Михаил Хейфец - Цареубийство в 1918 году

…По центральному телевидению передают интервью с лидером патриотического фронта «Память» Дм. Васильевым. Иллюстрируя кинодокументами программу своего движения, круглолицый человек в черном кителе и черных сапогах крутит кадры, запечатлевшие митинг «памятников» в крупнейшем кинотеатре столицы, где демонстрировался фильм «Падшие династии Романовых. Милиционеру, преградившему дорогу на „несанкционированное сборище“, Васильев кричал: «Мы что, не имеем права почтить наших мучеников? Сначала их убили, на куски разрезали, тела сожгли, а мы и помянуть не смей?! «Милиционер ретировался…

Через некоторое время в этом же кинотеатре провели «закрытый» просмотр фильма популярного либерального режиссера и журналиста, антипода Дм. Васильева, – Станислава Говорухина – «Так жить нельзя». Тема – невероятный рост преступности в сегодняшнем СССР, фильм, следовательно, не был историческим. Но начиналась лента с фотографий убитых членов царской семьи и вслед за произносимыми именами назывался способ казни: «расстрелян»,» заколот штыком»… «Никто не ответил за это преступление, – читал голос за кадром. Безнаказанность за совершенные преступления стала нормой нашего общества» – и следовал вывод, объяснявший зрителям почему давнее преступление так волнует сегодняшнюю Россию: оно явилось «прологом чудовищных злодеяний… геноцида, массовых убийств… разрушения экономики и культуры, растления народа».

Теперь, ответив, кажется, на вопрос, почему история стариного преступления так сверхактуально звучит в России в эпоху 80-90-х гг., я должен объяснить еще одно, на этот раз личное обстоятельство: «Что ему Гекуба?», то есть почему исследователь-еврей из Иерусалима решил заняться «русским делом», работая вдобавок вдали от архивов, от места действия, лишенный возможности хоть о чем-то расспросить свидетелей.

В оправдание скажу: из моря книг, трактовок, версий я выбирал лишь тот пласт цареубийства, который непосредственно касался истории моего, еврейского народа. Как раз первая часть предлагаемой вам книги и посвящена тому, что «высоким штилем» называют в науке: «Обоснование темы сочинения». Началась моя работа над текстом в тот декабрьский день 1988 года, когда в архиве Иерусалимского университета мне удалось наткнуться на неизвестную рукопись замечательного ученого, человека с удивительной, даже для XX века, судьбой.

Название этой главы – выделенная прописными буквами главная мысль машинописной рукописи объемом в 119 страниц, неподписанной, недатированной, неозаглавленной, с пометками карандашом и чернилами между разделами, на полях, внутри текста. Ее первым обнаружил в архиве Иерусалимского центра по исследованию и документации восточноевропейского еврейства не я, а историк Дан Харув.

Первые слова первой ее страницы – заявка на тему:

«Ужасная тайна екатеринбургской ночи владеет совестью человечества с такой же непобедимой силой, с какой тревожат наши сердца величайшие бедствия, пережитые на земле», тайна секретной истории убийства семьи Романовых в полуподвале Ипатьевского дома. Неизвестный автор подверг анализу всю доступную ему информацию, затрагивавшую тот аспект этого преступления, где «мало изучены подробности, темны причины и тем вернее укрыты от исторического возмездия виновники», – участие в цареубийстве еврейских фигурантов.

Кто был автором рукописи? Наиболее вероятная кандидатура – бывший владелец бумаг фонда, где ее обнаружили, профессор экономики сельского хозяйства Иерусалимского университета в 30-х гг. Бер-Дов Бруцкус (домашние и коллеги звали его Борисом Давидовичем.)

Что о нем известно? Родился в 1874 году в Паланге (Литва), в семье торговца янтарем. В 1898 году окончил Ново-Александрийский институт сельского хозяйства и лесоводства (Люблинская губерния, Королевство Польское) с дипломом «Ученого агронома первого разряда» и золотой медалью по второй специальности – ученого-физиолога. Руководил сельскохозяйственным отделом Еврейского колонизационного общества (ЕКО), а в 1908 году стал профессором Высших сельскохозяйственных курсов в Петербурге. Входил в «мозговой трест», вырабатывавший российскую аграрную политику. Большая Советская энциклопедия в первом издании сообщала: «По своим взглядам Бруцкус являлся идеологом зажиточной, буржуазной части крестьянства. Б. пытался обосновать «историческое оправдание» политики «смелого и талантливого» П.Столыпина, доказать соответствие ее интересам народного хозяйства и «миллионов трудового крестьянства.» (Для незнающих: премьер в 1906—1911 гг. Петр Столыпин пытался создать в России фермерскую систему хозяйства в противовес традиционному для страны общинному землепользованию.)

