Филиппа Грегори - Укрощение королевы

Я молюсь с самоотречением монахини, в назначенный час и между ними, корчась на коленях подле своей кровати, молча взывая к Всевышнему в часовне, в каждое свободное мгновение. И в темные предрассветные часы, когда я еще не очнулась от предшествовавшей сну молитвенной горячки, мне кажется, что я сумела победить страсть к Томасу; но, окончательно проснувшись, я снова ощущаю тоску по его прикосновениям. Я никогда не молюсь о том, чтобы он пришел ко мне, потому что знаю, что ему нельзя этого делать. Он не должен, ни в коем случае. Но все равно всякий раз, когда я слышу позади себя скрип отворяемой двери, мое сердце вздрагивает от надежды, что это он. Я почти явственно слышу: «Екатерина, пойдем! Бежим!»

Тогда я продолжаю перебирать четки и перехожу к молитвам о том, чтобы Господь послал на мою голову несчастье, чтобы случилось что-то страшное и не допустило бы свадьбы.

– Но что это может быть за несчастье, как не смерть самого короля? – требует у меня ответа Нэн.

Я молча смотрю на нее, плохо понимая, что она говорит.

– Ты же понимаешь, что даже думать об этом – уже измена королю, – напоминает она, пользуясь тем, что запел церковный хор. – А говорить об этом – измена вдвойне. Нельзя молиться о его смерти, Кэт. Он просил твоей руки, и ты согласилась. А сейчас ты подвергаешь себя бесчестию как его подданная и как его невеста.

Я опускаю голову под тяжестью ее упреков, но она права. Грех молиться о смерти другого человека, даже если это ваш злейший враг. Даже солдаты, идущие на битву, и то должны молиться о том, чтобы смерть забрала как можно меньше душ. И, подобно им, я должна молиться, готовясь исполнить свой долг, рискуя собою, своей жизнью. К тому же он мне не враг. Он постоянно добр ко мне и внимателен, говорит о любви ко мне, о том, что я стану для него всем. Он – мой король, величайший из королей, которых знала Англия. Я мечтала о нем, когда была девочкой, а мама рассказывала мне о красавце – молодом короле, о его конях и одеждах из золотой парчи и бархата, и его доблести. Я не могу желать ему зла. Мне следует молиться за его здравие, счастье и долгие годы жизни. Мне следует молиться о том, чтобы наш брак продлился как можно дольше, и о том, чтобы мне удалось сделать его счастливым.

– Ты ужасно выглядишь, – заявляет Нэн. – Тебе что, не спится?

– Нет. – Я всю ночь просыпалась, чтобы просить Всевышнего о том, чтобы меня миновала чаша сия.

– Ты должна поспать, – приказывает она. – И поесть. Ты самая красивая женщина при дворе, с тобою никто не может сравниться. Мэри Говард и Екатерина Брэндон бледнеют рядом с тобой. Господь благословил тебя красотой, так не испорти его дара. И не думай, что, если ты подурнеешь, он от тебя откажется. Раз он что-то решил, то ничто не сможет помешать ему выполнить намеченное, даже если пол-Англии ополчится против него… – Тут она замолкает, затем уточняет с тихим смехом: – Ну, разве только если он по какой-то причине не передумает сам. Тогда ничто уже не сможет убедить его в правильности предыдущего выбора.

– А как он может передумать? Когда? – спрашиваю я.

– Это обычно происходит в одно мгновение. В один удар сердца, – отвечает она. – И всегда неожиданно.

– Но как же можно с этим ужиться? – качаю я головой. – С королем, который может в любой момент передумать?

– Это не у всех получилось, – Нэн не стала увиливать.

– Если мне нельзя молиться о том, чтобы избежать этой судьбы, то о чем мне тогда молиться? Об отречении?

В ответ Нэн лишь покачала головой.

– Я разговаривала с мужем, Гербертом. Он считает, что ты была послана нам Богом.

Я не выдерживаю и смеюсь. Мужу Нэн никогда не было до меня особого дела. Надо сказать, мое положение значительно укрепилось, если теперь он провозгласил меня небесным посланцем.

Однако Нэн не склонна веселиться.

– Нет, он действительно так считает. Ты появилась именно в тот момент, когда нам была просто необходима благочестивая королева. Ты спасешь короля от лап Рима. Король прислушивается к старым служителям Церкви, а те твердят ему, что его страна не просто нуждается в реформах, а склоняется к лютеранству, к совершенной ереси! И это толкает его обратно, к Риму, настраивая против собственного народа. Они изымают Библии из английских церквей, чтобы люди не могли читать ее сами. А теперь они еще арестовали с полдюжины человек в Виндзоре, вместе с регентом церковного хора, чтобы сжечь их в болотинах возле замка! И это все только за то, что те хотели читать Библию на английском!

