Алексей Бычков - Ледовое побоище и другие «мифы» русской истории

Об этом времени создания нашей истории свидетельствует и иллюстративный материал.

Так, при описании легенды о святом Андрее, поставившем крест на Киевских горах, приведен следующий рисунок:

Протопоп Аввакум писал: «…ну, никониянин, не ты ли еси отверг старую истину, животворящий трисоставный крест господень и на том месте четвероконечный июдейский устроил?»

На рисунке именно «четвероконечный» никонианский крест свидетельствует о постниконианском времени создания рукописи.

На ксилографии 1521 года Христос распят на старинном трисоставном кресте.

«Как в язычестве у славян образ верховного бога нередко сливался с образом бога солнца, так и в христианстве, в произведениях народного творчества, древний небесный бог, а также бог солнца, замещались богом христианским»[6].

В XII веке в среде Щецинских славян, обращенных в христианство, по словам Эбона, рядом с христианскими святилищами воздвигались и языческие капища, а народ «двоеверно поклонялся и немецкому Богу и прежним богам своих отцов».

Так же обстояло дело и в Московском государстве, в подтверждение чему приведем иллюстрацию из книги Шлейзинга «Религия московитов».

Как доносил в Рим в начале XV в. кардинал д’Эли, «русские в такой степени сблизили свое христианство с язычеством, что трудно было сказать, что преобладало в образовавшейся смеси: христианство ли, принявшее в себя языческие начала, или язычество, поглотившее христианское вероучение».

Прежде всего, под влиянием языческой мифологии весь мир оказывался ангелохранимым.

Ангелы, согласно летописцу, приставлены ко всякой «твари»: есть ангелы облаков и мглы, снега и грозы, зимы и осени, весны и лета, — словом, состоят они при каждой вещи, где бы ни находились: на земле, небесах или в тайной бездне. Также ангел, замечает он, приставлен к каждой земле, чтобы охранял эту землю, хотя бы она была и «поганая». Следовательно, ангелы блюдут все страны — и христианские, и языческие.

Московиты поклоняются Хорсу. На заднем плане виден христианский монастырь. Рисунок относится к концу XVII в.

«Во время Оно «кадили Ваалу, Солнцу, и Луне, и созвездиям, и всему воинству небесному», т. е. ангелам. Почитание ангелов было весьма широко распространено во времена святых апостолов. Были в те времена верующие, «помышлявшие своим воздержанием и чистым житием подражать ангелам». Они учили творить поклонение ангелам такое же, как и самому Богу. Такое почитание ангелов было осуждено и приравнено к ереси».

Увы! И ныне в русских церквах продаются иконы ангелов, чтобы прихожане молились не Богу, а персональному ангелу-хранителю.

Для религий древности типичен был национальный характер. Каждая народность обладала своей собственной религией. Считалось, что только она находится под покровительством богов этой религии.

Для местных жителей местная икона — неприкосновенная святыня, для чужих, из другой области, — это предмет, не вызывающий никакого уважения. Смоляне, суздальцы и даже черниговцы, взявшие Киев под предводительством Андрея Боголюбского, как бы в насмешку над прозвищем князя разграбили «монастыри и Софию и Десятинную богородицу… и церкви обнажиша иконами и книгами и ризами и колоколы изнесошла все». То же самое повторилось в 1203 г. Но это факты более ранние. А вот факты XIV и XV вв.: в 1372 г. тверитяне, взяв Торжок, ободрали серебряные оклады с тамошних икон, а церкви сожгли; в 1398 г. новгородцы в Устюге «церковь соборную пречистыя пограбиша»; в 1434 г. великий князь Василий Васильевич, взяв Галич, сжег там церкви и монастыри.

Хороши же христиане!

Н.М. Никольский в «Истории русской церкви» (1983) писал: «В сущности, верования тогдашнего общества были тем же плохо прикрытым язычеством, иногда заставляло бросать псевдонимы и называть вещи их собственными именами. Рядом с церквами оставались «камень да береза»; старые священные камни стали, правда, связываться с культом христианских святых, а камням фаллической формы стали придавать форму креста или снабжать их изображениями креста и святых, но другие объекты дохристианского культа сохранялись без всяких изменений». Мы читаем, что «ов требу творил на студенци, дъжда живы от него, забыв яко бог на небеси дождь дает; ов реку богиню нарицал и зверь живущ в ней, яко бога нарицал». «Даже попове и книжницы» веруют в Перуна и Хорса, «подкладывают им требы и куры им режут», жалуется поучение неизвестного автора XIII века, а в XIV века какой-то монах, устами летописи, называет людей, не обинуясь, дажьбожьими внуками. Эта старая вера живет еще и в XVI веке; правда, такая откровенная номенклатура уже вышла из употребления, но жалобы и постановления Стоглава достаточно красноречиво показывают, что, по существу, и в середине XVI века дело нисколько не изменилось.

