Русская идея от Николая I до путина. Книга II - 1917-1990 - Александр Львович Янов

Кошмарная, согласитесь, картина. И свидетельствует она, что взляды постреволюционных националистов переменились по сравнению с их славянофильскими пращурами ровно на 180 градусов: теперь надеялись они, что арийская Германия сокрушит объевреившуюся Россию — и антиеврейская диктатура спасет мир.

Воздух эпохи

Соблазн диктатуры был, однако, разлит тогда в воздухе эпохи. Иначе невозможно обьяснить, почему легкая и неожиданная победа Муссолини в Италии — так скоро после победы Ленина в России — очаровала многих серьезных европейских мыслителей. Не избежали этого поветрия, разумеется, и выдающися русские умы, в частности, Николай Александрович Бердяев. Нет, конечно, упаси бог, это не был соблазн антиеврейской диктатуры, безраздельно, как мы видели, завладевшей сердцами «бешеных» националистов, но все-таки соблазн диктатуры — антидемократической, фашистской.

В книге так и озаглавленной «Новое средневековье», Бердяев противопоставил западным парламентам «с их фиктивной вампирической жизнью наростов на народном теле, неспособных уже выполнять никакой органической функции» — представительство реальных корпораций. Он, собственно, и не скрывал, у кого заимствовал эту «корпоративную» риторику: «Значение в будущем будут иметь лишь люди типа Муссолини, единственного, быть может, государственного деятеля в Европе». И вообще «фашизм — единственное творческое явление в политической жизни современной Европы». Потому что «никто больше не верит ни в какие юридические и политические формы, никто ни в грош не ставит никаких конституций».

Только у русского национал-либерала, однако, мог получиться такой странный выверт, при котором и от столь чудовищного поворота истории вспять выигрывала именно Россия. А как же иначе? Россия ведь «никогда и не выходила их Средних веков». Ей, стало быть, и карты в руки. «Власть будет диктаторской. Народная стихия наделит избранных личностей священными атрибутами власти — в них будут преобладать черты цезаризма».

В те смутные времена не нужно было быть Нострадамусом, чтобы предсказать «цезаризм» в Италии или в Восточной Европе. Тенденция к диктатуре угадана была верно. Только не это ведь предсказывал Бердяев. Смерть Нового времени он предсказывал — со всеми его парламентами и конституциями, бесповоротное торжество средневековья. То самое, что Гитлер назвал «тысячелетним Рейхом», только во главе с Россией, а не с Германией. В этом смысле попал Бердяев пальцем в небо. Что ж, и на старуху бывает проруха.

Куда проницательнее был Георгий Петрович Федотов, с ужасом размышлявший о том, что произойдет с Россией, когда кончится эра советского средневековья, когда откроются все шлюзы и гигантская волна эмигрантского национализма захлестнет страну. И мощная тема дикой ксенофобии опять заглушит в неподговленных умах тему свободы. «Большевизм умрет, как умер национал-социализм, — писал Федотов, — но кто знает, какие новые формы примет русский национализм?..».

Впрочем, первые признаки возрождения русского национализма и связанного с ним «цезаризма» дали о себе знать в самом СССР еще во времена бердяевского пророчества. Поначалу они были вызваны острым дефицитом великорусских административных и управленческих кадров и жестокой внутрипартийной борьбой.

Дефицит возник по причине революции, напрочь срезавшей всю административную вертикаль трехсотлетней петровской России. Некоторое представление о почти анекдотической глубине этого дефицита дает знаменитый эпизод, когда Троцкий, только что назначенный народным комиссаром иностранных дел, появился в бывшем царском министерстве и потребовал немедленно перевести на дюжину языков и вручить иностранным послам «Декрет о мире». Все 400 сотрудников министерства демонстративно отказались исполнить его приказ.

Так или иначе, во всех сферах, кроме армии, где царские генералы активно помогали большевикам, «собирателям русской земли», выиграть Гражданскую войну, старые кадры либо не годились по происхождению, либо эмигрировали. Вакуум заполнили образованные «инородцы»: евреи, кавказцы (главным образом грузины и армяне), латыши, само собою интернационалисты. Такое положение вещей не устраивало будущего «цезаря» (пока еще с маленькой буквы). Гигантские «ленинские призывы» в партию после смерти вождя предназначались исправить дело. Наверх призывалось бывшее «мужицкое царство», полуграмотное, с ленинизмом ничего общего не имевшее, но зато падкое на соблазн власти и готовое служить любому цезарю. Согласно постановлению «О росте и о мерах по усилению партийно-организационной работы» от 8 июля 1946 года, еще и тогда, четверть века спустя, 70 % членов партии не имели даже среднего образования. Представьте уровень грамотности «призывников» 1920-х.

Но для вытеснения инородцев «новым партийцам» нужно было знамя, если хотите, идеология. И цезарь снабдил их знаменем. Оно называлось, как мы уже говорили, «строительство социализма в одной, отдельно взятой стране». Это означало, что отныне Россия будет закрыта от враждебного мира, пойдет своим, «отдельно взятым» путем, т. е. именно то, чего добивалась — и продолжает в наши дни добиваться — Русская партия. Ленинская гвардия в руководстве партии, воспитанная в духе интернационализма, естественно, сопротивлялась поруганию священных основ учения.

Что ж, ее следовало убрать с дороги. Отсюда — новая волна террора. Интересы цезаря совпали с интересами «новых партийцев». Страна превращалась в осажденную крепость. Маленький «цезарь» превращался в настоящего Цезаря (по мнению Н. И. Бухарина, впрочем, в «Чингисхана с телефоном»), а новые партийцы — в «номенклатуру» режима. Так начиналось возвращение русского национализма в коммунистический СССР. Жив, оказалось, курилка.

Конечно, в 1930-е все было проще, чем сейчас: под рукой был готовый, укорененный с дореволюционных времен и отчаянно, как мы видели, эксплуатировавшийся в эмигрантских кругах миф о евреях как о потенциальных предателях России. Мощь этого мифа была такова, что во время Первой мировой войны царское правительство насильственно переселило несколько сот тысяч человек из черты оседлости в Центральную Россию. Но если тогда барьером между православными и евреями служило вероисповедание, то в советские времена от мифа этого явственно запахло расизмом. И потому неминуемо должен был он перерасти в неприязнь ко всем «черным», включая кавказцев (которым в конечном счете и суждено было стать «новыми евреями»).

Константин Симонов вспоминал в своих мемуарах, что еще в1933 (!) году вето ФЗУ ходила по рукам листовка «И заспорили славяне, кому править на Руси», где на рисунке по одну сторону сидели Троцкий, Каменев и Зиновьев, а по другую — Джугашвили, Енукидзе и Орджоникидзе. Николай Митрохин в книге «Русская партия», на которую нам еще не раз предстоит ссылаться, приводит аналогичный эпизод, но уже из периода 1947–1952 годов. Некий партиец успел разослать (пока не был разоблачен органами) по разным адресам 29 писем, лейтмотивом которых было, что «союз палачей с Кавказа и жидов поработил русских». Но что значит мнение безымянного партийца,