Наталия Будур - Повседневная жизнь инквизиции в средние века

Гибель замка Грааля стала смертельным ударом для катаров, однако не положила конец их сопротивлению. Убежищем для последних катаров стали леса и горные пещеры. Чтобы добраться до несчастных, инквизиторы предприняли попытку уничтожить густые заросли ежевики и утёсника. Это ответственное дело поручили некоему Бернгарду, которого народ немедленно окрестил Рубщиком кустарника. Но, в соответствии с прованской легендой, он нашёл свою смерть на виселице.

Чтобы облегчить поиски еретиков, «добрые» инквизиторы стали натаскивать на них псов. Катаров травили в их родных горах, как диких зверей.

В 1325 – 1328 годах 500 катаров укрылись в пещере Ломбрив на левом берегу Арьежа. Там находилось святилище, алтарь которого представлял собой огромный плоский камень, густо поросший свечами сталактитов. Беглецы почти не выходили наружу, ибо свирепствовавшая инквизиция окончательно убедила их в том, что земной мир – порождение сатаны.

В 1328 году сенешаль короля Франции во главе большого военного отрада прибыл к пещере. Заметив опасность, катары предприняли попытку скрыться, взбираясь по отвесным склонам горы в верхний скит по лестницам, которые потом втаскивали наверх. Сенешаль, которому не удалось схватить Добрых людей, приказал замуровать вход в пещеру. 500 человек умерли медленной смертью от голода и жажды.

Трагедия Ломбрива положила конец существованию церкви катаров.

Во время первого похода в Окситанию сотни тысяч людей были вырезаны. Оставшиеся в живых признали власть папы и короля. Могущественные владельцы отдали себя, всех баронов и людей своих, и всю землю свою в полную волю возлюбленного господина своего, славного короля французов.

Но вот что было для папы особенно неприятно: еретиков сжигали, а ересь оставалась. Мечи и копья её не искоренили, а лишь загнали куда-то глубоко-глубоко в души тех, кто спасся. Кровь и гонения не разубедили еретиков в их учении. «Одно дело меч и гонения, – говорили они, – а другое дело – истина». И всё глубже и глубже хоронили они в себе свои искренние убеждения.

Впрочем, папа не оставлял в покое и души людей. Его духовный меч искал способы победить душу и овладеть ею. А вслед за мечом духовным в душу человека вгонялся меч стальной.

Испанский проповедник и подвижник, монах святой Доминик, учредитель особого монашеского ордена и изобретатель чёток, предложил, а папа благословил устроить особое судилище для искоренения ереси. Так возник святой трибунал – Sanctum Officium, то есть инквизиция, и «святое дело искоренения ереси» было предоставлено монахам ордена святого Доминика.

На столь полезное для государства дело, разумеется, тотчас же отыскались и большие средства. Один богатый человек, тулузский гражданин Челлани, проворачивавший выгодные дела и с духовенством, и со светскими властями, откликнулся на призыв святых отцов-доминиканцев и подарил им прекрасный обширный замок, так называемый Нарбоннский дом, и этот дом сделался главным и центральным гнездом святого судилища.

Нарбоннский дом был старинным и мрачным замком, и вид его вполне соответствовал святому судилищу. Над воротами замка прибили надпись «Дом инквизиции». На том же здании появился и герб доминиканского ордена – изображение голубя, несущего в своём клюве символ мира – масличную ветвь. Злой насмешкой казался и этот голубь, и эта масличная ветвь тем еретикам – жителям Тулузы, которые ещё осмеливались считать «святое, благочестивое судилище» вовсе даже не святым и не благочестивым. Вскоре подобные же судилища стали учреждаться и в других городах Южной Франции.

Вот какими словами оправдывал их возникновение святой Доминик: «Сам Иегова[19] исполнял обязанности инквизитора, когда громил возмутившихся против него ангелов. Сам Иегова продолжал поступать так и здесь на земле, когда наказывал тех безумцев, которые создали башню Вавилонскую[20]. Затем Бог передал то же святое дело инквизиторства апостолу Петру, и тот прежде всего применил кару против Анания[21]. Первосвященники же римские – папы – непосредственные преемники святого апостола. От этих преемников и получают свою власть и свои права над людьми и святой Доминик, и другие монахи его ордена. А если и сам Бог тоже был инквизитором, и к тому же ещё таким жестоким, почему бы и людям не подражать ему?»

