Анатолий Бородин - Петр Николаевич Дурново. Русский Нострадамус

Некоторые из современников отмечали и негативные черты его личности: был «очень своенравный, вспыльчивый человек, абсолютно не терпевший противоречий, иногда самодур»; бывал «чиновным»; «далеко не щепетильный в делах нравственности», «весьма неразборчивый в средствах для достижения намеченной цели». Был человеком большой «ловкости, знавший все ходы и выходы, осведомленный обо всех интригах».

М. М. Ковалевский отмечал «цинизм его отношения к управляемым классам»[37]. Замечание, по-видимому, справедливое: сам П. Н. Дурново говорил о властных характерах, способных «вести людское стадо внушением сильной воли»[38].

Грубая форма выражений, «к сожалению, была свойственна» П. Н. Дурново «и так многих от него отталкивала»[39].

Л. А. Тихомиров ставил ему в упрек то, что в 80-е – начале 90-х гг. XIX в. «он не имел никаких великих целей жизни. Потом он переменился, но в том времени, конечно, не был религиозным. Он был очень либеральных взглядов. Едва ли он тогда сколько-нибудь понимал монархию. Но он служил монархам, был Директором полиции (и превосходным) и всегда деяния либералов пресекал. Он, как натура, м[ожет] б[ыть], полубезразличная, но глубоко государственная, был человеком порядка, и это, конечно, было его, м[ожет] б[ыть], единственное глубокое убеждение. Ничего идеалистического у него, мне кажется, не было. И так – будучи гениальных способностей, огромной силы, неподражаемой трудоспособности, и почти чудесной проницательности, – он большую часть жизни провел, не совершивши ничего, сколько-нибудь достойного его удивительных дарований. Это возможно себе объяснить только отсутствием каких-либо великих целей». Позднее он, – продолжает Л. А. Тихомиров, – «явился передо мной в новом свете. Это уже не был поверхностный “человек порядка”. Страшные развивающиеся события, грозившие разрушить не только монархию, но и Россию, как будто пробудили в нем дремавшего русского человека. Он уже не был ни весел, ни разговорчив, ни остроумен, а серьезен и вдумчив. Он увидел не простой “порядок”, а основы русского бытия и почувствовал их родными себе. Я увидел ту же могучую волю и энергию; он был полон сил; но это был государственный русский человек, проникший в самую глубину нашего отчаянного положения. Он был проникнут стремлением восстановить власть во всем ее могучем величии»[40].

Современникам было, по-видимому, непросто характеризовать П. Н. Дурново: впечатление он производил различное, в зависимости от обстановки, времени, настроения, да и личностью был противоречивой, исключавшей однозначные оценки. Многие пытались это схватить. Так, А. П. Извольский писал: П. Н. Дурново «являлся человеком столь же прямолинейным, сколь и честолюбивым; но, с другой стороны, он был очень интеллигентным и одарен редкой энергией»[41].

Некоторые из них, сравнивая П. Н. Дурново с другими выдающимися его современниками, предпочитали его. «По природным дарованиям, – считал С. Д. Сазонов, – Дурново должен быть поставлен выше [И. Г.] Щегловитова». Он же, сопоставляя его с С. Ю. Витте, заключал: «В отношении отсутствия воспитания и культуры они оба стояли на одном приблизительно уровне. Что касается твердости воли и практического смысла, я думаю, что Дурново заслуживает пальму первенства»[42]. К такому же выводу приходил и В. И. Гурко: «Если сравнивать этих лиц (С. Ю. Витте и П. Н. Дурново. – А. Б.) по их умственным силам, по степени их понимания событий и по их политической прозорливости, то преимущество должно быть, вне всякого сомнения, отдано Дурново. <…> Дурново оказался человеком более сильной воли, нежели Витте. <…> Дурново, несомненно, обладал прозорливым государственным умом и стоял в этом отношении неизмеримо выше Витте[43]. Скажу больше, среди всех государственных деятелей той эпохи он выделялся и разносторонними знаниями, и независимостью суждений, и мужеством высказывать свое мнение»[44].

Русский дворянский род Дурново происходит от Индроса, упоминаемого впервые в родословной росписи Разрядного приказа 1686 г. По родословной легенде, этот Индрос, «муж честна рода», в 1353 г. выехал воеводой в Чернигов «из Немец, из Цесарския земли» с двумя сыновьями и с ними «дружина людей их 3 тысячи мужей»[45]. При крещении отец был назван Леонтием, старший сын Литвинос (Литвонис) – Константином, а младший Зимонтен (Зимантен) – Федором. Были они в Чернигове боярами. Федор умер бездетным.

Внук Константина, Андрей Харитонович, «приехал из Чернигова к Москве, к великому князю Василию Васильевичу всея Руси», и великий князь прозвал его «Толстым»; от него ведут род Толстые.

