А.А. Дельнов - БОЛЬШОЙ ИСТОРИЧЕСКИЙ ПУТЕВОДИТЕЛЬ

Эка невидаль - 500 гектаров, им бы у Брынцалова земли и замки посчитать. Как бы там ни было, Жискар д'Эстен старался следовать обещанным курсом. Исходил из того, что государство для экономики не дирижер, но и не Марксов «ночной сторож» капиталистов - оно должно компетентно оптимальные условия для развития народного хозяйства. Но и поддержка нуждающимся в помощи, предотвращение и сглаживание социальных конфликтов - его первоочередная задача (свои взгляды он детально изложил в книге «Французская демократия», вышедшей в 1976 г.).

Правительство Жискар д'Эстена предприняло ряд существенных мер для демократизации семейных отношений и положения женщин. Была упрощена процедура развода, разрешены запрещенные ранее средства контрацепции, а затем и аборты - несмотря на ожесточенное противодействие значительной части общества и депутатов. Было полностью ликвидировано законодательное разделение детей на законных и незаконных.

При выборе ориентиров во внешней политике президент подчеркивал необходимость сотрудничества с СССР. Уже в декабре 1974 г. состоялась его встреча с Л.И. Брежневым в замке Рамбуйе под Парижем. По ее итогам Жискар д'Эстен даже заявил, что «франко-советское сотрудничество представляет собой основополагающий элемент внешней политики Франции».

Франция подписала Заключительный акт Хельсинкского совещания, присоединилась к «Договору о запрете ядерных испытаний в трех средах» - атмосфере, космическом пространстве и под водой (но продолжала рвать бомбы под землей - на своих тихоокеанских атоллах).

Однако, в целом, Франция сближалась с США, сотрудничала с ними в военной и экономической сферах. Американскому капиталу был открыт путь в важнейшие отрасли французской экономики. Отчасти это объяснялось тем, что отношения двух политических сис тем в те годы осложнились. СССР, заменяя свои устаревшие ракеты средней дальности, принял на вооружение комплексы СС-20 - более мощные, и к тому же, с разделяющимися боеголовками. Количество советских ядерных зарядов вследствие этого увеличилось в 3 раза. США же развернули свои «Першинги» и крылатые ракеты «Томагавк» в ФРГ - вплотную у границ стран Варшавского Договора. В ответ советское ядерное оружие появилось в ГДР и Чехословакии.

А дальше - больше. «Ограниченный контингент советских войск» принялся оказывать боевую поддержку «братскому народу Афганистана», и тут началось такое… Бойкот Московской Олим-пиады-80, к которому присоединились и французские спортсмены, был всего лишь символическим жестом на фоне общей бурной реакции на эту, мягко говоря, необдуманную акцию кремлевских партократов. Впрочем, Жискар д'Эстен оказался единственным руководящим западным политиком, который на личной встрече в мае 1980 г. попытался уговорить Брежнева повернуть вспять колесо истории. Увы, безрезультатно.

После выборов 1981 г. Жискара д'Эстена в Елисейском дворце все же сменил кандидат левых сил Миттеран. Впрочем, где лево, где право - становилось все неопределеннее. Миттерану предстояло долгое, но очень нелегкое президентство. В Национальном собрании у него не всегда была возможность опереться на парламентское большинство своих политических союзников (пусть условных) - чаще приходилось проводить политику «сосуществования» с победившими на парламентских выборах правыми. А те, в свою очередь, вскоре стали относиться к президенту неожиданно лояльно - видимо, тоже утратив пространственную ориентацию в мире, с которым явно происходило нечто странное.

Трудности обозначились еще в первые годы правления Жискара д'Эстена, но тогда казалось, что они связаны с вполне очевидными причинами. Во время арабо-израильской войны 1973 г. «нефтяные шейхи» резко взвинтили цены на «черное золото» - основной источник энергии для западных стран. Потом цены еще несколько раз подскакивали уже по воле ОПЕК (Организации стран - экспортеров нефти), и к 1981 г. выросли в 12 раз.

На Францию, импортировавшую 90% потребляемой нефти, свалились серьезные проблемы. Показатели очередных 5-летних планов по росту ВВП (предполагалось - на 5-6% в год) были провалены.

