Юлиан Семенов - При исполнении служебных обязанностей

Джаз заиграл медленную, спокойную музыку. Богачев поднял голову, посмотрел на Женю и попросил:

- Давайте пойдем потанцуем, а? Женя поднялась из-за стола и ответила:

- Пошли.

Они танцевали, и Женя все время чувствовала на себе взгляд Ники.

- Ваш папа не будет сердиться? - спросил Богачев.

- Нет, не будет.

- Вы танцуете так же хорошо, как играете в кино.

- Вы тоже очень хорошо танцуете.

- Я знаю.

Женя улыбнулась.

- Нет, верно, я знаю. Я учился в школе танцев, когда был в ремесленном.

- Что вы делали в ремесленном?

- Вкалывал.

- Вкалывали?

- Ну да.

- А зачем же школа танцев?

- Обидно было. Школьники все пижоны, а мы работяги. Ну вот, я и решил постоять за честь рабочего класса. Мы ходили к ним в школу на вечера и танцевали, как боги.

- Как боги?

Теперь засмеялся Богачев.

- Это к тому, что нам неизвестно, как танцуют боги и танцуют ли они вообще?

- Конечно.

- Боги танцуют, - убежденно сказал Богачев. - Боги танцуют липси, когда им грустно.

Музыка кончилась. Богачев шел с Женей между столиками. Ника смотрел на Женю. Ей вдруг стало весело и захотелось показать ему язык. Почему ей захотелось это сделать, она не поняла, но желание такое появилось, и оно было острое. Жене стоило труда удержаться и не показать Нике язык.

"Почему его зовут Ника? - подумала она. - Так зовут балованных детей. Это хорошо, что его зовут Никой. Если бы его звали как-нибудь по-мужски, мне бы не захотелось показать ему язык. И мне было бы неприятно танцевать с другим. А мне приятно танцевать с этим парнем, хотя он весь какой-то непонятный и смешной. Но это хорошо, когда мужчина смешной. Значит, он смелый. Или - добрый".

Когда они пришли к столу, Струмилин уже расплатился.

- Пойдем, Жека, - предложил он, - пойдем, дочка, а то мне завтра рано вставать.

Спасибо тебе, мне было хорошо. И все стало хорошо, потому что мы зашли сюда с тобой.

Когда они ушли, Богачев подумал: "Ничего страшного. Я найду ее на студии. И ни за что не буду к ней звонить по телефону. Очень нехорошо звонить женщине по телефону".

4

Первый, кого Богачев увидел в кабинете командира отряда Астахова, был давешний мужчина из ресторана, отец Жени.

- Познакомьтесь, Павел Иванович, - сказал Астахов, когда Богачев представился ему, - это ваш второй пилот.

- Здравствуйте. Зовут меня Павел Иванович. Фамилия - Струмилин.

- Струмилин? - поразился Богачев. - Тот самый?

Астахов засмеялся и сказал:

- Тот самый.

- Где вы учились? - спросил Струмилин.

- В Балашове.

- У Сыромятникова?

- Да.

- Он прекрасный пилот.

- Вы лучше.

Струмилин поморщился: парень слишком грубо льстит.

- Я правильно говорю, - словно поняв его мысли, сказал Богачев. Сыромятников - прекрасный педагог, но как пилот - он же старый.

- Между прочим, он моложе меня на три года, - хмыкнул Струмилин, - так что впредь будьте осмотрительны в оценках.

- Это приказ или пожелание?

Струмилин посмотрел на Астахова. Тот опустил глаза и принялся сосредоточенно просматривать старую газету, почему-то лежавшую на его столе уже вторую неделю.

- Я не люблю приказывать, - пожевав губами, сказал Струмилин, - а тем более советовать. Советуют мамы девицам. И, как правило, без пользы.

- Павел Иванович, - сказал Астахов, - я коротенько обрисую ситуацию, хорошо?

- Конечно, Сережа, я весь внимание.

- Прогноз дали на весну скверный. Лед уже сейчас начал крошиться, а до новолуния еще ждать и ждать. Пурги идут с юга, все время мучают обледенения, жалуются ребята. Я бы просил вас сначала заняться местными транспортными перевозками - надо забросить грузы на зимовки, а уже потом переключиться на обслуживание науки. Самолет ваш подготовили, так что завтра можно уходить на Тикси. Вот, собственно, и все.

- А в остальном, прекрасная маркиза, - пошутил Струмилин, - все хорошо, все хорошо!

Когда Струмилин и Богачев вышли от Астахова, Струмилин спросил:

- Кстати, вы знаете, что такое чечако?

- Кажется, новичок - по Джеку Лондону.

- Верно. Так вот, если не хотите казаться в Арктике чечако, сбрейте усы. Тем более они у вас какие-то худосочные.

- Вы же не любите советовать. А тем более приказывать.

- А это не то и не другое. Это пожелание.

- Тогда разрешите мне все же остаться чечако.

- Как знаете.

Струмилин козырнул парню и пошел к машине.

И все-таки Богачев позвонил к Жене. Струмилинский номер телефона он нашел в отделе перевозок. Он долго ходил вокруг аппарата в нерешительности, а потом сел на краешек стола и набрал номер.

