Валерий Шамбаров - Оккультные корни Октябрьской революции

А по свидетельствам чудом спасшихся заключенных концлагерь посещал с “инспекцией” кто-то из очень высокопоставленных московских сановников. Не исключено, что Свердлов. Самая вероятная фигура из высокопоставленных. Он же был родоначальником городских концлагерей, должен был поинтересоваться здешним “передовым опытом”. Тут можно было обзавестить и какими-нибудь нужными компонентами дла магических ритуалов — поколдовать на будущую партийную схватку. Хотя посещение могло быть и просто экскурсией. Так сказать, в рамках “культурной программы”. Из желания местного начальства потешить гостя, а для гостя — развеяться, скрасить досуг, ознакомиться с “достопримечательностями”. В Харькове для Якова Михайловича главным было, конечно, не это. Главным были съезды.

1 марта открылся съезд компартии Украины. Свердлов — в президиуме, он здесь главное, первое лицо. Четырежды ему пришлось выступать с докладами, участвовать в бурных дискуссиях. Он телеграфировал Аванесову: “На съезде временами страсти разгораются, присутствие все врамя оказывается полезным… Улаживаю кучи ведомственных конфликтов между военными, продовольствием, совнархозами”. Ну еще бы страсти не разгорались! Ведь Украине предстояло принять весь “букет” свердловского “военного коммунизма”.

Продразверстку, запрет на торговлю и товарообмен. И “коммунизацию” сельского хозяйства тоже! Свердлов и на Украине активно проводит ее в жизнь, выступает поборником наступления на крестьянство. Если в Нечерноземье перед революцией в помещичьем владении оставалось не так уж много земли, и сами имения были небольшими, то на Юге была велика доля крупных зерновых хозяйств. Тем легче казалось их “коммунизировать”. И Яков Михайлович все же добился своего, провел на съезде нужные решения. Добился и того, чтобы нужные ему кандидатуры были избраны в ЦК украинской компартии и делегатами на VIII съезд РКП(б).

6 марта открылся III Всеукраинский съезд Советов. Тут Свердлов присутствовал только первый день. Все требуемые решения уже были приняты на партийном съезде, что предопределило их принятие и Советами. Даже и делегаты на обоих съездах в значительной доле заседали одни и те же. Якову Михайловичу осталось только убедиться в их послушании и проконтролировать настроения. Все было сделано в согласии с его волей. Петровского выдвинули в руководство ЦИК. И была принята резолюция съезда о национализации всей земли. При этом указывалось, что “все помещичьи и кулацкие земли, отличавшиеся высоким уровнем сельскохозяйственного производства” переходят в руки государства для создания на их базе совхозов.

Этим решением Свердлов наломал таких дров, что последствия для Советской власти станут очень и очень тяжелыми. Поскольку главной силой, помогшей большевикам овладеть Украиной, были крестьянские повстанцы! Которые уже поделили “все помещичьи и кулацкие земли, отличавшиеся высоким уровнем сельскохозяйственного производства”. Поделили и скот, инвентарь. Гетман Скоропадский пробовал это отобрать, вернул владельцам — и получил общее восстание, свергшее его. Теперь отобрать решил Свердлов.

В результате против большевиков повернут оружие Махно, Григорьев, да и прочие крестьяне, те же самые, что недавно поддержали красных, полезут доставать с чердаков припрятанные винтовки. Едва распространится весть о национализации и “коммунизации”, заполыхает сразу и повсюду, загуляют отряды “батек” всех мастей — “жовто-блакитных”, “красно-белых”, “зеленых”, “черных”, “черно-красных”. Только в апреле — начале мая по Украине будет зарегистрировано 121 антикоммунистическое выступление. Что и рубанет под корень все мечты Свердлова о перенесении революции на мировую арену.

Но сам он этого, как и последствий политики казачьего геноцида, тоже не увидит. Вечером 6 марта 1919 года, удовлетворенный тем, что удалось сделать в Харькове, он сел в поезд. И персональный благоустроенный состав, весело стуча колесами, помчал его к Москве. И к смерти. Жить Якову Михайловичу оставалось менее десяти суток…

История гибели Якова Свердлова почти во всех источниках приводится некорректно. В одной из двух версий. Официальная — умер от гриппа-“испанки”. Неофициальная — был избит рабочими и скончался от побоев. Сразу отмечу, та и другая версии имеют много “неутыков” и противоречий с фактами. На самом же деле все материалы, относящиеся ко смерти Свердлова, в партийных архивах имеются. Они сохранились до сих пор и все противоречия прекрасно снимают. Просто оказывается, что обе версии надо… объединить.