Более того, в 1975 г. произошло нечто невероятное: объемы производства резко сократились, в промышленности - на 8%, в сельском хозяйстве - на 6%. В последующие годы ситуация несколько выправилась, но темпы роста не достигали и полутора процентов. Стало ясно, что «славное тридцатилетие» - теперь уже достояние истории.

Только спустя годы более-менее прояснился истинный смысл и масштаб происходящего. Именно тогда начались тектонические подвижки в недрах цивилизации. Выдающиеся достижения научно-технической революции (в их числе - те, которые мы недавно научились называть нано-технологиями, зачастую слабо представляя, о чем идет речь), глобализация мировой экономики (в первую очередь - рост числа и кооперация всепроникающих транснациональных монстров, не признающих ни границ, ни правительств), извращение среды обитания всего живого на земле - все это коренным образом изменило мир.

С одной стороны, люди - осознанно или нет - стали по-другому воспринимать действительность: ценить то, на что прежде не обращали внимания, или о чем не задумывались (но что неожиданно превратилось в дефицитный экологический ресурс), или чего прежде и вовсе не существовало - а что-то потеряло свой смысл, утратило спрос.

Проще говоря, проклятый прогресс, топая своей неумолимой поступью, сделал еще один резкий скачок - и кого-то подбросил ввысь, а на кого-то наступил. Открылись невиданные прежде возможности, необъятные перспективы деятельности - но жестокий удар обрушился на целые регионы, профессии, отрасли производства.

Наша советская родина в лице своих престарелых руководителей этот скачок проморгала: застопоренное состояние западных экономик с правоверно-марксистским удовлетворением было воспринято как начало очередного кризиса, только на этот раз более приглаженного за счет кейсианских государственно-монополистических премудростей - но зато и более растянутого во времени. Хотя и собственные показатели были довольно бесцветными, и можно было бы осениться подозрением, что на Западе началась всеохватывающая структурная перестройка - не только технологическая, но и ментальная. А то у нас продолжали в массовом порядке плодить ЭВМ (электронно-вычислительные машины - слово «компьютер» применялось только с оттенком иронии и куража) производства Минского и прочих радиоламповых заводов. Их устанавливали куда ни по-подя - громоздкие, ненадежные, без всякого расчета на какую-либо отдачу. А без них никак было не можно: ведь в типовом техпром плане наличествовал обязательный раздел «Использование вычислительной техники», да гуляла модная аббревиатура АСУП (автоматизированные системы управления производством) - под нее тоже бесплодно тратились многие миллиарды.

Франция тоже не была на самом гребне волны НТР, во всяком случае, далеко не во всем. Но ее спецам не надо было далеко ходить, чтобы чему-то подучиться и что-то подсмотреть, не надо было красть технические разработки (на чем, например, попались советские дипломаты на авиационном салоне в Ла-Бурже). Главное же - Франция вовремя озадачилась.

Но быстрее всех перестраивались США и Япония, за ними - Англия и Германия. В США к власти пришел неолиберал Рейган, в Англии - мадам Тетчер. Последняя лучше всех уловила суть момента: сейчас не время мириться с благодушным самодовольным полусном госсектора, не до альтруистической подкормки убыточных и отсталых отраслей. Надо браться за ум в самом широком интеллектуальном смысле. Опоздавший рискует опоздать если и не навсегда, то очень надолго.

Во Франции, как и в Англии, тоже был большой и малоэффективный госсектор. Жискар д'Эстен пошел на частичную приватизацию, сделал первые шаги в направлении структурной перестройки промышленности: убыточные отрасли не дотировались, зато делались крупные вложения в информатику, в электронику, в то, что на них базируется. Ради этого сокращались социальные программы.

Значительная часть общества сначала восприняла эти шаги в штыки. В результате аристократа д'Эстена заменили на социалиста Миттерана. Поначалу он провел несколько громких национализа-ций в соответствии с «Совместной программой» - а через какое-то время оказался не «добрее» своего предшественника. Как человек высокообразованный и компетентный, он не мог действовать иначе - даже когда стоял во главе «правительства левых сил», даже когда в парламенте было очень много социалистов и коммунистов. Из его речей почти исчезли предвыборные лозунги - вместо них он предпочитал типично голлистскую риторику, вроде «борьбы против кланов и банд» и «противостояния партиям, стремящимся захватить всю полноту власти». А в государственной собственности к 1993 г. остались только железные дороги, метро, несколько важней