После большевистской революции Бруцкус работает деканом Петроградского сельскохозяйственного института. В 1920—1921 гг. читает публичные лекции, содержание которых излагает в цикле статей для нового журнала «Экономист». Согласно той же БСЭ, в статьях «Бруцкус пытался доказать несостоятельность экономической системы социализма, у которой отсутствует рынок, жажда обогащения у «экономических организаторов» и прочие атрибуты капиталистического строя… Многократны повторения, что «прибыль и рента являются не историческими (т е. исторически-преходящими – М.Х.), а логическими категориями хозяйства».

На экземпляры «Экономиста», присланные редактором в Совет Народных Комиссаров, обратил внимание премьер-министр Ленин: «Журнал является, не знаю, насколько сознательно, органом современных крепостников, прикрывающихся, конечно, мантией научности, демократизма и т п.». Особый гнев вождя вызвали исследования соседа Бруцкуса по номеру, социолога Питирима Сорокина, впоследствии создателя и главы социологического центра Гарвардского университета в США, чьим именем назовут важнейшие социологические конференции – «Сорокинские фестивали», научные центры и премию – «Международную сорокинскую премию» Всемирного конгресса социологов за лучшее исследование года.

Практический политик, Ленин не ограничился лишь письменной критикой и 19 мая 1922 года послал своему соратнику с «холодным умом, горячим сердцем и чистыми руками» секретную записку:

«Т. Дзержинский! К вопросу о высылке за границу писателей и профессоров, помогающих контрреволюции.

Надо это подготовить тщательнее. Без подготовки мы наглупим. Прошу обсудить такие меры подготовки.

Собрать совещание Мессинга, Манцева и еще кое-кого в Москве (оба названных лица – шефы московского ГПУ. – М. X.)

Собрать систематические сведения о политическом стаже, работе и литературной деятельности профессоров и писателей. Поручить все это толковому, образованному и аккуратному человеку в ГПУ (Агранову, как предположил один из исследователей? Или Ягоде, который именно в 1922 году был переведен из Внешторга в органы? Может быть, с этого дела и началась его быстрая карьера? – М. X.).

Мои отзывы о двух питерских изданиях. «Новая Россия», No2. Закрыта питерскими товарищами. Не рано ли закрыта? Надо разослать ее членам Политбюро и обсудить повнимательнее. Кто такой ее редактор Лежнев?… Нельзя ли собрать о нем сведения? Конечно, не все сотрудники этого журнала кандидаты на ысылку за границу.

Вот другое дело – журнал «Экономист»… Это, по-моему, явный центр белогвардейцев… Эти, я думаю, почти все законнейшие кандидаты на высылку за границу.»

Восхищает чутье Ленина на перспективных авторов. Как мгновенно, ничего о человеке не зная, он заинтересовался Лежневым, редактором «России»! И точно, Исай Лежнев будет заведовать литературой и искусством в «Правде», напишет знаменитую статью о Дмитрии Шостаковиче «Сумбур вместо музыки» и цикл разоблачительных статей о враге русского народа Николае Бухарине. (Лежнева, воинствующего родоначальника послеоктябрьского «патриотизма», звали в детстве Исаем Альтшуллером.)

Результаты чтения «Экономиста» Лениным описаны историками Михаилом Геллером и Александром Некричем так: «В числе высланных… экономисты – проф. Бруцкус, Лодыженский, Зворыкин, Прокопович; кооператоры А. Изюмов, В. Кудрявцев, А. Булатов; историки А. Кизеветтер, А. Флоровский, В. Мякотин, А. Боголепов; социолог

П. Сорокин; члены комитета помощи голодающим Е. Кускова, М. Осоргин, В. Булгаков, профессора Велихов, Ясинский, Бугримов… Высланные философы: Н. Бердяев, С. Франк,

Н. Лосский, С. Булгаков, Ф. Степун, Б. Вышеславцев, И. Лапшин, И. Ильин, А. Изгоев».

Итак, после обсуждения с «толковым и образованным» гепеушником политбюро включило профессора Б. Бруцкуса в список «160 наиболее активных буржуазных идеологов» серебряного века русской культуры.

Почему Ленин на них разгневался? Тон авторов «Экономиста» был корректен, общая линия сводилась к поддержке официального партийного курса на НЭП (этим объясняется как получение цензурного разрешения, так и, собственно, сама посылка первого экземпляра на рассмотрение в Совнарком).