Ирина Степановская - На скамейке возле Нотр-Дам

Процессия выстроилась перед дверями. В голове у Лены было пусто, ясно и холодно. Валерий, наоборот, все время шутил. Перед ними сочетались браком еще три пары. Сейчас последняя из этих пар проходила положенную церемонию за массивными дверями. Из-за них доносилось монотонное гудение низкого женского голоса и отдельные смешки и хлопанье гостей. Наконец за дверью шум начал стихать. Предшествующая процессия покидала зал через другие двери. Наш командир-распорядитель в последний раз окинул «своих» начальственным оком. Гости стояли торжественные и притихшие, в ожидании главного момента. Но распорядителю вдруг показалось, что не хватает какого-то последнего, окончательного штриха и что для пущей торжественности момента нужно добавить что-то еще. И неожиданно для всех, просто на всякий случай, он наклонился к Димке и потрепал его по макушке.

– А ты, малец, – сказал он очень важно и громко, – если вдруг тебя спросят там, в том зале, хочешь ли ты, чтобы твоей мамой была тетя Лена, – командир вдруг подумал, что это он говорит зря, но отступать уже было некуда, – ты, Димочка, спокойно отвечай, что да, ты этого очень хочешь, и что ты знаешь, что тетя Лена очень хорошая!

Димкина бабушка хотела было заметить, что никто ребенка ни о чем спрашивать не должен, но в этот момент двери стали торжественно отворяться. Димка понял, что настал его звездный час. Он сделал шаг вперед, как будто отвечал хорошо выученный урок перед всем классом, и в наступившей полной тишине громко и четко заявил:

– Если меня спросят, кого я хочу сделать моей мамой, то я лучше скажу, чтобы моей мамой была тетя Мари!

Сразу же, будто в ответ на его слова, откуда-то с потолка на присутствующих обрушился свадебный марш. Жениху и невесте был дан знак входить. Димка получил от бабушки подзатыльник и залился слезами. Валерий взял Лену за руку и сделал шаг вперед. Те гости, которые стояли за ним, также приготовились идти. Но Лена вдруг отняла свою руку и остановилась. Я, которая заранее отошла в сторонку, чтобы не толпиться в числе гостей, видела все до мельчайших подробностей. Лена стояла и, казалось, соображала, как ей следует поступить. Марш закончился так же внезапно, как и начался.

– Ну, проходите же! – теряя терпение, строго сказала дежурная у дверей. Лена с Валерием в этот день были последней парой, и ей не терпелось снять свой костюм и уйти домой. И та дама, которая, собственно, и совершала весь обряд, тоже не выдержала заминки и сделала два шага вперед от своего покрытого красным сукном стола, чтобы лучше видеть. В рядах гостей послышался шепот:

– Леночке плохо!

– Лен, ты чего?! – ужасаясь догадки, спросил Валерий. Лена вдруг быстро подняла вверх обе руки и, путаясь в фате, быстро отцепила от волос свою очаровательную шляпку. И вместе с сумочкой сунула все это свадебное хозяйство оторопевшей Мари.

– Простите! – сказала она и пошла к двери, стараясь держаться прямо в своем невозможно узком в коленях платье. Все застыли, а Маша, смутившись, передала сумочку и шляпку Валериной матери. Дедушка гладил Димку по голове. Валерий стоял, закусив губу, и смотрел Лене вслед. Я боком, боком вышла из зала и побежала за Ленкой. Куда бы она пошла одна в своем платье? Я выхватила из ее рук номерок, чтобы она еще не оставила здесь свой норковый жакет, и попросила охранника найти машину, что, в общем-то, не представляло сложности, так как множество такси дежурило около загса. Следом за мной к выходу тихонько потянулись отдельные сконфуженные гости. Служащая загса тихонько вынесла невостребованные паспорта и отдала командиру-распорядителю коробочки с кольцами. Мы с Ленкой уже ехали в машине к ней домой, причем она за всю дорогу не проронила ни слова. Куда в этот вечер девались Валерий, его командир с женой и Мари, мне до сих пор неизвестно. Димку же бабушка с дедушкой в этот же вечер увезли домой. Ленкина мама, увидев дочь и меня вдвоем, без сопровождения, все поняла. Мы с ней раздели Ленку, напоили успокаивающим лекарством и уложили в кровать, где она проспала беспробудным сном почти двое суток, после чего, ни слова не говоря, поднялась и наступившим утром отправилась на работу. Узкое кружевное платье ее мама спрятала, а потом, уже на следующий год, сожгла у приятельницы на даче.

