Александр Тюрин - Западный (польский) вопрос

Польско-литовские правители ищут союзников для борьбы с Москвой на Востоке. Начинается многовековой антироссийский флирт христианских королей с ханами-султанами. Польско-литовская власть и крымцы заключают в 16 в. пять договоров, направленных против России, два антимосковских договора были заключены с османами. Набеговая активность азиатов будет поощряться деньгами. За разорительнейший набег на Москву в 1521 г. король Сигизмунд I заплатил крымскому хану Магмет-Гирею 15 тыс. червонцев. В годы Стародубской войны Сигизмунд I платит крымцам за набеги на Россию по 7500 червонцев ежегодно и на такую же сумму посылает сукна. Города, для покрытия крымских расходов короля, облагаются податью, именуемой «ордынщиной». После заключенного в 1562 г. соглашения между Сигизмундом II и крымцами происходит двенадцать крупных крымских набегов на Московскую Русь. Однако азиатские «союзники» не забудут грабить и Польшу с Литвой. Михалон Литвин сообщает о малом количестве побегов пленных литвинов из крымской неволи, по сравнению с московскими пленниками — крымское рабство выглядело для литовского простолюдина не хуже, чем жизнь под властью шляхты.

Характерной особенностью польского хозяйства было с 15 в. господство барщинной системы, пришедшей в рамках «второго издания крепостного права» (по Марксу) или «вторичного крепостничества» (по Броделю). Господское хозяйство (фольварк) ориентировалось на производство товарного хлеба и другого сельскохозяйственного сырья для внешнего рынка. На рубеже 15 и 16 в. закрепощение крестьян в Польше и Литве шло быстрыми темпами, «золотая вольность» получала материальное обеспечение в виде принудительного дармового труда крестьян.

С 1503 крестьянин мог выйти исключительно с разрешения господина — это, фактически, год введения крепостного права в Польше. С 1543 крестьяне окончательно прикреплены к земле и пану — на основах частноправовых. Работа на барщине (панщине) увеличивается, доходит до 5–6 дней в неделю.[2] В конце концов, многие господа отнимают наделы у своих крестьян и выдают им за постоянную работу в своем хозяйстве «месячину», своего рода концлагерную пайку. Невыход на работу, как и в концлагере, карается смертью. «Народ жалок и угнетен тяжелым рабством, — пишет о Польше имперский посол Герберштейн. — Ибо, если кто в сопровождении толпы слуг входит в жилище поселянина, то ему можно безнаказанно творить все, что угодно, грабить и избивать». «Если шляхтич убьет хлопа, то говорит, что убил собаку, ибо шляхта считает кметов за собак», — свидетельствует писатель 16 в. Анджей Моджевский на хорошем латинском языке.[3]

И это ли «нация свободных людей», как пишут в польских книгах по истории, а вслед за тем повторяют наши историки и энциклопедии по всему миру? Это ли образец для подражания, которым надо шпынять «авторитарную» Москву?

Вместе с укреплением власти над крестьянами, шляхта все более стесняет развитие других общественных сил.

Пётрковский статут и привилея короля Александра дают шляхте право на беспошлинный вывоз сельскохозяйственной продукции. Шляхта начинает самостоятельно выступать на внешнем рынке, продавая ганзейцам и прочим европейским купцам сырье, покупая у них предметы роскоши. Она получает и исключительное право на производство и продажу спиртных напитков, чем пользуется для спаивания своих холопов. Мещанам (городским буржуа) запрещено покупать у шляхты землю, а вскоре они вынуждены отдать свои участки вне городов. Сейм 1565 г. воспрещает польским мещанам вывоз товаров за границу, зато предоставляет чужеземным купцам беспошлинный ввоз. В результате таких «новаций» начинается длительный упадок польских городов.

Экономически над Польшей и Литвой господствуют ганзейские города на Балтике (Любек, Штеттин, Данциг, Рига); иноземные торговые корпорации оперируют на всех транспортных коммуникациях — Одре, Висле, Немане, Западной Двине, контролируя товарные и финансовые потоки.

Польское хозяйство окончательно приобретает характер сырьевого придатка бурно растущего западно-европейского рынка — это требует постоянных захватов земель и крепостных душ.

А дела на на юге, севере и западе у поляков идут всё хуже. Габсбурги вытесняют польскую корону из Дунайского бассейна. Власть Польши над Пруссией становится практически номинальной. Турки забирают Молдавию, прежде вассальную Польше, отнимают у нее выход к Черному Морю.

