Агония - Оксана Николаевна Сергеева

— Если ты это заметил, зачем нас сталкиваешь? — не выдержала она.

— Скажи, в чем дело, и я решу этот вопрос.

— Ни в чем.

— Регина, — голос стал настойчивее, — скажи, в чем дело.

— Во сколько он заедет?

— Он позвонит.

«Совсем ненормальный», — подумала Регина, положив трубку.

Злилась на Влада за идиотское поведение; на себя — за гулко стучащее сердце и дрожащие руки; на Шамрая — за то, что не могла относиться к нему равнодушно. Из кожи вон лезла, чтобы избежать встречи. Потеряла покой и сон после того, как снова его увидела. Убеждала себя, что это временно, увлеклась, бывает, но пройдет. Совестью мучилась! И Рейман словно нарочно подогревал ее мучения идеальным поведением: заботливый стал и до тошноты нежный, ни придирок, ни претензий.

Она ломала себя, преодолевая безумное влечение и пытаясь сохранить отношения, а он дал ему адрес, телефон…

На! Иди! Еще б в постель уложил! Бери!

Надев платье, но еще не застегнув молнию, Регина снова набрала Влада:

— Рейман, ты ревнивый?

— Я ревнивый, — в голосе послышалась улыбка, — и ты это знаешь.

— Тебе там нормально? Ты ко мне друга присылаешь, на которого, как ты выразился, я остро реагирую.

— На него все так реагируют. Дело не в ревности.

— А в чем?

— В том, что ты не шлюха и я тебе доверяю. Я тебя с родителями познакомил, это же не просто так. Кстати, родители Вадима тоже будут.

— Зачем? — выдохнула Регина, и ее злость тут же испарилась от этой новости.

— Мои позвали. Мама сказала, что они давно вместе не собирались, закрутились в делах, вот и нашелся повод всем встретиться. Это обычное дело, в этом ничего такого, ты зря волнуешься. Они очень приветливые и милые люди, тебе понравится его семья. Свету ты знаешь.

— Понятно, — подавлено откликнулась Регина. — Пойду соберусь, а то вдруг он пораньше заедет.

— Позвони мне, как будете на месте, чтобы я не волновался. Постараюсь быстро тут со всем расквитаться. Самого бесит, что все так получилось.

— Хорошо.

— Целую.

— И я.

К моменту, как приехал Вадим, Регина успокоилась, обессилев от раздирающих чувств. Шамрай не стал подниматься, позвонил, чтобы спускалась, а она это и до звонка знала: видела из окна его черную «эмэльку».

Подойдя к нему, остановилась, не спеша садиться в салон. Без приветствий и каких-то слов они некоторое время смотрели друг другу в глаза.

— Ты зачем это делаешь? — спросила, привычно разволновавшись от одного взгляда на него.

— Видеть тебя хочу.

— И только?

— Нет, не только. Но хотя бы.

— Вадим, — вздохнула.

— Ты избегаешь меня. Почему? Мы же не враги, правда?

— Нет, не враги.

— Тогда почему? Первый раз все неожиданно было, согласен. Может, я груб был, извини. Но сейчас же все утряслось?

— Утряслось.

— Всем улыбнешься, всех в щечку чмокнешь, меня как будто нет. Шарахаешься. Как от прокаженного.

— Не хочу создавать двусмысленных ситуаций. Мира хочу, а не конфликта.

— А я тебя хочу. И нахрен мне такой мир.

— Перестань.

— Что перестать? Я еще ничего не начинал. — Открыл переднюю дверцу, но Регина, проигнорировав этот жест, уселась на заднее сиденье.

Они приехали намного раньше, как Шамрай и рассчитывал. Чарушина любыми способами пыталась избежать разговора: по дороге упрямо молчала, в ресторане бросила его за столиком одного, скрывшись в уборной. Правда потом позвонила и попросила подойти.

Немного озадачившись странной просьбой, он подошел к дамской комнате.

— У меня молния разошлась, — тихо сказала она, выглядывая из-за двери. — Помоги, пожалуйста.

Еще дома, застегивая платье, почувствовала, что собачка прошла не гладко.

Вадим без лишних вопросов зашел к ней в туалетную комнату и заперся изнутри.

— Аж платье по швам трещит, да?

— Так и знала, что ты это скажешь.

— Никак не могу промолчать.

— Еще бы. — Убрала волосы на одно плечо и отшагнула. Показалось, слишком близко он встал за спиной.

— Стой на месте, — недовольно сказал Шамрай и продернул бегунок вниз. Застегнул платье, но молния снова разошлась.

На этот раз он не спешил делать с ней что-то еще. Посмотрел Чарушиной в глаза, уловив в них напряжение, потом снова — с уже привычным невыносимым чувством на чуть обнаженную спину, на видное в вырезе черное белье. Даже одна эта кружевная полоска на ее коже сводила с ума. Снял бы… Раздел бы… Не удержавшись, провел пальцами по позвоночнику — Регина ощутимо вздрогнула под его рукой. И эта ответная дрожь, не как искра — взрыв. Тряхнуло и оглушило обоих, что ни вздохнуть, ни слова сказать, словно пепла наглотались. Шагнув, толкнул ее и тесно прижал своим телом к подстолью раковины. Она со вздохом-стоном схватилась за кованый край.

Несколько секунд, чтобы продышаться…

— Кис-кис, — тяжело от возбуждения. — Ты хоть понимаешь, что я с ним что-нибудь сделаю? Ты это понимаешь?

Больше всего он мучился, когда видел ее вместе с Владом. Видел ее улыбки ему, ее удовольствие от общения. Ее оживление от поцелуев или объятий. Каждый жест в сторону Реймана — удар хлыстом по сердцу.

— Вадя, пожалуйста, отпусти.

— Я тебя на руках буду носить. Все, что хочешь, для тебя сделаю, только уйди от него. — Сжал руками ее талию. — Не доводи меня до греха. Иначе я с ним что-нибудь сделаю. Уходи от него.

— Зачем ты приходишь? Терпишь все это?

— Потому что, как дебил, на все согласен, лишь бы свою Кису увидеть. На все. Понимаешь? Ты еще не понимаешь, что происходит, а я уже на все согласен.

Она смотрела в зеркало, в его отражение, в глаза серые блестящие. Пыталась уловить что-то и не улавливала. Старалась на определенной мысли сконцентрироваться и не могла.

Повернула к нему лицо, заглянула в потемневшие зрачки.

Вадим сразу тише заговорил, по-другому — мягче, но для нее еще мучительнее:

— Как тогда. Вадя, как дебил, был на все согласен, лишь бы Киса растаяла. Без телефона так без телефона, без адреса так без адреса, без фамилии так без фамилии. Спасибо, что хоть именем своим назвалась. Думал, вот-вот сдаст мне Реня явки-пароли…

Как сейчас помнил. Зима. Холодно. Она подошла, огляделась, спросила что-то у кого-то, наверное, кто крайний в очереди, откинула капюшон, заправила за ухо светлую прядь волос. И все. И больше мыслей у него не было. На ней темно-синяя парка, джинсы, сапожки на плоской подошве со шнуровкой: не разглядишь особенно каких-то женских прелестей, но не мог оторвать от нее глаз. Смотрел, и замирало все внутри непонятно отчего.

Видел, что напугалась его напора, но