Василий Юрьевич Толстой, правнук Андрея (IV колено рода Толстых, 2-я половина XV века) «имел характер скверный, нрав необузданный и по любому поводу вспыхивал, аки порох». Отсюда и прозвище – «Дурной». Внук его Николай (Микула) Федорович уже официально значился как Дурново. От его шести сыновей (Тимофей, Петр, Дмитрий, Иван, Остафей/Астафий/Евстафий и Яков) и пошли дворяне Дурново[46].

В начале XX столетия Дурново значились в VI части дворянских родословных книг Вологодской, Калужской, Костромской, Московской, Орловской, Петербургской, Тамбовской и Тверской губерний; были владельцами имений еще и в Вятской, Курской, Минской, Нижегородской, Плоцкой, Полтавской, Тульской, Черниговской и Ярославской; владели домами в Петербурге, Москве, во многих губернских и уездных городах; были в родстве с Акимовыми, Башмаковыми, Беклемишевыми, Бибиковыми, Веселовскими, Волконскими, Голицыными, Грибоедовыми, Гундоровыми, Дашковыми, Демидовыми, Ермоловыми, Жихаревыми, Кавелиными, Капнистами, Карауловыми, Кривцовыми, Левшиными, Львовыми, Милорадовичами, Мышецкими, Одоевскими, Петровскими, Раевскими, Савельевыми, Савеловыми, Савицкими, Симанскими, Скобельцыными, Скоропадскими, Хитрово, Хрипуновыми, Шеиными и многими другими.

Среди представителей рода встречаются стряпчие, воеводы, стольники, полицмейстер, военные моряки, офицеры гвардейских и армейских полков, придворные чины, губернаторы и генерал-губернаторы, министры, сенаторы, статс-секретари, члены Государственного Совета, уездные и губернские предводители дворянства, мировые посредники, деятели земского и городского самоуправлений, мировые судьи, прокуроры, присяжный поверенный, публицист, артист, преподаватели военных училищ, инженеры путей сообщения, члены правления акционерных обществ и банков, ученый, революционерка.

Дурново участвовали во всех войнах, какие вела Россия, прошли через Гражданскую, многие эмигрировали; немало погибло их в коммунистических лагерях; живут и в современной России.

Некоторые из Дурново стали достаточно известными. Так, двоюродный прадед П. Н. Дурново, Николай Дмитриевич (12.04.1733–3.11.1815), начал службу солдатом в л. – гв. Семеновском полку (1742), закончил ее генерал-аншефом (1770); занимал должности обер-штер-кригс-комиссара (с 1770), генерал-провиантмейстера (с 1771), генерал-кригс-комиссара (с 1775), сенатора (с 1783), управляющего Провиантским департаментом (1791–1797); Екатерина II уважала его за бескорыстие и честность, пожаловала ему 1828 душ в Плоцкой и Минской губерниях; имел награды до ордена св. Владимира I ст. вкл. (1794).

Его сын Дмитрий Николаевич (14.02.1768–11.12.1834) – участник войны со Швецией (1789), гофмаршал и командор Мальтийского ордена (1799), обер-гофмаршал и президент Гоф-интендантской конторы, петербургский губернский предводитель дворянства (1830).

Другой сын Николая Дмитриевича – Иван (20.01.1782–1.07.1850) – героический участник сражений с французами (1807, 1812–1814) и турками (1810), контуженный и дважды раненый, кавалер орденов св. Владимира IV ст. с бантом и св. Георгия IV ст., награжденный за храбрость золотой шпагой, генерал-майор (1814, за отличие под Лейпцигом)[47].

Василий Акимович (5.04.1777–30.01.1834) – восьмиюродный дядя П. Н. Дурново – капитан-лейтенант, «оставил после своей смерти большой капитал (свыше 300 тыс. рублей), который завещал использовать на воспитание бедных дворян в Морском корпусе, а также в Первом Московском кадетском сухопутном корпусе. На проценты с этого капитала, увеличившегося еще от продажи его четырех доходных домов в Москве и имения в Богородском уезде Московской губернии, были учреждены стипендии для платы за обучение шести воспитанников Морского кадетского корпуса и шести воспитанников Первого Московского кадетского корпуса ежегодно»[48].

Николай Дмитриевич (1792–1828) – четвероюродный дядя – «храбрый офицер» (Александр I), поручик свиты (1811), член тайного общества «Рыцарство» (1811), участник военных кампаний 1812–1814 гг., флигель-адъютант Александра I, был 14 декабря 1825 г. на Сенатской площади вместе с Николаем I, когда тот вел Преображенский 1-й батальон к углу Адмиралтейского бульвара; участвовал в неудачной попытке уговорить декабристов; произвел арест К. Ф. Рылеева; в январе 1826 г. проводил в Киеве расследование восстания Черниговского полка; управлял канцелярией начальника Главного штаба И. И. Дибича. Участник русско-турецкой войны 1828–1829 гг., убит при штурме Шумлы. Автор Дневника (РГБ), частично опубликованного (Вестник общества ревнителей истории. Вып. 1. 1914; Декабристы. Записки отдела рукописей Всесоюзной библиотеки им. В. И. Ленина. Вып. 3. М., 1939)[49].