К телефону подошел Струмилин.

- Можно попросить вашу дочь? - сказал Богачев. - Это говорит второй пилот Павел Богачев.

Струмилин, слушая голос Богачева, даже зажмурился: так он был похож по телефону на голос покойного Леваковского.

- Мою дочь зовут Женя. Сейчас ее нет, она на студии. У нее сегодня ночные съемки.

- Простите, пожалуйста.

- Ерунда.

- Ну, все-таки...

Струмилин хмыкнул и предложил:

- А вы позвоните часов в одиннадцать. Она должна прийти к одиннадцати.

- Это удобно?

- Черт его знает... Думаю, удобно.

- До свиданья, Павел Иванович.

- Пока, дорогой.

- До завтра.

- До завтра.

- В шесть ноль-ноль на Шереметьевском?

- Точно.

- Ну, до свиданья.

- Привет вам. И все-таки сбрейте усы...

- Я не сбрею усов. И если вас не затруднит, спросите вашу дочь, можно ли мне написать ей из Арктики.

- Спрошу.

- Спасибо.

- Не на чем.

- Еще раз до свиданья.

- Еще раз.

И Богачев положил трубку. Он долго сидел у телефона и улыбался.

5

Начальник порта нервничал. Ему нужно было отправить лошадей на остров Уединения, а никто из летчиков везти лошадей не хотел.

Когда начальник порта пригласил к себе Бобышкина, командира дежурного экипажа, тот рассердился и стал кричать:

- Бобышкин - яйца вози, Бобышкин - собак вози, Бобышкин - лошадей вози! Скоро Бобышкина заставят верблюдов возить или жирафов! Хватит! У меня катаральное состояние верхних дыхательных путей, я не обязан возить ваших меринов.

- Не меринов, а лошадей! - крикнул ему вдогонку начальник порта. - И прошу тут не выражаться!

Он почему-то очень оскорбился на "меринов" и долго не мог успокоиться после ухода Бобышкина. Он чинил все имевшиеся у него карандаши и бормотал:

- Меринов, видите ли! А я могу здесь держать меринов и кормить их! Сам он мерин!

Яйца ему надоело возить! А есть яйца ему не надоело? Тоже мне мерин!

Начальник порта решил пойти к Струмилину, который только что вернулся с острова Врангеля.

"Если он тоже откажется, мне в пору гнать этих проклятых кобыл по льду. Но об этом не напишут в газетах", - подумал он, и, поставив, наконец, охапку карандашей на то самое место, которое он искал уже в течение пяти минут, начальник порта поднялся из-за стола и, одернув френч, пошел на второй этаж, в гостиницу летсостава.

Струмилин сказал:

- А, милый мой Тихон Савельич, прошу, прошу!

Начальник порта вошел к нему в номер, присел на краешек кровати, вздохнул и сказал трагическим голосом:

- Ситуация очень серьезная, товарищ Струмилин.

- Что такое?

- Транспортный вопрос местного значения под серьезной угрозой срыва.

- Погодите, погодите, - остановил его Струмилин, - я что-то ни черта не понимаю.

Объясните спокойнее, без эмоций.

- Лошади могут погибнуть, - сказал Тихон Савельич, - а их надо перебросить на Уединение.

- Какие лошади?

- Транспорт местного назначения, так в сопроводиловке написано. Здесь у меня уже третий день в складе стоят. Никто не хочет везти. Бобышкин говорит, что ему яйца надоели, кричит, что я ему жирафов каких-то подсовываю, отказывается лошадей везти, а у меня сердце разрывается: животные страдают.

- И вы хотите, чтобы я их отвез на Уединение, да?

Начальник порта вздохнул и молча кивнул головой.

- Ладно, - сказал Струмилин, - не печальтесь. Будут ваши мерины в полном порядке.

- При чем тут мерины, я не могу понять? - удивился начальник порта. Они такие же мерины, как я кандидат наук. Бобышкин обзывает их меринами, вы тоже.

- Мерином не обзывают.

- Неважно. Мерин - это изуродованный жеребец, а тут все в полном порядке:

жеребцы и кобылы.

Струмилин рассмеялся и проводил Тихона Савельевича до двери. Богачев поднялся с кровати, зевнул, потянулся и спросил:

- Снова будем ишачить с грузами?

- Сплошной зоологический жаргон, - усмехнулся Струмилин, - что это сегодня со всеми приключилось?

- Надоело, Павел Иванович. Люди на лед летают, на полюс, а мы как извозчики.

- А мы и есть извозчики. Прошу не обольщаться по поводу своей профессии. Чкалов говорил, что, когда на самолете установили клозет, небо перестало быть стихией сильных. Vous comprenez?

- Oui, monsieur, - ответил Богачев, - je comprends bien!

Струмилин так и замер на месте. Он сразу вспомнил, как хотел ответить Леваковскому, когда тот спросил его "vous comprenez", но ответить он смог бы только "oui, monsieur", потому что больше на знал. А этот парень не засмущался, как тогда он сам, а ответил. И не два слова, а пять.