Юлия Данцева - Жена Кукловода

- Вы читали? – удивилась Людмила.

- И узнал себя в одном из героев. Неприятный тип.

Людмила смутилась.

- Это собирательный образ…

- Бросьте. Очень точно подмечено. И заслуженно.

Каверин подал ей руку, чтобы помочь спуститься со сцены, но Людмила отстранилась.

И, как оказалось, зря. Каблук скользнул по лакированному дереву ступеньки, и если бы Каверин не поймал ее – Людмила рухнула бы ничком.

- Убери руки от моей жены!

Голос Руслана звенел от гнева.

Людмила обернулась - на лицо мужа было страшно смотреть. Губы побелели от ярости, глаза будто выцвели.

Но Каверин не спешил отстраниться.

- Вы в порядке? – спросил он тихо.

- Отпустите!

Людмилу захлестнула волна чувств: стыд, неловкость, злость: на себя, за то, что такая неуклюжая, на Руслана за то, что не он, а Каверин был рядом, когда она оступилась…

Высвободилась, быстро подошла к мужу и стиснула его руку.

- Уйдем. Сейчас же.

Руслан упрямо вырвал ладонь и отстранил ее, задвинув за спину.

- Никогда не смей больше приближаться.

Каверин опустил голову и молчал. Людмила ожидала от него чего угодно – сарказма, издевок, провокаций, скандала. Но не молчания.

Воспользовавшись моментом, она снова схватила Руслана за руку.

- Пожалуйста, уйдем. Мне нехорошо.

Руслан, наконец, послушался, развернулся и быстро пошел к выходу. Людмила держалась за него, стараясь не отстать.

- Отпусти, я не сбегу. Садись в машину

Руслан мягко разжал пальцы Людмилы. Она продолжала стискивать его руку, пока они не оказались на улице.

До самого дома не сказали друг другу ни слова. Людмила не желала ни за что оправдываться. Руслан, видимо, все еще не мог подавить в себе злость и ревность. На душе было горько и мерзко.

Людмила сразу же поднялась к себе и заперлась в спальне. Правда, Руслан так и не постучался к ней в дверь. Ни вечером, ни утром.

За ночь снова выпал снег, рассвет, хмурый, как с похмелья, не спешил разбавить серую мглу. Людмила смотрела в окно на все еще спящий тяжелым зимним сном сад и ощущала себя такой же заледеневшей как голые ветки яблонь.

Спускаться вниз совершенно не хотелось. Поплотнее запахнув любимый махровый халат, Людмила забралась в постель и взяла в руки книгу. Рубина всегда выручала ее в самые трудные времена, а «Голубка Кордовы» - особенно.

Руслан постучал в дверь часа через два.

- Ты в порядке? – встревожено спросил он.

Несколько секунд Людмила колебалась: впустить – но тогда не избежать неприятного трудного разговора, или прогнать. Но выяснение отношений было неминуемо. Вздохнула и пошла открывать.

Руслан выглядел помятым, усталым и расстроенным. «Даже не побрился», - удивилась Людмила.

- Надо поговорить, - хмуро сказал он. – Я войду?

Людмила молча отошла от двери и села в кресло у окна.

Руслан прошелся по комнате, присел на кровать.

- Вчера, - он с трудом подбирал слова. – Глупо вышло.

- Очень глупо, - согласилась Людмила.

- Не должен был…

Руслан встал, подошел к Людмиле, взял ее руки в свои.

- Я потерял контроль… но этот мерзавец рядом тобой…

Людмиле вдруг стало обидно – не за себя, за Каверина.

- Ну тебя же не было, - сказала она спокойно, глядя прямо в глаза мужу. – Он просто не дал мне упасть. Только и всего. Лучше я разбила бы лицо? И вообще он очень мне помог. Ты же знаешь, как мне сложно на публике.

Руслан опустил глаза.

- Да… ты права. Меня не было.

Потом вдруг поднял ее за руки, обнял, сжал так, что трудно стало дышать.

- Прости, прости… Это больше не повторится. Я буду рядом, всегда, снова…

Он жарко шептал ей в ухо, губы мягко скользили по шее, ладони обожгли спину даже сквозь ткань, руки забрались под халат, развязали пояс. По спине привычно пробежали горячие мурашки. Но сумасшедшей волны возбуждения, что всегда накрывала Людмилу, не было. Приятное тепло, не больше…

… Спасибо… родная… спасибо… так хорошо…

Людмила лежала с закрытыми глазами и совершенно не хотела их открывать. Эта близость, вроде бы долгожданная, оставила странное послевкусие. Не было той искренней полной отдачи, слияния, ощущения одного сердца на двоих. Что-то разладилось, сломалось.

Захотелось расплакаться, горько и безутешно. Руслан почувствовал это, но понял по-своему.

- Не плачь. Все будет по-прежнему. Слышишь?

Сдержать слезы она не смогла. Соленые капли скатывались по щекам, щекотали шею, Руслан собирал их губами и все шептал, шептал о том, как все будет замечательно.

Людмила отчаянно хотела ему верить. Хотела. Но не могла.

Вечером она вспомнила вдруг слова Руслана о болезни Анны и данное себе обещание позвонить ей, если переживет презентацию.

Анна трубку взяла не сразу. Людмила уже думала, что девушка вообще не захочет с ней говорить. Но после шестого гудка она все-таки ответила.

- Слушаю.

Голос у Анны и вправду был хриплым, простуженным.

- Здравствуй! Руслан сказал, ты болеешь?

- Простудилась. Ничего серьезного.

- Тебе что-нибудь нужно? Лекарства, продукты?

- Спасибо, вроде все есть. Хотя…

Анна замолчала, словно сомневалась, продолжать этот разговор или положить трубку.

- А если я попрошу тебя приехать? – неожиданно спросила она.

- Конечно, приеду. Завтра утром, хорошо?

- Да, очень хорошо. Я буду ждать.

Руслан удивился, когда Людмила сообщила ему о просьбе Анны, но возражать не стал.

Через два часа с небольшим она сидела на небольшой кухоньке в квартире Анны на Васильевском острове. Уютно шумел закипающий чайник, у соседей сверху громыхала музыка. Анна в розовой флисовой пижаме с котятами на груди, с двумя косичками, выглядела трогательной девчонкой.

- Клубничный? – спросила она, доставая коробку с чаем из шкафа.

- Да, спасибо.

Анна разлила чай, кухня наполнилась сладким ягодным ароматом. Села напротив, долго рассматривала, как тонет в чашке чайный пакетик. Людмила поняла, что придется самой начинать разговор. И что он будет непростым.

- Зачем ты меня позвала? – спросила она.

- Мне не с кем больше об этом поговорить, - голос Анны дрогнул. – Хотя, может ты и не захочешь слушать. Я пойму.

- Не хотела бы слушать – не пришла.

Анна еще несколько раз окунула чайный пакетик в чашку, вытащила его, положила на блюдце.

- Я совсем запуталась.

По щеке девушки скатилась слезинка, капнула в чашку.

- Договор… я должна. Мастер, он ведь хотел так. А я, негодная рабыня, недостойная.