Н Павленко - Был ли А. Д. Меншиков грамотным?

Начну со «Статейного списка Великого посольства», в котором А. Д. Меншиков назван дворянином. Однако из этого совсем не следует, что Александр Данилович рожден дворянином. Назван он дворянином и в проезжей грамоте Леопольда I с подачи, разумеется, царя или русских вельмож. Напомню, прежде всего: тогда дворянином называли человека, служившего при царском дворе. Иначе говоря, слово «дворянин» имело совсем иное значение, чем то, которое оно приобрело позже. При Петре дворян в современном понимании слова называли шляхтой. И еще. Показанию источника не следует доверять безоговорочно. Сам царь отправился в Европу под именем десятника Петра Михайлова; в том же 1698 году боярин Б. П. Шереметев поехал в Италию под именем ротмистра Романа; беглый царевич Алексей регистрировался как Коханский или Кохановский.

Автор оказался в плену свидетельств такого сомнительного источника, как принадлежавшие Меншикову дипломы на титулы графа и светлейшего князя Священной Римской империи Германской нации или жалованные грамоты на титул Светлейшего князя Российского и герцога Ижорского. Графского или княжеского титула тогда удостаивались, прежде всего, фавориты, родственники фаворитов и, конечно, вельможи, которые получали сей титул иногда за подлинные заслуги, иногда — за умение угождать. Было бы желание императора или императрицы облагодетельствовать своего подданного, а мотивы награждения изобретать умели.

Приведу длинную цитату, заимствованную Беспятых из сочинения анонимного автора, написавшего в 1726 году явно заказной трактат, называемый «Заслуги и подвиги… Александра Даниловича Меншикова». В дипломе цесарь обращается к Меншикову: «Александр Данилович Меншиков! Принимаем во внимание как ваше происхождение от древнего, благороднейшего между литовцами рода, военные подвиги ваших предков и военные заслуги их не только в отечестве, но и в чужих землях (потому что отец ваш, муж храбрый во бранях, пресветейшим и державнейшим государем московским, возлюбленным братцем нашим был поставлен начальником его придворной стражи, состоявшей из благородных мужей), так и собственные ваши достоинства и необыкновенные дарования, которые заблистали в вас с самой юности и возбудили в вашем государе высокое о вас мнение…» (с. 128).

Жена Меншикова Дарья Михайловна и их дочери Мария и Александра. Портреты работы художника И. Г. Таннауэра.

Достоверность всех хвалебных слов не вызывает у Беспятых ни тени сомнения. Между тем можно привести множество примеров, когда захудалые дворяне становились графами: Э. И. Бирон, братья Воронцовы и Шуваловы. Наиболее яркий пример — судьба сына реестрового казака Григория Розума, Алексея. Став фаворитом цесаревны Елизаветы Петровны, он приобрел фамилию Разумовский, а в 1744 году, когда его возлюбленная была императрицей, возведен в графское достоинство. В дипломе ни слова нет о том, что отец графа был горьким пьяницей, что сам Алексей в детстве пас скот и гусей. Ему сочинили генеалогию, достойную графского титула: происходил якобы из знатной польской фамилии Рожинских, предки которых поселились в Малороссии. Почему бы Беспятых не сопоставить родословную Меншикова и Разумовского — у них немало общего: первый был если не пирожником, то простолюдином, второй — пастухом.

Вызывает немалые сомнения и приговор съезда литовского, признавшего Александра Даниловича «нашего господина и брата, обывателя породы нашей». Дело в том, что практика получения фальсифицированных дипломов была распространена в России не только в XVIII столетии, но еще и в XVII, когда появился даже специальный термин — «вклепаться в род», если речь шла о людях, пытавшихся окольными путями проникнуть в привилегированное сословие. Подыскивалась подходящая фамилия, в ее родословную встраивали новую ветвь, которую и зачисляли в дворянство.

Лично мне довелось встречать факты получения дворянства богатыми промышленниками. За приличную мзду представители крапивного семени составляли родословное древо, из которого следовало, что претендент на принадлежность к благородному сословию имел знатных предков. Древо предъявлялось предводителю дворянства, который ставил вопрос на обсуждение дворянского собрания губернии. Соискатель дворянского герба устраивал съезду дворян роскошное угощение, а результаты голосования отсылал в Герольдмейстерскую контору, и та их утверждала. Дворянский диплом так получили, к примеру, Осокины, Турчаниновы, Твердышевы, Мясниковы — «За ево в произведении тех заводу и фабрики прилежание и оказанное в том искусство». И тульские оружейники восстановили якобы утраченную ими принадлежность к дворянству. Среди них — Мосоловы, Баташовы и др. (Павленко Н. И. История металлургии в России XVIII века. — М., 1962, с. 495–549.)

