Год дурака (СИ) - "Литтмегалина"

— А я-то думала, почему как не соберусь к вам, вы то уезжаете, то грипп у вас…

Наконец бабушка демонстративно схватилась за сердце и отползла на диван в комнату пить валерьянку. Я была рада, что ее ипохондрия перевесила ее любопытство и теперь я могу поговорить с матерью наедине.

— Ну что, ты довольна? — набросилась она на меня, после боя с бабушкой вся покрытая красными пятнами. Как будто это я виновата в ее интригах! — Набросилась на мать! И с чего: мужик ей на улице сказал!

— Но его слова оказались правдой!

— Не важно, — она убрала со лба мокрую прядь, мрачная, как туча. Впервые в жизни я видела мать настолько выведенной из душевного равновесия.

— Он так на меня похож, то есть я на него, — вздохнула я. — Такая же рохля. Мама, как ты могла так со мной поступить?

— Чего? Как я с тобой поступила? — взвилась она. — Да ты не знаешь, от чего я спасла тебя! Неудачник! Слабак! Инженеришка паршивый! Сидел на половине ставки и ждал сокращения! Ничего не мог для семьи выбить! Если б я муку да картошку не добывала через знакомых, мы бы загнулись от голода! Плевать ему было и на тебя, и на меня!

— Но ты не должна была решать за меня, нужен мне такой отец или нет! И я хотела Барби! А ты выбросила ее! И мои книги ты тоже выбрасывала!

— Не говори мне, что я должна, чего не должна! Мать всегда права!

— Нет, ты не всегда права! — завизжала я. — Ты вышла замуж за человека, которого считала недостойным себя, может быть потому, что не знала, будет ли еще у тебя шанс! А когда он собрал остатки воли и сбежал от тебя, ты наврала всем с три короба! И не говори мне, что это правильно, мама!

— Ты бы переживала, что твои родители разведены.

— А ты думаешь, я не переживала, все свое детство выслушивая истории, каким чудесным был мой папаня, пока не отбросил копыта?

— Я хотела, чтобы ты гордилась отцом!

— Нет, мама, ты хотела, чтобы я верила, что ты успешная женщина, — сказала я, и она отшатнулась от меня, как будто я ее ударила. — Так и получилось, — продолжила я, игнорируя уязвленное выражение в ее глазах. — Хотя у тебя не было блестящего мужчины в настоящем, он был у тебя в прошлом, о чем ты не давала забыть никому вокруг и, главным образом, мне. Рядом с тобой я чувствовала себя неудачницей. Но это то, к чему ты стремилась, да, мама?

Она молчала. Воспоминания вдруг хлынули в мою голову, как будто открылись шлюзы. Пока еще слишком хаотичные и обрывочные, но я вспомнила отца. Как он принес мне настоящего живого ежика с колкими иглами, чей животик я все пыталась потрогать, а ежик сворачивался в клубок. Как мы с папой учились печь печенюшки, и мама ворчала, что на кухне бардак. Как отец ушел, хлопнув дверью, а она плакала, сидя на краю ванны, а когда я спросила, почему, ответила: «Что ты можешь понять? Ты же еще маленькая».

— Ты бы ни за что не призналась, что тебя бросили, тем более такой слизняк. Ты бы не выдержала такого унижения. Это событие полностью обесценило тебя в собственных глазах. Все последующие годы ты отчаянно старалась поднять свой статус.

Мама помотала головой.

— Ты не понимаешь. Бабушка тогда еще жила в деревне, но и оттуда она меня доставала. Женщина, которая не смогла удержать мужа, — ничтожество в ее глазах, она извела бы меня. Вот вдова — другое дело.

— Едва ли ты начала всю эту ложь после развода. Даже если бабушка так и не встретилась с моим отцом, наверняка она расспрашивала о нем по телефону, его работе, делах. Ты говорила ей правду?

Мать отвернулась к окну.

— Я не могла позволить ей унижать меня, не хотела выслушивать комментарии о моих неудачах с мужем. Ну а потом… К тому же люди в то время были другие. Вдова вызывала сочувствие, но на брошенную женщину смотрели косо.

— Люди были такие же, как сейчас. Дело не в них. Это ты осуждала себя, ты ценила себя лишь настолько, насколько тебя ценит мужчина. Как будто сама по себе ты ничто. Почему, мама, почему ты не любила, не уважала себя?

— Я себя не любила? — возмутилась она. Даже ноздри раздулись от гнева. — Это Валера не любил и не уважал меня! Он должен был жениться на мне! А не на этой… этой Машке…

— Мама, ты изменяла с ним папе?

