Андрей Еременко - Сталинград: Записки командующего фронтом

Красная Армия наступает. Она несет вам освобождение от тяжелой фашистской неволи. Она несет вам радостную и счастливую жизнь на родимой земле».

Немецко-фашистские захватчики свирепствовали. Гитлеровские изверги грабили и разоряли мирное население станиц и хуторов. Так на хуторе Крылов Ростовской области немецкие разбойники выгнали из домов колхозников и отняли у них все личные вещи. Гитлеровцы забрали в колхозе всех лошадей, быков, коров, а мелкий скот и всю домашнюю птицу порезали. Фашистские молодчики расстреляли колхозницу-орденоноску Пелагею Марковскую вместе с сыном и мужем, двух подростков. Фашисты учиняли зверские расправы с попавшими в плен ранеными бойцами и командирами. Чем хуже себя чувствовали на оккупированной территории фашисты, тем больше они свирепствовали.

В последних числах января наше наступление на Ростов проходило очень медленно. Немцы, подтянув большое количество танков и мотопехоты, оказывали упорное сопротивление. Части 2-й гвардейской армии отбивали в день по нескольку контратак немецкой пехоты и танков.

Несмотря на тяжелое состояние частей, испытывавших недостаток в артиллерии, танках, боеприпасах, горючем и пополнениях, войска фронта продолжали упорные бои, с тем чтобы выполнить приказ Ставки Верховного Главнокомандования.

Мы бросили в бой все наличные силы и средства. Войска сражались мужественно, умело. Но противник также прилагал все усилия, чтобы удержать в своих руках Батайск и Ростов. Против войск фронта действовало 11 дивизий [495] противника и около 285 танков. Их боевые действия прикрывались сотнями самолетов.

К 3 февраля 5-я ударная армия вела бои на рубеже реки Северный Донец от хутора Усть-Быстрый до станицы Кочетовская с частями 294-й пехотной, 22-танковой, 306, 336-й пехотных, 7-й авиаполевой дивизий, имевших до 120 танков, удерживая плацдарм на западном берегу реки Северный Донец.

2-я гвардейская армия продолжала бои на восточном берегу Дона от станицы Семикаракорской до станицы Манычской, у хутора Красного в 10 километрах западнее колхоза «Красное Знамя», захватив на западном берегу Дона плацдарм. Перед ее фронтом действовали части 11-й и 12-й танковых и 16-й моторизованной дивизий противника.

51-я армия сражалась с танковыми частями противника на рубеже Рудухина Балка, Раково-Таврический.

28-я армия на рубеже Ракитный, Зерноград, Мечетинская вела бои с частями 23-й танковой дивизии, моторизованной дивизии СС «Викинг» и 71-м резервным мотополком.

В ходе наступательных боев в январе войска фронта нанесли значительный урон противнику. Было захвачено 125 танков, 28 самолетов, 148 орудий, несколько продовольственных и вещевых складов, взято в плен много солдат и офицеров. За этот период потери врага составили: солдат и офицеров – 24856 человек, самолетов – 181, танков – 387, орудий – 219, бронемашин – 163. Эти большие потери понесли 306-я и 336-я пехотные, 11, 17, 23-я танковые, 16-я и СС «Викинг» моторизованные дивизии. В ходе наступательных боев войска фронта очистили от противника территорию около 100 тысяч квадратных километров и освободили сотни населенных пунктов, в том числе около 30 крупных.

Еще к концу декабря 1942 года, когда заканчивался разгром группировки Манштейна, мое здоровье резко ухудшилось.

Читатель, наверное, помнит, что прибыл я в Сталинград с незажившими еще ранами, пообещав лечившему меня профессору Когану строго соблюдать предписанный мне режим. Едва ли стоит говорить, что никакой режим в условиях Сталинграда соблюдать было невозможно. Раны на ноге не только не зажили за это время, но [496] еще больше разболелись. К началу февраля, продержавшись на ногах более шести месяцев, я окончательно вышел из строя. Требовалось немедленное стационарное лечение. Было очень досадно оставлять командование перед взятием Ростова, когда завязались бои на его ближних подступах.

Ставка Верховного Главнокомандования, и прежде всего И. В. Сталин, не знали о состоянии моего здоровья, так как я всячески стремился скрыть это не только от Ставки, но и от близких мне по службе генералов и офицеров. Люди, правда, видели, что я прихрамывал и ходил опираясь на палку, но всем своим поведением, и прежде всего подвижностью, я всегда давал понять, что мое ранение ни в коей мере не затрудняет исполнение мною служебных обязанностей. Теперь же я вынужден был доложить Ставке все, что называется, начистоту, так как чувствовал, что мое состояние может в какой-то степени сказаться на успешности управления войсками. И. В. Сталин сказал мне тогда, что считает смену командующих в весьма напряженный момент операции делом нежелательным. И я, наверное, вынужден был бы остаться, если бы как-то в конце января на командном пункте фронта в Большой Мартыновке Никита Сергеевич не оказался случайно свидетелем одной из процедур, которым меня в последнее время подвергали врачи. До этого Никита Сергеевич тоже не все знал о моем состоянии.

