Сибирская одиссея Ермака - Руслан Григорьевич Скрынников

Ермак Тимофеев получил довольно точное прозвище — Токмак. Слово «токмач» обозначало увесистый пест либо деревянную ручную бабу, которой трамбовали землю. «Токмачить» значило то же, что «бить», «колотить кулаком». Кулачные бои были одним из самых древних обычаев в русской деревне. Деревня шла на деревню стенкой. Не одни мужчины, но и юноши состязались в силе и ловкости. В таких сельских состязаниях житель Борка и получил свое прозвище. Оно указывало скорее на достоинство, чем на недостаток. В прозвании «Токмак» угадывается намек на несокрушимую физическую силу.

В народе умели ценить силу, особенно если она соединялась с умом.

Когда археологи извлекли из новгородского грунта берестяные свитки, испещренные письменами, редко кто предвидел, к каким удивительным открытиям приведет их находка. Береста поведала людям, что сельское новгородское население знало грамоту с древних времен. Двинские волости испокон веку входили в состав Новгородской земли. Заселяли их новгородские выходцы.

Объединение русских земель в XVI веке сопровождалось экономическим расцветом. Жизнь менялась на глазах. Прежде пустынная Двина превратилась в оживленную торговую дорогу. Богатые мужики из Поморья и из двинских волостей потянулись к промыслу и торгу. Одни строили соляные варницы, другие уходили на просторы Студеного моря, чтобы промыслить моржовую кость и рыбу.

Число грамотеев в двинских волостях умножилось. В селе Борок крестьяне отдавали детей «в науку» местному дьячку. В зажиточных крестьянских семьях хранились как величайшая ценность рукописные сборники. По большей части то были богослужебные книги.

Будущего землепроходца Ермака отличали не только редкая сила и выносливость, но и огромная любознательность. Крестьянский сын смотрел на мир широко раскрытыми глазами. Когда в жизни Ермолая настала короткая пора учения, он, казалось бы, схватывал все на лету.

В жизни средневекового общества выдающуюся роль играла церковь. Стремясь подчинить себе духовный мир крестьянина, она задалась целью искоренить народные верования, восходившие к дохристианским, языческим временам. Но народное начало оказалось достаточно сильным, и, несмотря на укоры пастырей, двинские крестьяне продолжали забавляться «бесовскими» игрищами, плясали и пели в рощах, водили хороводы на лугах, забавлялись веселыми скоморошьими представлениями. Пели крестьянки, сгребая сено на скошенном лугу. Пели артельщики с речного струга, пел ямщик на заснеженной дороге.

На Севере продолжала жить древняя культура, восходившая ко временам Киевской Руси. Именно северные сказители спасли от забвения песни о Владимире Красно Солнышко, давно забытые на Киевщине. Уроженец Севера Ермак много раз слышал былины, воспевавшие подвиги русских богатырей на дальних степных границах.

Сказители были желанными гостями в любом селе. Крестьяне встречали их в воротах и вели вместе с гуслярами в горницу. Рокот гуслей заполнял избу, и все кругом замолкало. Взрослые, сидевшие по лавкам вдоль стены, и дети, забившиеся на полати, старались не дышать, чтобы не проронить ни слова.

У каждого времени — свои песни. Древние богатыри в устах северных певцов сами собой превращались в удалых казаков. Татарское иго пало, но прошлое властно напоминало о себе. Что ни год, Русь подвергалась разорительным набегам ордынских мурз. В степи ордынцы возвращались, обремененные добычей и полоном. Те, кому удавалось вернуться на родину, могли немало рассказать о страданиях православных в басурманском плену. Древние былины перекликались с их рассказами, затрагивая душу и сердце русского человека. Недаром богатыри отправлялись в ордынское поле «переведаться» с врагами. Кто, кроме них, мог освободить страждущих в плену братьев?

Глубоко запала в голову Ермолая песнь о Добрыне:

Там в поле налетел на молодого Добрынюшку Змей Горыныч о трех головах. Грянул страшный бой. Победил богатырь чудовище, потоптал он много множество змеенышев. Отпер норы змеиные и сказал таковы слова:

Не меньше, чем о Добрыне, любил Ермак слушать песни о старом казаке Илье Муромце. Кто знает, не тогда ли родилась в нем мечта о степных просторах, об удалых схватках с ордынской силой!

Татарское нашествие смело с лица земли славянские поселения в степной полосе между Днепром и Волгой, на Дону и в Приазовье. Но пути в глубь степей не были забыты на Руси. Едва Золотая Орда утратила могущество и стала распадаться, русское население начало возвращаться в донские, приазовские и волжские степи. Медленное, но ощутимое движение происходило на всем пространстве от Киева до Нижнего Новгорода.

Выходцы из Руси небольшими ватажками отправлялись вниз по течению рек на промыслы, с наступлением холодов возвращались домой либо «полевали» в степях. На окраинах находили прибежище прежде всего те, кто искал спасения от тягла, даней и оброков. Немногочисленные русские переселенцы очень часто присоединялись к татарским станицам, население которых по своему облику мало чем отличалось от них самих. То были выходцы из татарских кочевий, беглые «черные люди» и рабы. Самые наименования, усвоенные вольным населением степей — «казак», «есаул», «атаман», — были бесспорно татарского происхождения.

На первых порах среди казаков преобладали татары, выходцы из разных орд. Послы малолетнего Ивана IV говорили в Орде: «На поле ходят казаки многие: казанцы, азовцы, крымцы и иные баловни казаки, а и с наших украин казаки, с ними смешавшись, ходят».

Со временем приток населения со славянских территорий изменил лицо вольных станиц. Число выходцев с русских «украин» умножалось из года в год. Пограничные воеводы доносили в Москву: «Ныне, государь, казаков на Поле много: и черкасцев, и киян (украинцев) и твоих государевых (людей), вышли, государь, на Поле изо всех украин».

Беглый люд жил в станицах и временных «зимовьях». Затем в местах наибольшего скопления переселенцев появились укрепленные «засеки» и «городки».

Первые казацкие засеки появились на Днепре. Их основали выходцы из Киева, Черкасс и других украинских городов и поселений. Запорожская Сечь стала прочным щитом, прикрывшим Украину от