Нарастает конфликт между мелкопоместной шляхтой, все более зависимой от ростовщического капитала и страдающей от татарских набегов, и крупными землевладельцами-магнатами. Это содействует распространению в Польше реформационных учений — лютеранства, кальвинизма, социнианства, приходящих из Прусии. К середине 16 в. Польша стоит на пороге религиозной войны, похожей на ту, что терзала Францию, поэтому верховная власть и католическая церковь пытаются сплотить обе слоя знати, направив их интересы на Восток.

Люблинская Уния 1569 была польским ответом русскому простонародью Литвы. О том, что литовско-русское простонародье было на стороне московского «тирана васильевича» свидетельствуют и западно-европейские наблюдатели. В частности отец-иезуит Антонио Поссевино сообщает по результатам своей миссии в Речь Посполиту: «найдено, что жители этих областей (Западная Русь), по приверженности к своим единоверцам-москалям, публично молятся о даровании им победы над поляками».[4]

В результате Люблинской унии, те русские земли, которые находились в составе Литвы были переданы польской короне — Волынь, Подлясье, Гродненщина, Киевщина, остаток Подолии, чернигово-северские земли. Как пишет С. Соловьев: «Соединение последовало явно в ущерб Литве, которая должна была уступить Польше Подляхию, Волынь и княжество Киевское». Собственно и Унией называть этот был аншлюс неправомочно. Литва, как большое и самостоятельное европейское государство, самоликвидировалась. Литовская знать продала родину в обмен на западные гарантии сохранения ее материального и социального статуса.

Уния 1569 г. несла тяжелые последствия для положения западнорусского крестьянства и православной церкви, для культуры и языка Западной Руси.

Польское иго на Западной Руси почти столько же, сколько османское иго на Балканах, сопровождалось не меньшими усилиями по изменению религиозной, культурной и национальной идентичности покоренного населения.

С восшествием на польский престол Стефана Батория, турецкого ставленника из османской Трансильвании, польско-литовская «шляхетская республика» перейдет к жестокой и непреклонной политике полонизации и окатоличивания Западной Руси.

Турецкий посаженник начнет свое правление с казни казацких «лыцарей», насоливших Османской державе. Обильно снабженный деньгами, как со стороны немецких правителей, так и стороны Порты, король наймет большую армию нового типа, и проведет три похода на Русь, с прицелом на Москву. Правда, деньги, а вместе с тем и наступательный порыв немецких наемников, кончатся во время длительной осады Пскова.

Баторий вводит практику назначения православных епископов — среди них появляются скрытые католики. Паны сами ставят приходских священников в своих имениях, иногда это даже без рукоположения в сан.[5] Это так называемое «право патроната» на практике выливалось в вымогание денег у кандидатов на приход. Православные церкви стали в руках пана или арендатора имения доходным объектом, за каждое богослужение или священодействие прихожане должны были платить.[6]

Иезуиты наводняют западно-русский край и начинают захватывать православные храмы. В двадцати западно-русских городах иезуиты основывают свои училища, виленская иезуитская коллегия обращается в в академию. При церквах основывают иезуитские братства, про соборах иезуитские миссии.

В самой Польше иезуиты будут подчинять университеты и сжигать неугодные книги, раздувать антисемитизм и ненависть к другим конфессиям.

Сыновья могущественных магнатов, православных и кальвинистов (Чарторыйских, Радзивиллов) совращаются иезуитами в католичество. В 1598 г. пятьдесят восемь высокородных литовско-русских вельмож (Тышкевичи, Збаражские и др.) заявляют о принятии католичества. Окатоличившиеся землевладельцы вместе с агрессивным католическим клиром усиленно размножают на западнорусских землях костелы и кляшторы (монастыри). Род могущественных Острожских, окатоличившись, передает ксендзам православные храмы во всех своих обширных владениях — только на Волыни им принадлежало 25 городов, 10 местечек и 670 селений. К числу новых католиков относились и сыновья беглого «диссидента» А. Курбского.

Мелкая западнорусская шляхта вознаграждалась за переход в латинство чинами и должностями, разнообразными возможностями кормиться от населения. Начиная с 1649 г. православных больше не допускали в Сенат, к государственным должностям любого уровня.