В последующие дни он летал в Москву. Будучи на приеме у И. В Сталина, он доложил ему о моем состоянии. В результате этого было получено распоряжение Ставки о моей отправке на лечение в Цхалтубо. Помню, по возвращении из Москвы Никита Сергеевич говорил мне: «Поедешь, подлечишься, нечего оставаться до завершения Ростовской операции, впереди еще много дел, нашей армии не один Ростов у немцев брать нужно, останется еще множество городов и у нас в России, и в Польше, и в Чехословакии, и в самой Германии. Здоровье вернешь – принесешь больше пользы».

Простились мы очень тепло: расцеловались и крепко обнялись. Никита Сергеевич проводил меня. Машина тронулась. Незаметно для окружающих я смахнул слезу. Трудно было расставаться с войсками, с фронтовыми товарищами, с которыми довелось пережить столько тяжелых [497] невзгод, а затем радость победы, первой полной победы над врагом за эту войну. Особенно тяжело было расставаться с Никитой Сергеевичем. Работая с ним рука об руку в течение шести месяцев, мы стали настоящими боевыми друзьями. Дружба эта закалилась в дни тяжелых боевых буден Сталинградской битвы, события, которое едва ли можно пережить дважды в жизни.

Нельзя забыть никогда этого поистине исторического полугодия.

Никита Сергеевич постоянно справлялся о моем здоровье, когда я находился на излечении. Одна из его телеграмм сохранилась у меня, приведу ее здесь.

«Генштаб РККА

Генерал-полковнику Антонову

12.4.43 г.

Посылаю через Вас письмо генерал-полковнику т. Еременко А. И. Адрес тов. Еременко я не знаю, а поэтому убедительно прошу Вас переслать это письмо тов. Еременко.

Н. Хрущев».

Вот это короткое, но теплое письмо:

«Дорогой Андрей Иванович! Хотелось бы узнать, каково состояние Вашего здоровья, как протекает лечение? Каково Ваше самочувствие? Писать мне можно на «долину».

Желаю Вам быстрого выздоровления и как старому солдату скорого возвращения в строй.

До свидания.

Н. Хрущев».

5 февраля наши части вновь вплотную подошли к Батайску. В ночь на 7 февраля наши разведчики, проникнув в расположение обороны противника, установили слабо защищенные участки, на которых гитлеровцы, спасаясь от мороза (стояли сильные холода), оставили лишь боевое охранение; основные же силы были оттянуты в населенный пункт. В полночь наши части внезапным ударом преодолели вражеские оборонительные рубежи, и к утру город Батайск был освобожден. Наши войска захватили до тысячи вагонов различного имущества и несколько тысяч пленных.

Завязались бои непосредственно за Ростов. Они носили крайне тяжелый и напряженный характер. Противник [498] занимал господствующий правый берег Дона; наши же части наступали по открытой низменной местности, простреливавшейся во всех направлениях. Наступление на город было решено начать также ночью. 8 февраля саперы закончили укрепление переправ через Дон. В полной темноте наши войска форсировали реку и сосредоточились для атаки на льду под прикрытием береговых обрывов. В 3 часа ночи начался штурм вражеских укреплений. Подступы к Ростову опоясывались окопами и противотанковыми рвами; большинство домов в городе было превращено в доты и огневые точки с круговым обстрелом; основные городские магистрали были заминированы, заграждены проволокой, рогатками, ежами и другими противотанковыми и противопехотными препятствиями. Подступы к укреплениям прикрывались сильным огнем артиллерии, минометов и стрелкового оружия.

Как только враг установил, что Дон форсирован нами, его артиллерия, минометы и бомбардировочная авиация взломали лед на реке. Это не остановило богатырей Сталинграда. В дерзновенном порыве наши воины прорвали первую полосу обороны противника и, расширив плацдарм на правом берегу, овладели прибрежными улицами южной части города и вокзалом. Первыми ворвались в город части подполковника Ковалева, подполковника Сиванкова, подполковника Дряхлова, майора Дубровина. Впереди атакующих подразделений, следуя боевому опыту и традициям сталинградцев, шли штурмовые группы. Дом за домом, улицу за улицей отвоевывали советские воины у врага.