш, — я запираю дверь изнутри и подхожу к столу, и она тут же подскакивает.

Смотрит на меня своими огромными синими глазами, полными слез и отчаяния, и мотает головой.

— Ну что тебе еще от меня нужно? Зачем ты опять пришел? Тебе недостаточно того, что ты сделал?

Я ничего не говорю, просто сажусь на стул и увлекаю Александровну за собой, сажаю ее на колени. Она, конечно, сопротивляется, но я все же сильнее и в какой-то момент она просто сдается. Прижимается ко мне, утыкается носом в рубашку и заливает ее слезами. А я ничего не могу, просто глажу ее по голове и шепчу какие-то тупости, чтобы хоть немного успокоить.

— Прости меня, ладно? У тебя не будет проблем, больше не будет, слышишь, я обещаю.

Даю ей слово, потому что, черт возьми, я все сделаю, чтобы ее вся эта грязь не коснулась. Даже на шантаж пойду, впрочем, уже пошел, и Белого втяну во все это, если будет нужно. По гроб жизни ему должен буду, но втяну.

— Ты не понимаешь? Это ты моя проблема, ты, Волков. Ты хоть понимаешь, какой это… Учительница и ученик — это скандал!

— Ты ни в чем не виновата, никакого скандала не будет, ничего не будет, просто поверь мне.

— Я увольняюсь, Егор, — ошарашивает она меня.

— Чего?

— Я не могу работать в таких условиях, ты не оставил мне выбора.

Я ушам своим не верю. Нет, и еще раз нет. Она не уволится, я просто не допущу этого. Не потому, что я чертов эгоист и эгоистично хочу видеть ее на занятиях, это, конечно, само собой, но и потому что она такую работу больше не найдет. Не в этом городе. Сюда просто так не попадают.

— А если я дам тебе слово, что больше не буду тебя преследовать и провоцировать, ты останешься?

— А ты его сдержишь?

— Сдержу.

Выпускаю ее из объятий, и она сразу же встает на ноги. Смотрит на меня недоверчиво. Я поднимаюсь вслед за ней, заостряю взгляд на ее лице. Черт. Кажется, она действительно много для меня значит и эта не подростковая блажь.

— Этого больше не повторится, — обещаю и выхожу из кабинет.

Не могу там больше находиться. Это выше моих сил.

Тупые, идиотские, кем-то придуманные правила. Глупые стереотипы. Я хочу ее, и не могу получить, пока не могу.

Едва сдерживаясь, я пересекаю длинный коридор, спускаюсь вниз и выхожу из этой душной ловушки. К черту пары. Сегодня у меня выходной

Егор

Я держу данное мной слово, вот уже почти два месяца держу. Тот случай замяли, отделались устным выговором и забыли.

Александровну я больше не достаю, даже не смотрю на нее, не провоцирую. Порой, пропускаю ее пары чаще, чем следовало бы, потому что не могу находиться рядом с ней. Потому что меня разрывает от чувства собственной беспомощности. От того, что Александровна так близко, а я даже коснуться ее не могу, потому что нельзя. Потому что она — табу. Я сам сделал свой выбор, сам дал ей слово.

Я не хочу, чтобы из-за меня она потеряла действительно хорошую работу. Мне сложно и больно, и хочется орать об этом на весь свет, но я молчу, только Белый знает, как на самом деле я себя чувствую и что чувствую.

Еще дед прицепился, нашел мне какую-то очередную тетку, английскому меня, типа, учить будет. Но с дедом не спорил, дед у меня один и самый лучший. Его я расстраивать не могу и не хочу. А потому прекрасным воскресным утром топаю к своему новому репетитору.

Вообще дед о ней хорошо отзывается, говорит, что толковая. Где он ее отыскал — не знаю, не дай Бог на своем факультете.

Адрес и дом нахожу быстро, из нужного подъезда как раз выходит какая-то бабулька и пропустив ее, я быстро проскальзываю внутрь и поднимаюсь на нужный мне этаж.

Жму на звонок, а на той стороне тишина. Продолжаю давить на кнопку не меньше двух минут, нормально вообще. Наконец по ту сторону слышатся шаги и вскоре дверь передо мной распахивается. Передо мной предстает маленькая беременная блондиночка, явно только проснувшаяся, о чем свидетельствует смешная детская пижама и гнездо на блондинистой головке. По виду ей не больше двадцати, может, ровесница Александровны.

— О, здрасте, — улыбаюсь, глядя на нее сверху вниз. — Мне нужна Ярослава Викторовна, я вроде по верному адресу, — чешу затылок, блин, может я адрес перепутал?

— Ну я Ярослава Викторовна, а вы, простите…

— Эээ, — пялюсь на нее, как дебил. Это вот это беременное чудо — мой новый репетитор? Очень надеюсь, что дед не впал в маразм. — Так это, Егор я, Волков. У нас вроде как урок запланирован на сегодня.

Не знаю, кто из нас сейчас в большем шоке, но, кажется, мысли у нас примерно в одном направлении работают. Она явно не ждала, что к ней заявится двухметровый шкаф, а я не ожидал, увидеть… в общем, ее.