Джоджо Мойес - Танцующая с лошадьми

– Вот бумаги, которые вы просили. – Бен, долговязый прилежный молодой человек с гладкими щеками, какие могут быть только у двадцатипятилетнего, положил перед ней папку с розовыми тесемками. – Вы не притронулись к круассанам.

– Извини. – Она пролистала содержимое папки. – Нет аппетита. Бен, окажи услугу. Отыщи мне, пожалуйста, дело Али Ахмади. Юридический анализ на предмет критического положения. Месяца два тому назад.

Потом взглянула на газету, которую купила на вокзале, пытаясь убедить себя, что прочитанное – не более чем галлюцинация из-за недосыпа.

Открылась дверь, и вошел Конор, в синей рубашке в полоску, которую она подарила ему на день рождения.

– Доброе утро, Дока. – Он перегнулся через стол и нежно поцеловал ее в губы. – Как все вчера прошло?

– Хорошо. Очень хорошо. Я по тебе скучала.

– У меня были мальчики. Прости, ты же знаешь, как это. Пока мне не разрешат видеться с ними чаще, не хочу пропускать свидание.

– Приятно провели время?

– Оторвались по полной. «Гарри Поттер» на дивиди, тосты с фасолью. Мы едва не разнесли дом в пух и прах. Кровать в отеле не показалась слишком широкой без меня?

Она откинулась на спинку стула:

– Конор, мне тебя очень не хватало, но к полуночи я была так измотана, что могла бы уснуть и на скамейке в парке.

Снова вошел Бен, кивнул Конору, положил перед ней на стол папку:

– Мистер Ахмади.

– Насколько мне помнится, ты занималась этим делом о депортации пару месяцев назад. – Конор посмотрел на нее с любопытством. – С чего снова в нем копаться?

– Бен, принеси мне, пожалуйста, свежего кофе. Из кафетерия, не ту коричневую бурду, что Линда делает.

– И мне. – Конор протянул банкноту. – Двойной эспрессо. Без молока.

– Ты себя так убьешь, – заметила она.

– С Божьей помощью, я делаю это эффективно. Ладно. – Он заметил, что она ждет, пока не уйдет Бен. – В чем дело?

– Вот. – Она протянула газету со статьей.

– А, твой парень! – Он быстро пробежал текст глазами.

– Ну да. – Наташа вытянула руки и на секунду опустила голову на стол. Потом взялась за круассан с миндалем. – Мой парень. Не знаю, может, стоит сообщить Ричарду?

– Старшему партнеру? Только не это! Зачем тебе власяница, Дока?

– Преступление-то серьезное.

– Предугадать ты его не могла. Наташа, не бери в голову. Это все лишь часть работы, милая. Сама знаешь.

– Знаю. Просто это так… так жутко. Он был такой…. – Она покачала головой, вспомнив. – Не понимаю. Не похоже это на него.

– Не похоже. – Конор засмеялся.

– Да, не похоже. – Она сделала большой глоток остывшего кофе. – Невыносимо участвовать в чем-то столь ужасном. Я ощущаю свою ответственность.

– С чего бы? Ты заставила его напасть на девушку?

– Ты прекрасно знаешь, я имела в виду совсем другое. Я хорошо подготовила дело и помогла ему остаться в стране. Я несу ответственность за то, что он здесь.

– Потому что ни у кого другого это не получилось бы, так?

– Ну…

– Не изводи себя. – Конор постучал по папке. – Если бы этим делом занимался Рави, он был бы на твоем месте. Забудь. И не зацикливайся. Встретимся вечером, выпьем чего-нибудь. Сходим в «Арчери»? Знаешь, они теперь предлагают тапас.

Но Наташа была мастером давать советы, а не следовать им. Через какое-то время она во второй раз раскрыла дело Ахмади, пытаясь найти хоть какое-то объяснение, почему этот мальчик, который так плакал и так нежно сжимал ее руки, оказался способен на акт насилия. Она не могла этого понять.

– Бен, найди мне атлас.

– Атлас?

Через двадцать минут стажер принес атлас – потрепанный, в тряпичном переплете, корешка не видно из-за заплат.

– Скорее всего, он устарел. Там упоминается Персия и Бомбей, – сказал он, извиняясь. – Лучше поискать в Интернете. Хотите, я найду?

– Я луддит, Бен. – Наташа принялась листать страницы. – Ты же знаешь. Мне нужно видеть на бумаге.

Сама не зная почему, она решила найти место, откуда мальчик был родом, запомнила название города. И когда она водила пальцем по странице, ее вдруг осенило – никто из социальных работников, никто из ее коллег-юристов, ни даже приемная мать не задали Али очевидный вопрос: как он смог пройти пешком девятьсот миль за тринадцать дней?

Вечером Наташа сидела в баре и кляла себя за то, что не проверила все досконально. Она рассказала историю Конору, и он отрывисто, мрачно рассмеялся. Потом пожал плечами:

– Ты же знаешь, эти дети готовы на все. Будут говорить то, что, по их мнению, ты хочешь услышать.

Она встречалась с такими детьми каждый день: с беженцами, с перемещенными или безнадзорными, с подростками, которые не слышали ни одного доброго слова и не знали теплого объятия, с преждевременно ожесточившимися подростками, чей разум направлен на выживание любой ценой. Ей казалось, она понимает, кто из них лжет: девочки, которые не хотели жить дома и поэтому утверждали, что родители жестоко с ними обращаются; люди, просившие убежища, которые клялись, что им одиннадцать или двенадцать, хотя их щеки покрывала вполне взрослая щетина. Она привыкла встречаться с одними и теми же малолетними правонарушителями: нескончаемый цикл проступков и поддельного раскаяния. Но Ахмади ее тронул.

Конор проявил неподдельный интерес:

– Слушай, ты уверена, что правильно нашла место?

– Название в протоколах. – Она попросила проходившего мимо официанта принести ей минеральной воды.

– И он в самом деле не мог пройти такое расстояние?

– Меньше чем за две недели? – спросила она с невольным сарказмом. – Семьдесят миль в день. Я подсчитала.

– Не знаю, почему тебя это расстраивает. Когда ты его представляла, тебе это было неизвестно, поэтому какое это теперь имеет значение? Ты не обязана ничего говорить. Ты вообще ничего не обязана предпринимать. Черт возьми, такое случается со мной постоянно. Половину клиентов приходится просить закрыть рот на первой же встрече, пока они не сказали чего-то, что я не должен слышать.

Наташа хотела возразить: если бы она проверила его рассказ сама, смогла бы раньше догадаться, что Ахмади лжет. Могла бы отказаться от дела под предлогом «душевного дискомфорта». Это часто заставляет людей более тщательно изучать факты. Можно было бы уберечь от беды ту женщину, неизвестную продавщицу двадцати шести лет. Но Наташа лишь бегло просмотрела записи. И позволила парню ускользнуть, исчезнуть в лондонских лабиринтах, полагая, что он хороший мальчик, который не предстанет перед судом вновь.