Лев Колодный - Хождение в Москву

Назвать публикацию так, как сейчас, в далеком советском прошлом я хотел, но не мог. По правилам игры в серьезной партийной газете в подобном стиле писать было нельзя. Но проинформировать подробно о погребении царя в органе МГК КПСС уже было в годы «оттепели» можно. Обвинений в монархизме, пристрастии к церкви и прочих идеологических прегрешениях я не услышал, хотя редактор отдела информации остерегался всего, что дало бы повод упрекнуть нас в пропаганде религии. Поэтому недрогнувшей рукой вычеркнул он абзац, где цитировалась церковная надпись на гробнице Ивана Грозного. Вот этот абзац:

«Последний раз прикасался вчера Герасимов, ученый и скульптор, к прототипу своего портрета. Он расставлял все на престоле, осененном надписью: “и аз в нем во мне пребывает”».

Антрополог раскладывал пропитанные пчелиным воском и канифолью останки Ивана Грозного, его сыновей, полководца Скопина-Шуйского. Сейчас их уложат в гробницы. А нам всем представится возможность увидеть бюст грозного царя, выполненный с документальной точностью.

Это же сотворил Герасимов с останками Рудаки, Тимуридами, Андреем Боголюбским и Ярославом Мудрым».

Еще одно сокращение касалось не прошлого, а настоящего, поскольку я сделал упрек всей бумажной промышленности СССР. Критиковать можно было отдельные недостатки, отдельные объекты. В отличие от металлургов, химиков министерство бумажников не дало современного долговечного материала, на котором можно было бы написать текст государственного акта – послания потомкам. Его также надлежало захоронить в специально приготовленных сосудах вместе с костями. Вот этот второй сокращенный абзац:

«Только бумажники ничего не смогли предложить достойного. Пришлось взять листы пергамента из телячьей кожи, выделанные для старинных книг много лет тому назад. На них можно смело положиться: время не причинило им вреда».

Все остальное, написанное тогда в спешке после возвращения из Кремля, появилось в газете. Для любителей истории и сегодня, мне кажется, этот отчет интересен.

То, что случилось 22 ноября 1965 года в Архангельском соборе, менее всего напоминало церемонию, которая состоялась в нем 400 лет назад. Никто не стал ждать, когда зайдет солнце, как того требовал старинный обряд. Наоборот, за дело принялись с утра. Обязанности «летописцев» исполняли кинохроника и автор этих строк.

Сотрудник музеев Кремля не сумел один донести тяжелые стальные цилиндры, и я с готовностью взялся ему помочь. На донышке одного цилиндра выгравировано: «Князь Скопин-Шуйский», на донышке другого – «Царь Иван IV Васильевич Грозный». Проношу ношу к алтарю и укладываю по соседству с двумя такими же полированными сосудами с надписями: «Царь Федор Иванович», «Царевич Иван Иванович». Так оказались рядом четыре снаряда, которые сейчас должны быть отправлены в будущее, для тех, кто когда-нибудь вновь решит вскрыть гробницы Архангельского собора, усыпальницы русских государей.

Прошло два с половиной года с того дня, как сдвинули с места 400-килограммовую плиту белого камня у южной стены собора. И вот плита вновь готова к тому, чтобы лечь на прежнее место, закрыть саркофаг. На ней искусной вязью выполнена надпись: «В лето 7092 (1584 год. — Ред.) марта в 18 ден преставись благоверный и христолюбивый царь и великий князь Иван Васильевич всея Руси самодержець во иноцех Иона на память Кирила архиепискупа ерусалимского за полтора часа до вечера». Надпись эта установила с точностью до одного часа конец царствования Ивана Грозного.

Утром 22 ноября 1965 года останки царя Ивана IV продолжали оставаться последние часы на попечении взволнованного и не скрывающего радости Михаила Михайловича Герасимова – всемирно известного антрополога. Герасимов первый прикоснулся к Грозному и, едва взяв в руки череп, заметил на бровях и подбородке волоски. Он увидел их за мгновение до того, как свет и воздух превратили древний волос в ничто. Да, волоски не сохранились. Зато история получила документальный скульптурный портрет, великолепное дополнение к прижизненным портретам Грозного. Получила и результаты научных исследований, адресуемые потомкам.