Выезжая из Харькова, Яков Михайлович уже чувствовал себя не очень хорошо. То ли простудился, то ли впрямь грипп подхватил. Но держался, расслабляться не собирался. Он никак не мог позволить себе разболеться. Предстоял съезд партии, предстояла жестокая схватка по поводу политической линии, методов работы. Свердлов имел хорошо налаженную сеть информаторов вокруг Ленина. Знал, что именно может стать объектом атак и критики. И готовился серьезно, в полную силу. Понимал, что нельзя пренебрегать ничем, важен будет каждый сторонник, каждый голос. Поэтому даже дорога с Украины не была для него отдыхом, когда можно отоспаться, в окошко посмотреть. На всю поездку он распланировал целый ряд ответственных встреч и совещаний. Разослал телеграммы:

“Белгород. Комитету коммунистов. Выезжаю из Харькова 6 марта в 21 час, буду в Белгороде в 23 часа. Прошу придти в мой поезд совместно с президиумом Исполкома

Пред. ВЦИК Свердлов”

“Курск. Губком коммунистов. Проезжая Курск, считаю целесообразным переговорить по некоторым вопросам, партийным и советским. Прошу придти в мой поезд совместно с президиумом Губисполкомв. Буду в Курске в 5 часов седьмого марта.

Пред ВЦИК Свердлов”

Аналогичные телеграммы улетели в Орел, в Тулу, в Серпухов. В Белгороде, Курске, Орле, Туле ему требовалось обработать нужным образом местное руководство. Подчинить, внушить, настроить, склонить к своей позиции в грядущей съездовской борьбе. Проверить, кто от этих губерний поедет на съезд. Повлиять на выбор делегатов. А в Серпухов телеграмма была адресована в Реввоенсовет Республики. Там располагалась главная ставка Троцкого. Очевидно, как раз Льва Давидовича Свердлов видел своим главным союзником, намеревался договориться с ним и согласовать действия. И… только ли съездовским союзником? У Троцкого были войска. Армия… Ох как сильно попахивало все это организацией заговора! Допустим, на случай поражения на съезде…

Некогда было болеть Якову Михайловичу. Никак обстановка не позволяла. И он преодолевал слабость, старался подавить в себе хворобу. Наверное, какими-то магическими методами, которыми когда-то врачевал остяков с тунгусами. Напрягал волю, внутренними усилиями концентрировал свой “дух жив” в тех или иных участках организма. А может, шептал какие-то сакральные слова, делал пассы, рисовал магические фигуры, призывая до сих пор верно повиновавшихся ему духов тьмы…

И в этой самой тьме, обступившей со всех сторон, мчался вперед спецпоезд. Поезд с кабинетами и салоном для заседаний, с кухней и запасом продуктов, с удобными жилыми помещениями, с отрядом первоклассной охраны, со штатом прислуги и молоденьких девчонок-секретарш, с библиотекой и киноустановкой. В последней поездке спутникам и спутницам Свердлова было не до развлечений, не до маленьких “житейских радостей”. Даже не до сна. Их хозяин включился в бурную работу. А значит, все должны были подчиниться тому же режиму.

Какая разница, в 23 часа или в 5 утра придет его поезд в тот или иной город? Во сколько придет, во столько и должно было предстать перед ним местное руководство. Навытяжку, трепеща, явиться в вагон, обитый бархатом, выслушивать указания и принимать к исполнению. А если в Белгороде совещание затянулось на два часа, то в Курске губернское начальство пусть ждет. Пусть прыгает по перрону, высматривая, где же всемогущий повелитель, выдернувший подчиненных ни свет ни заря.

И персонал спецпоезда тоже должен был дергаться всю ночь. И себя самого Яков Михайлович изматывал напряженным графиком непрерывных совещаний и бессонной ночи. Белгород остался позади. Курск остался позади. Около 10 часов утра 7 марта состав стал тормозить у станции Орел. Остановился. Но вместо чинной, почтительной делегации региональных властей в свердоловский вагон влез только один председатель Орловского губисполкома Б.М. Волин (Фрадкин). Почему-то бледный, трясущийся.

Оказалось, что забастовали железнодорожники здешнего депо. Доведенные до крайности невыносимыми условиями жизни. Их дети пухли от голода, жены дошли до истощения. Никакие карточки не отоваривались, их близкие начали умирать… Вот и трепетал Фрадкин, что в его владениях случилось такое. И надо же — прямо к приезду грозного владыки, Якова Михайловича! Лепетал что-то в свое оправдание. Объяснял, что до сих пор не могут ни уговорить, ни утихомирить. Что тысяча человек собралась в депо, митингует и буйствует…