С другой стороны, элементарные познания по части христианского вероучения и культа были чужды не только мирянам и низшему духовенству, но и монашеству и представителям высшей иерархии. В этом отношении очень любопытны сообщения иностранных путешественников, относящиеся к XV–XVII векам. Иностранцы утверждают, что простые миряне не знали ни евангельской истории, ни Символа веры, ни главнейших молитв, в том числе даже «Отче наш» и «Богородице дево», и наивно объясняли свое невежество тем, что «это очень высокая наука, пригодная только царям да патриарху и вообще господам и духовным лицам, у которых нет работы». Но те же иностранцы выдают самое уничтожающее свидетельство и тем, у кого был досуг, и даже специальный досуг, для приобретения таких познаний. Олеарий (XVII в.) пишет, что в его время едва один монах из десяти знал «Отче наш»; в конце XVII в. Вармунд упоминает о монахе, просившем милостыню именем четвертого лица Св. троицы, каковым оказался св. Николай; после этого неудивительно уже читать у Флетчера (конец XVI в.), что вологодский епископ не сумел ему объяснить, из какой книги Священного Писания он по просьбе Флетчера только что читал вслух и сколько евангелистов, а у Олеария и Викгардта (XVII в.) — что современные им патриархи в делах веры были крайне несведущи и не могли вести богословских споров с иностранцами. О богословском невежестве свидетельствуют также некоторые иконописные шаблоны, твердо укоренившиеся и освященные Церковью. На одном из таких шаблонов, чрезвычайно популярном и в народной среде, единосущная и нераздельная христианская Троица изображена в виде трех богов с собственными именами — Саваофа, Христа и духа в виде голубя между ними[7]. Другой иконописный сюжет, сохранившийся на одной из белорусских икон XVI в., но, судя по общему характеру композиции, восходящий к древнему шаблону, изображает Троицу в четырех лицах: Богородица в виде царицы небесной покрывает своей мантией духа, парящего у нее на груди, под духом изображен Бог-Отец, прилепившийся к ее «лону», у ее ног притулился распятый Христос. Наивная откровенность этой схемы не требует пояснений…

Эти предварительные замечания показывают, насколько мало были распространены богословские знания в среде духовенства даже в конце XVII в.; позднее мы увидим, что лишь очень небольшая часть русского грамотного монашества имела настоящее понятие о христианском Священном писании и вероучении, а прочие книжники-монахи XIV–XVI вв. заменяли христианскую богословскую систему своеобразной собственной системой, которую обычно не совсем правильно называют начетничеством.

Представление славян-язычников о верховном небесном боге, без сомнения, значительно облегчило водворение в среде их христианского учения: Бог, Прабог, Дый, Белбог, Святовит — «бог богов», заменились единым верховным Богом христианским, вокруг которого группировались Богородица, святые и ангелы, как в языческом вероучении около «прабога», или «бога богов».

Владимир при принятии христианства был рад, что познал Бога сам и люди его, посмотрел на небо и сказал: «Христос Бог, сотворивший небо и землю! Взгляни на новых людей этих и дай им, Господи, познать Тебя, истинного Бога, как познали Тебя христианские страны… Утверди в них правильную и неуклонную веру, и мне помоги, Господи, против дьявола, да одолею козни его, надеясь на Тебя и на Твою силу»[8].

То есть Владимир считал Христа главным Богом.

Вы думаете — случайная ошибка летописца?

Прочтите Афанасия Никитина: «Во имя Господа, милостивого, милосердного, и Иисуса — Духа Божия…»

То есть Иисус — он и есть Дух Божий, который присутствовал при начале Вселенной.

Но мирянам все эти глупости были безразличны.

Миряне, жалуется Стоглав, стоят в церквах без страха, в тафьях и шапках, разговаривают и сквернословят, точно на позорище или на пиру или в корчме.