– Нэн, но я не могу их спасти! Это не меня Бог послал им во спасение.

– Ты должна спасти реформы Церкви, спасти короля, спасти нас всех. Это богоугодное дело, которое, как нам кажется, тебе по силам. Реформаторы хотят, чтобы ты направляла мысли короля в нужное русло, когда вы будете наедине. Только ты можешь это сделать. Ты должна найти в себе силы на это, Кэт, а Господь направит тебя.

– Легко тебе говорить… Разве твой муж не понимает, что я не знаю, о чем говорит народ? Не знаю, кто на чьей стороне? Я не тот человек, которому следует этим заниматься, потому что я ничего в этом не смыслю и меня это нисколько не интересует.

– Господь избрал тебя для этого, и во всем не так сложно разобраться. Двор поделен на два лагеря, каждый из которых считает себя единственно правым и ведомым Божьей волей. Одни считают, что королю следует примириться с Римом и восстановить монастыри, аббатства и все ритуалы католической церкви. Епископ Гардинер и его соратники – епископ Боннер, сэр Ричард Рич, сэр Томас Ризли и другие. Сторонникам Говарда близок католицизм, и они с радостью вернули бы Церковь к прежним устоям, но будут беспрекословно исполнять повеления короля, что бы он им ни велел. И есть мы, люди, желающие, чтобы Церковь двигалась вперед с помощью реформ, освободившись от оков предрассудков прежних римских ритуалов, чтобы люди могли читать Библию на родном языке и на нем молиться и служить Всевышнему, и чтобы из карманов бедняков больше не было выманено ни одной монетки за обещание простить грехи, чтобы никого больше не обманывать статуями, кровоточащими как по команде, не отправлять никого в дорогостоящие паломничества. Мы выступаем лишь за истину Слова Божия. Ничего более.

– Судя по всему, ты тоже уверена в своей правоте, – замечаю я. – Ты всегда была в себе уверена. А кто разговаривает от вашего имени с королем?

– Никто, в том-то и дело. И в стране, и при дворе становится все больше наших единомышленников. На нашей стороне почти весь Лондон. Но нет влиятельной персоны, которая представляла бы наши интересы за его пределами, кроме Томаса Кранмера. Ни к кому из нас король не благоволит. И этим человеком должна стать ты.

– Чтобы направить короля в сторону реформ?

– Только для этого, больше ничего не нужно. Расположи его к принятию реформ, которые он сам и затеял. Наш брат, мой муж, тоже в этом уверен. И это великое дело, которое может быть сделано не только для Англии, но и для всего мира. Это величайшая возможность для тебя, Кэт. Это твой шанс стать великой женщиной, повести за собой людей.

– Я не хочу этого шанса. Я лишь хочу жить в достатке, комфорте и безопасности. Как и любая другая женщина. А все остальное – это уже слишком и лежит далеко за гранью моих возможностей.

– Нет ничего невозможного с Божьей помощью! – продолжает сестра. – А раз Бог будет с тобой, то ты преуспеешь во всем. Я буду молиться об этом. Мы все об этом молимся.

Король входит в комнаты леди Марии и сначала приветствует ее. Так будет до дня нашей свадьбы, который превратит меня в первую даму королевства. И тогда у меня тоже появятся свои комнаты, и король будет приветствовать сначала меня, а леди Мария и все остальные придворные дамы будут везде следовать только за мною, в моей свите. Когда я вспоминаю некоторых дам, которые воротили нос от меня как Екатерины Парр, а скоро будут застывать предо мною как королевой в глубоком поклоне, мне сложно сдержать довольную улыбку.

Король усаживается между мною и леди Марией. Когда два помощника помогают королю опустить его грузное тело на кресло, оно издает жалобный скрип. Тут же у ног короля появляется скамеечка, и шустрый паж аккуратно ставит на нее больную ногу своего повелителя. Король справляется с гримасой боли и ко мне поворачивается уже с улыбкой.

– Сэр Томас Сеймур нас покинул. Он не мог остаться даже на один день, чтобы попасть на королевскую свадебную церемонию. Как думаешь, почему?

Я приподнимаю брови в спокойном удивлении.

– Не знаю, Ваше Величество. Куда он направился?

– Ты не знаешь? Разве ты не слышала?

– Нет, Ваше Величество.

– Ну как же, он отправился выполнять мое поручение. Он мой шурин и мой подданный. А значит, выполнит любой мой приказ, когда бы я его ни отдал. Потому что он мой раб и пес, – и король разражается довольным сиплым смехом. И Эдвард Сеймур, еще один королевский шурин, тоже принимается громко смеяться, словно ему и дела нет до того, что члена его семьи называют рабом и собакой.