Московские инженеры изготовили по просьбе историков четыре цилиндра. Они из нержавеющей стали марки Х18Н10Т, означающей наличие 18 процентов хрома, 10 процентов никеля и до 1 процента титана. Эти сведения сообщил мне создатель металлического хранилища. При изготовлении снаряда применялись все достижения металлургии и сварки XX века. Днище заваривалось аргонно-дуговой сваркой, швов не видно. Крышка легко снимается, достается мягкая прокладка из стекловолокна, а затем инженер извлекает из цилиндра стеклянную ампулу. За нее тоже не будет стыдно. По этой ампуле можно судить об уровне электровакуумной техники в 1965 году. Внутри ампулы запаян невидимый газ аргон, окутавший навечно кусок пергамента. Через стекло сосуда легко читаю текст, начертанный тушью чертежным пером:

«23 апреля 1963 года комиссия Министерства культуры Союза Советских Социалистических Республик впервые вскрыла гробницу Ивана IV в целях исторического исследования…»

На белом пергаменте изложены результаты работы двух с половиной лет, выполненной группой московских историков, антропологов, архитекторов, судебно-медицинских экспертов, работников музеев Кремля.

Текст на пергаменте сообщает, что проделаны химические анализы, рентгеноскопия, патологоанатомические и антропологические исследования. Сохранились остатки одежды, но по ним не сумели реставрировать одеяния царя Ивана IV. Перед смертью он принял схиму в надежде искупить тяжкие грехи. Но одеяние сынов царя и воеводы Шуйского кремлевские мастера реставрировали.

Ученым не удалось точно определить причину смерти Ивана IV и Скопина-Шуйского. Следов насилия не обнаружено. Быть может, будущее даст ответ на нерешенные вопросы. В этом ему помогут данные, добытые трудом наших современников. Но исследования и после захоронения продолжатся. А пока заканчивается первый этап работы.

…Вспыхивают огни софитов. Электричество освещает придел, куда не раз приходил со свечой Иван Грозный – на могилу убитого им своей рукой старшего сына. Сейчас и отца, и сынов его вновь предадут земле. Останется пустой соседняя гробница – Бориса Годунова. Ее давно потревожил царь Лжедмитрий, выбросивший прах врага через проем в южной стене, чтобы «не осквернять» дверей собора.

Зарокотали кинокамеры. Антрополог и его помощники укладывают на сухой желтоватый песок, взятый из Люберецкого карьера, все то, что пролежало в могиле 400 лет.

Правая рука Ивана IV принимает такое же положение, как и прежде: она поднята кверху, точно для крестного знамения. Взглянув последний раз в саркофаг, Герасимов говорит:

– Все в порядке.

Смотрю на часы. Стрелки показывают 11 часов 16 минут. Ученых сменяют молодые рабочие реставрационных мастерских. Они несут ведра с песком и тонким слоем засыпают его в белокаменный саркофаг.

– Одну минуту, – раздается голос помощницы Герасимова.

В песок укладывается последняя маленькая, чуть было не забытая косточка, как и все, пропитанная воском и канифолью…

Наконец на песок кладут стальной снаряд, где отныне хранится акт Государственной комиссии. В последний момент приходится поправить полированный цилиндр, теперь он сохранит и отпечатки пальцев научного сотрудника.

На катках с помощью толстых веревок рабочие вдвигают на прежнее место тяжелую каменную плиту. Но это четверть дела. Так же заполняются саркофаги сынов Грозного и воеводы Скопина-Шуйского, умершего внезапно молодым по неизвестной причине.

К двум часам заканчивают операцию антропологи. Каменщики устанавливают все, как было, – кирпич к кирпичу. Постепенно расходятся люди из южного придела Архангельского собора с четырьмя гробницами. В них запущены четыре стальных снаряда, которые донесут потомкам рассказ о том, что произошло с останками Ивана Грозного с 23 апреля 1963 года по 22 ноября 1965 года.