Ничего, как вы понимаете, не было удивительного в том, что Валерий и Маша действительно поженились. Но не в этот Машин приезд в Москву, а в следующий. Валерий уехал к месту службы один, а на Новый год к нему в гости приехала Маша. Квартиру Валерию нигде так и не дали, а когда узнали, что он собирается жениться на эмигрантке, просто уволили из армии. Должность его подвели под сокращение, и Валерий остался один на один с совершенно полной свободой. Причем интересно, что новые и старые друзья по службе, зная все личные перипетии его жизни, очень Валерию сочувствовали, но жить к себе не приглашали. Таким образом, им оставалось одно – ехать к его родителям в маленький городок, где жил Димка.

– Мы можем уехать жить в любой город мира, ведь я – гражданка Франции, а ты – мой муж, – сказала ему Маша, когда они в последний вечер лежали на узкой кушетке в его комнатушке в общежитии. Была зима, из окон зверски дуло, и они лежали, накрывшись не только одеялом, но еще и меховой летной курткой Валерия. Лулу, которая очень сдала за последний год, больше не лаяла и целыми днями спала на их постели.

– Я не хочу ехать в Париж, – сказал Валерий. – Что я там буду делать? Язык я не знаю, да и въезд во Францию даже по туристической визе мне запрещен из соображений секретности.

– Но ведь ты же был в Париже?

– В командировке.

И тут Мари осенило:

– Не хочешь во Францию, поедем в Испанию! Там проще получить вид на жительство, если купить маленький бизнес.

Валерий посмотрел на нее:

– Бизнес?

– Ну, да. Какую-нибудь парикмахерскую или мастерскую.

– По пошиву обуви?

– По ремонту машин. Главное, сколько у нас есть денег.

– А у нас их нет вообще.

– Но есть квартира в Париже.

Он приподнялся на локте и посмотрел на Мари.

– Ты готова рискнуть квартирой?

Маша улыбнулась и почесала нос о его плечо.

– Я ведь не одна теперь, а с тобой. Мы рискнем с тобой вместе. А как только заработаем, возьмем к себе твоих родителей и Димку.

Валерий отвернулся и стал смотреть куда-то в сторону. Маша потрясла его, заглянула в глаза:

– Если ты не хочешь, я готова ехать к твоим старикам.

Валерий помолчал немного, потом поцеловал ее и сказал:

– Сделаем, как ты хочешь.

Я еще не рассказала, что роды у меня прошли хорошо. За неделю до них я все-таки ушла с работы, потому что боялась уже ездить в транспорте. Живот, сначала поднявшийся до грудины и подпиравший так, что невозможно было дышать, теперь опустился. И я стала бояться, как бы из него по дороге чего-нибудь не вывалилось. Это «чего-нибудь» вело себя внутри меня достаточно беспокойно – то упиралось мне в бок коленкой, то толкалось локтем. У меня уже прибыло молоко – всю последнюю неделю я сидела дома среди груды заранее приготовленных памперсов, разбирая детские распашонки, шапочки и ползунки. Весь этот процесс доставлял мне небывалое удовольствие. Тем более что для меня простой в работе грозил быть недолгим. Меня отпускали на месяц. Далее с ребенком обещала сидеть моя мама. Но теперь меня это совершенно не пугало. Я, наоборот, испытывало огромную радость оттого, что снова могу разговаривать с ней спокойно, по-деловому, не раздражаясь. Иногда мне даже хотелось, чтобы она приласкала меня. И она это делала. Меня покинуло чувство одиночества и неприкаянности. Даже моя маленькая комнатушка изменилась и повеселела. С мамой вместе мы повесили в ней новые занавески и лампы, заполнили милыми вещами. Пусть новый человек, который скоро появится на свет, сначала окажется в обстановке радости и любви, а потом уж пройдет весь положенный ему путь. И я была полна решимости помогать во всем этому милому маленькому человечку, появившемуся затем, чтобы вернуть меня к жизни… Я подумала так и вдруг остановилась. Вот в чем ошибка. Я повторила мысли собственной мамы. Этот человек появится вовсе не для меня. Он должен родиться сам по себе, своим рождением не решая чьи-то проблемы, разве только свои.