Крестоносцы на Востоке - Михаил Абрамович Заборов

военные предводители в истории столь труднодоступны для понимания, как Ричард Львиное Сердце. В качестве воина он был близок к безрассудству, отличался невероятной отвагой и был исполнен смелости, а как командир' он был умным, осторожным и расчетливым. Он совершенно беззаботно мог рискнуть собственной жизнью, но ничто не могло убедить его подставить свои войска больше того, чем это было абсолютно необходимо», и далее в том же духе. См.: S. Painter. The Third Crusade. A History of the Crusades. Yol. 2. The Later Crusades. 1189–1311. Madison — Milwaukee — London. 1969, c. 73.

Некоторые историки считают, будто дож Энрико Дандоло направил крестоносцев на Константинополь в 1202 г. в отместку за «константинопольскую баню» 1182 г. Это мнение неверно: венецианцы не были сколько-нибудь пострадавшей стороной во время погрома, обрушившегося на латинян в майские дни: в то время венецианцев, как установил советский ученый Н. П. Соколов, просто не было в Константинополе.

Впрочем, в литературе высказывалась и иная, идущая вразрез с общепринятой точка зрения: по мнению Н. П. Соколова, венецианцам было гораздо выгоднее направить крестоносцев в Египет, чем куда-либо еще, поскольку торговая деятельность республики св. Марка в этой стране была связана с различными ограничениями. Мало того, ученый, апеллируя к последующему историческому опыту, т. е. поступая вразрез с требованиями элементарного историзма (события XIV–XV вв. показали, пишет он, что обладание Константинополем ничего не прибавляет к венецианским привилегиям, обладание же Египтом, напротив, сулит максимальные выгоды), высказывает мысль, что именно война с султаном должна была представляться венецианцам предпочтительнее всего прочего. Если же они все-таки не использовали эту возможность и повернули крестоносцев к Константинополю, то лишь потому, что внутреннее положение египетского султана с 1201 г. укрепилось и шансы на успех похода в Египет резко снизились; ввиду этого венецианское правительство, желая избежать опасной египетской авантюры, пересмотрело свои позиции и в 1202 г. дало походу антивизантийское направление. Гипотетическая конструкция историка покоится на более чем зыбких основаниях: опыт, на который ссылается Н. П. Соколов, венецианцам еще предстояло пережить через столетия — предугадать его за 200 лет никто не был в состоянии. Что касается рискованности похода в Египет, то ведь и война против Византии тоже была авантюрой, но венецианцев такого рода соображения никогда не останавливали. По словам самого автора этой гипотезы, «дерзать, когда это было нужно, Венеция умела». Короче говоря, в его аргументации нет ни единого довода, который позволил бы принять предложенную Н. П. Соколовым оценку событий, связанную с планами Венеции насчет использования крестового похода.

Сцена встречи царевича с папой была запечатлена безвестным равеннским мозаистом среди тех исторических эпизодов Четвертого крестового похода, изображениями которых был выложен в 1213 г. пол церкви Сан-Джованни Эванжелиста — факт сам по себе достопримечательный.

Уточненные оценки численности крестоносцев, собравшихся в Венеции, основываются исследователями на расплывчатых сведениях хронистов и расходятся между собой: по подсчетам итальянского историка А. Кариле, их было 10 589, по выкладкам американских специалистов Д. Э. Квеллера, Т. К. Комптона и Д. А. Кемпбелла, корректирующих арифметические ошибки итальянского ученого, — 11 166 или 13 тыс.

Французский историк Ж. Лоньон полагает, что в Венеции собрались от 1500 до 1800 рыцарей — чуть более трети, но менее половины их обусловленной договором численности.

Совершенно несостоятельны попытки ряда западных историков представить его поведение как обусловленное религиозными убеждениями и приверженностью католической морали. Известно, что богобоязненность не помешала Симону де Монфор несколько лет спустя резать и жечь соотечественников в Южной Франции!