Готы - Вольфганг Викторович Акунов

де Лильо (по нашему, храм святого Михаила Архангела — бывшая часовня царского дворца) и Санта Мария де Наранко (перестроенный царский дворец, о чем свидетельствуют лестницы и внутреннее помещение, похожее скорее на палаты древнего германского царя, чем на неф христианского святилища). Наглядно свидетельствующие о свершившемся, наконец, слиянии властного германского мышления с великой христианской идеей Реконкисты, о готском прошлом испанского народа. Альфонс I, вне всякого сомнения, ощущал себя всецело готом и постоянно это подчеркивал.

Но и в округе — в долинах, тянущихся к Пикос де Эуропа, да и ниже, у моря, сохранилась россыпь церковок, арочек, крипточек, часовенок — зримые свидетельства начавшегося великого движения. Поначалу это было лишь самоутверждение, непрерывные попытки вырваться из арабских тисков, затем — изумленное, постепенное пробуждение от тяжелого сна, от ночного кошмара. Восстания, начавшие вспыхивать на юге против власти могущественных завоевателей, перешедших от прежней политики религиозной терпимости к насильственной исламизации своих христианских подданных, позволили северянам продвинуться до реки Дуэро. Постепенная утрата арабами бдительности, самовлюбленность изнежившихся мавров, их утонченное искусство и сладкая жизнь позволили суровым христианским воинам Астурии и Леона все чаще переходить от обороны к наступлению.

С вполне понятным нетерпением испанские историки ищут в этих темных столетиях — VIII, IX и X — истоки не только свойств испанского национального характера, которым Испания была обязана своим величием, но и характерных черт христианских испанских государей эпохи Реконкисты. При этом они — за небольшим исключением — не желают ничего слышать о, вне всякого сомнения, лежащих в их основе вестготских истоках и традициях. Как, впрочем, и об удивительной стойкости и способности к сопротивлению баскского племени. Породившего Наварру и «гуманиста с мечом в руке» — Генриха IV, Великого Беарнца, основателя династии Бурбонов — одной из знаменитейших в Европе Средневековья и Нового Времени. Тем не менее, именно, здесь, на Севере, на орошаемом дождями кантабрском побережье, с его промышленными городами и шахтами, можно, при желании, убедиться в том, что мощь свевско-готско-баскского наследия не была исчерпана в ходе Реконкисты (в отличие от мощи наследия кастильского). Его непокорные, своенравные потомки — Каталония, Астурия, Леон и Страна басков (Эускади) — всем новомодным «автономистским» поползновениям вопреки — залог будущего Испании, вечно прекрасной и единой в своем многообразии.

Немецкий историк из Марбурга Дитрих Клауде (учившийся, кстати говоря, некоторое время в университете бывшей вестготской резиденции Тулузы) указывал в своей «Истории вестготов» на курьезный случай спора между дипломатами на Базельском соборе римско-католической церкви 1434 г. Тогда Николаус Рагнвальди (Нильс Рагнвальдсон) — посланник короля Дании, Норвегии и Швеции Эрика VII Померанского — потребовал для себя особо почетного места в зале собраний. Приведя в обоснование законности своего требования довольно любопытный довод. Он заявил, что шведы суть потомки готов, готам же подобает эта честь, с учетом их достославной истории. Заносчивому шведу, впрочем, не замедлил возразить испанец Альфонс де Картахена — министр и полномочный посол Его Величества короля Кастилии. Заявивший, что у испанцев несравненно больше прав считаться наследниками славных готов, чем у шведов. Ибо вестготы, отправившиеся на Иберийский полуостров совершать великие деяния, чьими потомками являются испанцы, без сомнения, были лучшими и храбрейшими представителями своего племени. А самые негодные, ленивые, бездеятельные готы остались на родине, в Швеции — жалкие остатки готского народа, не имеющие прав ни на какие привилегии. И вести от них свой род не очень-то почетно.

Эта дипломатическая дуэль разыгралась через тысячу лет «с гаком» после смерти вестготского царя Алариха и несколько меньше лет после смерти остготского царя Теодориха Великого. За это время политический небосвод христианской Европы успели озарить Карл Великий, Оттон I Великий, Владимир Святой, Вальдемар Аттердаг, Фридрих I Барбаросса, прозванный «чудом мира» — «ступор мунди» — Фридрих II Гогенштауфен и немало других монархов «крупного калибра». И все же готы были не забыты. Мало того! Ранг дипломатов, оказывается, напрямую зависел от отношения, которое имели к готам государства, представляемые на международных форумах этими дипломатами. Это не только неожиданно, не только удивительно, но и несколько отдает неблагодарностью. С учетом несомненных заслуг, скажем, франков в деле сплочения новой, христианской Центральной и Западной Европы и основания Священной Римской империи. Возможно, в памяти христианских народов Европы (продолжавшей, в силу исторической инерции, столетиями, если не тысячелетиями, мыслить «римскими» категориями) слишком ярко запечатлелись многочисленные преступления представителей франкских царей — например, моральный хаос, царивший в период от Хлодвига до Пиппинов. И на их фоне, несколько отдаленные во времени вестготы, несмотря на свои интриги и насилия, успели превратиться в идеализированных памятью и фантазией потомков борцов за лучшую, рыцарскую, христианскую Европу? Было бы заманчиво написать на эту тему книгу, озаглавив ее, скажем: «Эволюция образа готов в оценках людей европейского Средневековья». Писать, да и читать ее, наверно, было бы довольно интересно… В любом случае, с учетом приведенных выше соображений, становится понятным, почему интерес к готам не только не угасает, но и постоянно возрастает, в самые разные эпохи и на самых разных уровнях (от «готических» романов до современной молодежной субкультуры «готов»). Имена остготских и вестготских царей известны во всем мире не меньше, чем имена их современников — последних римских императоров. Причем, интерес к готскому наследию проявляют не только скандинавы или англосаксы. И не только немецкие историки (начиная с саксонского министра Эдуарда фон Витерсгейма, Феликса Дана и Людвига Шмидта до Германа Эйке, Дитриха Клауде, Германа Шрайбера, Рольфа Хахмана и множества других). Но и наши, русские историки, начиная с Вельтмана, Соловьева, Вернадского, эмигранта Александра Александровича Васильева, автора фундаментального труда «Готы в Крыму», и множества других, как упомянутых, так и не упомянутых в этой книге — несть им числа… Ибо и мы, русские, тоже — потомки и наследники готов. С течением времени — по прошествии многих столетий, на протяжении которых Европу постоянно опустошали войны, разрушавшие материальные свидетельства прошлого и стиравшие саму память о нем — мир стал свидетелем знаменательного феномена. Все большее значение стали приобретать районы, расположенные на западных и восточных оконечностях нашего многострадального материка и потому сохранившие больше следов готской эпохи, чем казавшиеся изначально более важными места событий готской истории между Равенной и Бусенто. Или между Тулузой и Толедо. Если мы хотим ощутить отдаленное веяние готской истории, нам надо отправиться далеко на запад — в Санта Комба южнее Орензе, или на гору Монте Наранка с храмами Сан Мигель де Лильо и Санта Мария под Овьедо. Далеко на юг — в Равенну с ее готскими