И правда, как же не признавать за святым трибуналом полного права делать и с телами, и с душами людей что угодно, если признано это право и за теми, кто повыше их?

«Не будучи достаточно сильными, чтобы остановить поношение Создателя, – так пишет папа настоятелю-доминиканцу, – но желая прекратить эту опасность гибели для душ заблудших, мы просим, убеждаем и приказываем сим апостольским посланием, дабы ты тех из братьев, вверенных тебе, которые научены закону Господню и которых ты признаёшь склонными к этому делу, разослал по равным сопредельным местам твоего надзора, дабы они поучали клир и народ общею проповедью, где сочтут её удобною. Пусть для основательного исполнения этого дела они изберут себе разные местности и займутся с особенным старанием еретиками и отлучёнными. Если же виновные и заключённые, будучи допрошены, не захотят вполне подчиниться приказаниям Церкви, то пусть тогда братья исполнят относительно их наши справедливые постановления против еретиков, вновь обнародованные, направленные на укрывателей, защитников и покровителей еретиков, действуя, однако ж, в пределах этих постановлений».

Доминиканцы были призваны «действовать»; местные же епископы, светские власти и люди всех состояний – «содействовать». Епископам внушалось, что они могут заседать на суде рядом с инквизиторами, если они сами того пожелают, а светским властям предоставлено было право посылать в трибунал своих уполномоченных, заседателей – «асессоров» и получать треть имущества осуждённых еретиков.

Статуты против еретиков, то есть истинный устав инквизиции, были написаны заранее; они разрешали доминиканцам с помощью пыток и тюрем заглядывать в самую глубину души каждого католика, искать там ереси и лжеучения и, найдя, искоренять таковые. Статуты и ещё больше сама судебная практика давали инквизиторам широкие полномочия, а именно: осуждать невинных и оправдывать виновных, если то будет полезно по высшим церковным и государственным соображениям. Это был предел их полномочий, но до более широких пределов люди не додумались и до сего дня…

И инквизиция скоро показала себя. Получив право читать во всех душах, доминиканцы очень быстро открыли огромное число нераскаявшихся еретиков. Правда, инквизиторы в большинстве случаев не могли доказать ереси многих обвиняемых, но наглядных доказательств от них и не требовалось. Для обвинения достаточно было того, чтобы инквизитор был убеждён в ереси некоего человека – и он уже имел возможность наказать подозреваемого, не доказывая его вины.

Самое ужасное, что инквизиторы не оставляли в покое не только живых еретиков, они не гнушались и преследованием мёртвых, что особенно возмущало население Прованса и Лангедока. Если умерших уличали в ереси, то агенты инквизиции производили эксгумацию их останков и публично их сжигали. Эти омерзительные расправы не раз вызывали народные волнения в Тулузе и Альби.

Как известно, историю делают сильные личности. Так вот Доминик Гусман (1170 – 1221) – испанский монах из дворянской семьи – как раз и был той самой сильной личностью.

Доминик, окончивший Валенсийский университет, отличался умом, умел трезво оценивать ситуацию и смотреть правде в лицо. Когда он был послан в Лангедок для борьбы с ересью альбигойцев, то в отличие от других представителей Церкви не стал кичиться властью, чтобы деморализовать противников и укрепить колеблющихся, не стал окружать себя роскошью и свысока относиться к еретикам.

Прежде всего он посоветовал легатам ходить по дорогам юга Франции без всякой роскоши – пешком и без охраны, всего по двое, как, собственно, делали это и проповедники катаров. Именно он основал нищенствующий орден братьев-проповедников для борьбы с еретиками. Члены этого ордена должны были иметь глубокую богословскую подготовку, для того чтобы воздействовать на прихожан силой проповеди и вести диспуты с колеблющимися. Кроме того, члены ордена должны были воздействовать на верующих силой личного примера – опять же как катары.

Не вина святого Доминика – а его канонизировали в 1234 году, в том, что он не смог завоевать сердца жителей юга Франции. Он воздействовал на умы, но не мог затронуть струны душ верующих.

Бесспорно, он иногда торжествовал в диспутах.

Бесспорно, он вёл очень строгий образ жизни – не менее строгий, чем Добрые люди.

Бесспорно, Доминик стал первым деятелем в истории Церкви, который отстаивал образованность и эрудицию в качестве неотъемлемого средства и инструмента проповедника.