Даниэла Стил - Злой умысел

– Грейс Адамс! – раздалось часов около семи утра к тому времени она провела в камере около трех часов, ни на минуту не сомкнула глаз, но не чувствовала себя такой потерянной, как накануне. Она знала обо всем, что случилось. Помнила, как застрелила отца. И знала, что он умер – и как он умер. Она прекрасно знала это. И не сожалела ни о чем.

Ее ввели в плохо освещенную комнату с двумя тяжелыми металлическими дверями. Молча, не объясняя ей ни слова. В комнате был стол, четыре стула – и лампа под потолком. Она стояла посреди комнаты, и вот через пять минут тяжелая дверь открылась и вошла высокая светловолосая женщина. Она холодно взглянула на Грейс и разглядывала ее какое-то время. Грейс тоже молчала – просто стояла в дальнем углу, удивительно напоминая лань, готовую к прыжку. Но ускользнуть отсюда было невозможно. Ее заперли в клетке. Она была тиха, но напугана. Даже в своих джинсах и маечке она полна была спокойного достоинства. С первого взгляда ясно было, что она прошла через муки ада, дорогой ценой заплатила за освобождение – и не считала плату чрезмерно высокой. Ни тени злости не было в ней – лишь выстраданное в муках терпение. Она многое повидала за свою недолгую жизнь – жизнь и смерть, предательство. Все это читалось в ее глазах. Молли Йорк увидела все это, лишь мельком взглянув на Грейс, и была тронута выражением боли в глазах девушки.

– Я Молли Йорк, – негромко представилась она. – Психиатр. Известно ли тебе, для чего я здесь?

Грейс едва кивнула, но ни шагу не сделала – так и стояли они в противоположных углах комнаты.

– Ты помнишь, что произошло вчера ночью?

Грейс вновь кивнула.

– Почему ты не садишься? – Молли указала на стул, и они обе уселись за стол.

Грейс не знала, сочувствует ей эта женщина или нет, но она явно не была ей другом. Она – просто часть этого мира, часть следствия, а это означает, что эта женщина хочет причинить ей зло. Но лгать ей Грейс не намеревалась. Она честно ответит на любой ее вопрос – конечно, если она не слишком будет интересоваться ее отцом… Это никого не касается. Она не имеет, права выдать его – ни его, ни мать. Она не должна запачкать их. Да и какая теперь разница? Его нет больше. Грейс ни на секунду не пришло в голову потребовать адвоката или вообще как-то попытаться спастись. Это просто не имело никакого значения.

– Что ты помнишь из событий вчерашнего вечера? – осторожно спросила психиатр, придирчиво наблюдая за движениями и мимикой Грейс.

– Я застрелила отца.

– Помнишь почему?

Грейс замешкалась с ответом – и смолчала.

– Ты была зла на него? Ты к тому времени уже подумывала о том, чтобы застрелить его?

Грейс быстро замотала головой.

– Я никогда не думала об этом. Просто… револьвер оказался у меня в руках. Я не знаю даже, как это произошло. Мама всегда держала его в ящичке ночного столика. Она долго болела, и порой, когда нас не было дома, ей становилось страшно – вот она и держала при себе оружие. Она им никогда не пользовалась.

Девушка казалась очень юной и невинной. На первый взгляд она не была ни безумной, ни тем более слабоумной, на что намекали арестовавшие ее офицеры. Не казалась она и опасной. Она производила впечатление девушки весьма вежливой и хорошо воспитанной. И самообладание ее было удивительным, особенно если учесть, что она пережила ужасное потрясение, провела бессонную ночь и попала в ужасное положение.

– Твой отец держал оружие? Вы боролись за него? Ты пыталась вырвать у него револьвер?

– Нет. Это я наставила на него дуло. Я помню ощущение металла в ладони. И… – Она не хотела проговориться, что он ее ударил. – Потом я выстрелила. – Она не отрываясь смотрела на собственные руки.

– А помнишь почему? Ты злилась на него? Он что-то сделал тебе, что тебя разозлило? Вы поссорились?

– Нет… ну… вроде… – Да, это была борьба. Борьба не на жизнь, а на смерть. – Я… это не важно.

– Нет, это очень важно, – сказала Молли со значением. – Это было настолько важно, что заставило тебя стрелять. Достаточно важно, чтобы убить его. Будь откровенной. Ты когда-нибудь стреляла прежде?

Грейс покачала головой – грустно и устало. Может быть, это следовало сделать несколько лет назад, но тогда сердце матери было бы разбито. Ведь она любила его – по-своему…

– Нет. Я никогда раньше не стреляла.

– А почему выстрелила вчера?

– Мама умерла два дня назад… нет, теперь уже три. Вчера ее похоронили.

Совершенно очевидно, что девочка измучена до предела. Но в чем причина вчерашней ссоры? Положительно, эта Грейс заинтриговала Молли Йорк! Девочка что-то скрывает, и Молли не знает, что именно. Но подозревает, что это нечто ужасное – или для нее, или для отца. К тому же делать выводы о ее виновности или невиновности – вовсе не дело психиатра. Но в ее власти сделать вывод о ее психическом здоровье и о вменяемости на момент совершения преступления. Она вправе решать, знала ли Грейс, что делала. Но что именно она сделала? И что такого сделал он, что заставило ее пойти на такое?

– Вы поссорились с ним из-за матери? Может быть, она завещала ему что-то – ну, что ты хотела бы иметь?

Грейс лишь улыбнулась в ответ на это нелепое предположение – она выглядела сейчас куда взрослее и умнее, чем прочие девочки ее лет. И уж вовсе не казалась слабоумной.

– Не думаю, чтобы у мамы было нечто, что она могла бы завещать. Она ведь никогда не работала. У нее ничего своего не было. Зарабатывал только отец. Он ведь адвокат… был, – спокойно отвечала она.

– А он собирался оставить тебе что-нибудь в наследство?

– Не знаю… может быть… думаю, да.

Она явно не подозревает, что по закону убийца не имеет права наследовать своей жертве. Если ее признают виновной, она не получит ничего. Нет, это не могло быть мотивом.

– Так отчего же вы поссорились?

Молли Йорк была настойчива, и Грейс не доверяла ей. Она слишком уж давила. Во взгляде ее сквозило упорство, к тому же проницательные и умные глаза этой женщины настораживали Грейс. Она слишком многое может увидеть, слишком многое может понять. А у нее нет на это права. Никого не касается, что делал с ней отец все эти годы. Она не желала, чтобы кто-нибудь узнал об этом. Даже если это может спасти ее. Она не хочет, чтобы весь город узнал о том, что он с ней сделал. Что тогда скажут о них? О ней или… о матери? Об этом невыносимо было даже думать.

– Мы не ссорились.

– Нет, вы поссорились, – тихо произнесла Молли Йорк. – Наверняка. Ты же не просто вошла в комнату и выстрелила в него, так ведь? Или не так?

Грейс кивнула в ответ.

– Ты же стреляла в него почти что в упор. О чем ты думала, когда нажимала на курок?

– Я не знаю. Я вообще ни о чем не думала. Я просто пыталась… я… не важно.