Она уставилась в окно с таким интересом, будто там слон гарцевал на канате.

— Понятно. У вас вообще ничего не было.

— Потому что он был слеп.

В беспокойстве я начала нарезать круги по тесной кухне.

— Я вспоминаю бабушку… когда дед был еще жив. Как он ходил по деревне пьяный и позорил ее, возвращался домой за полночь, а она встречала его с ужином и графином водки. А ведь до свадьбы он капли в рот не брал, она сама говорила. Она готова была сделать его пьяницей, чтобы привязать к себе.

— Глупости. Ты ни дня не работала по специальности. Так с чего сейчас начала строить из себя психолога?

— А история с моей прабабкой? Она позволяла прадеду держать в их доме его племянницу, которая на самом деле не была ему племянницей! А моя прапрабабушка? И прапрапрабабушка? На что они были готовы пойти ради мужчины? Да я сама хороша! Год скакала как блоха, все искала жениха! Собрала кретинов со всей округи, и они трепали мне нервы! И в итоге осталась ни с чем! Мама, что мы творим? Мы совсем спятили! Мы не занимаемся собой. Мы перестали видеть себя как мыслящую единицу. Мы существуем, если мы с кем-то! Но в одиночестве… нас почти что нет.

— Женщина должна быть рядом с мужчиной. Про одинокую и счастливую — это все глупые сказочки, придуманные дурнушками и американскими феминистками.

— Мама… ты даже не понимаешь, что я хочу тебе сказать. Женщина должна оставаться собой. Ценить собственную личность. Не терять ее.

Она смотрела на меня возмущенным, лишенным и тени мысли взглядом. У меня поникли плечи.

— Достаточно на сегодня. Мне нужно уехать. Привести голову в порядок.

— А работа?

— Я ушла с работы.

— Когда?

— Вот в эту секунду.

— Это что еще за выверты? Ты думаешь о последствиях? — она схватила меня за руку, но я вырвалась.

— Мама, не трогай меня. Я на тебя очень зла. Наверное, я тебе давно должна была это сказать. Конечно, мы помиримся… но не раньше, чем ты пересмотришь свое отношение ко мне, — я торопливо набросила на себя шубу.

— Куда ты? — крикнула она мне за дверь.

— В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов!

— Нет у тебя никакой тетки!

Кто знает. С моей матерью нельзя быть уверенной…

Пожалуй, насчет Саратова я немного погорячилась. Денег с собой у меня наскребалось только на билет в один конец. Мне, конечно, хотелось сбежать ото всех, но не настолько же радикально. Поэтому, подумав, я решила направиться в деревню с прилипчивым названием Репьевка, где раньше жила моя бабушка. Далеко не Саратов, зато та еще глушь. У бабушки остался там дом. Когда она уже переехала в город, мы иногда ездили в деревню, но последний раз это было лет пятнадцать назад. Наверное, дом обветшал, но вряд ли настолько, что в нем невозможно жить. А ключ? Ладно, пролезу в окно, что уж мне теперь.

Прямой автобус до Репьевки не шел. «Лет пять назад отменили, — объяснила кассирша на автовокзале. — Непопулярный рейс». Пришлось брать билет до Мирного, откуда вроде как можно добраться маршруткой. Ближайший автобус в пять тридцать утра, эх. Возвращаться домой не хотелось. Мать начнет названивать, а Эрик… придушу, если увижу. Или сяду перед ним и начну рыдать, что еще хуже.

Нет, так нельзя. Я не могу просто взять и уехать, без смены белья, без зубной щетки, без зарядника для телефона, наконец, и все потому, что боюсь столкнуться с изменником, живущим по соседству! Я объяснила себе, что это трусливо и вообще неправильно, после чего села на жесткое сиденье и поняла, что до приезда автобуса с места не сдвинусь.

Несколько подозрительных граждан тоже устраивались на ночлег, но были изгнаны полицейским. Он покосился на меня, но я была женщина и трезвая, и меня оставили в покое. Я надеялась, что мне удастся уснуть, но сна не было ни в одном глазу. Таким образом, самый ужасный день в моей жизни продолжился. Я прогоняла мысли об Эрике, но они настойчиво стучались в мою голову. На фоне возвращения его женушки даже история с фальшивым отцом не казалась такой шокирующей. Как он мог! Уверял, что она не интересует его, но стоило ей поманить пальчиком, и… хотя, конечно, она мать его ребенка.