Я не настаиваю, что именно такую же процедуру проходил и Меншиков, возможно, она оказалась упрощенной, поскольку к этому времени он уже был светлейшим князем. Но то, что падкая до угощений шляхта легко поддавалась подкупу, — общеизвестно.

Ю. Н. Беспятых принимает на веру не только сведения официальных грамот на графское и княжеское достоинство, но и сведения из статейного списка Великого посольства и проезжей грамоты — ив том и другом документе Меншиков назван дворянином. Он таковым и был, поскольку, будучи денщиком, пребывал при дворе. Но из этого отнюдь не следует, что у предков Александра Даниловича и у него самого в жилах текла голубая кровь.

Но вернемся к составлению родословных. Возникают вопросы. У русских дворян было престижным искать своих предков среди немцев, литовцев и поляков. Не «вклепался» ли Александр Данилович в шляхетский род Менжиков? И второй вопрос, оставшийся без ответа, задал сам автор: «Если Данила Меншиков доказал монарху свое шляхетское происхождение, то почему Авдей и его сын — близкие родственники по мужской линии остались в стороне?» (с. 169). В самом деле, почему двоюродный брат Александра Меншикова не предпринял попыток вести свое происхождение от Менжиков? Наконец, остается без ответа и третий вопрос: если, как утверждает автор, «прародители А. Д. Меншикова принадлежали к знатным европейским родам» (с. 181), то почему ни Станислав, ни Даниэль Менжики не возвратились на родину, где родственники владели (вероятно, должны были владеть и они) «дворянскими имениями»? Что касается официального формулярного списка службы А. Д. Меншикова, то, естественно, он должен был воспроизводить «липу» о нем, зарегистрированную в дипломах.

Кстати, на мой взгляд, не стоит ломать копья по поводу того, торговал ли он на заре своей юности пирожками, важнее установить, принадлежал ли он к привилегированному сословию или был простолюдином. Ю. Н. Беспятых сосредоточил свое внимание на сочинениях пасквилянта М. Нейгебауэра, похоже, первым в 1704 году пустившего в обиход представление о Меншикове как о «пирожнике». Важнее другое свидетельство современника, чьи дневниковые записи отличаются достоверностью, — «Дневник путешествия в Московию» секретаря австрийского посольства И. Г. Корба. В «Дневнике» Корб, называя Меншикова Алексашкой, писал о нем так: «Говорят, что этот человек вознесен до верха всем завидного могущества из низшей среди людей участи». В другой записи от 23 февраля 1699 года Корб повторил сведения о низком происхождении А. Д. Меншикова: «Один из министров ходатайствовал перед царем об его любимце Александре, чтобы его возвести в звание дворянина и сделать стольником. На это, говорят, его царское величество ответил: «И без этого он уже присвоил себе неподобающие ему почести, его честолюбие следует унимать, а не поощрять». (Корб И. Г. Дневник путешествия в Московию (1698–1699). — Спб., 1906, с. 83, 84.) Записи Корба, сделанные до появления пасквилей Нейгебауэра, прежде всего, свидетельствуют, что Меншиков в конце XVII века не был дворянином. Однако Ю. Н. Беспятых текст «Дневника» Корба привел лишь частично, опустив вторую его часть.

Подведем краткие итоги. Автор монографии выразил надежду, что с появлением его труда «с мифами и легендами на эти темы покончено» (с. 192). Свое сочинение он назвал «Александр Данилович Меншиков: мифы и реальность». На мой взгляд, название более соответствовало бы содержанию монографии, если из него убрать последнее слово: «реальность».

Ю. Н. Беспятых может упрекнуть меня в том, что я лишаю его права на собственное мнение, отличающееся от мнения остальных ученых. Нисколько. Остановка за малым: это мнение надо подкрепить солидными доводами. Если же таковые отсутствуют, то благоразумно сделать его личным достоянием.

Светлейший князь Александр Данилович Меншиков. Неизвестный художник. Первая четверть XVIII века.