В пучине гражданской войны. Карелы в поисках стратегий выживания. 1917–1922 - Марина Витухновская-Кауппала

Характерной чертой советской историографии 1950–1960 годов стало издание монографий, призванных продемонстрировать общую картину гражданской войны и интервенции на Севере. Впрочем, событиям в Карелии в этих работах традиционно отводилась скромная роль[21]. Первая попытка систематизированного изложения событий гражданской войны в Карелии была предпринята в рамках двухтомного издания «Очерки истории Карелии»[22]. Несколькими годами позднее М. И. Шумилов защитил докторскую диссертацию по теме «Деятельность большевистских организаций Севера России в период Великой Октябрьской социалистической революции и гражданской войны (1917–1920)» и опубликовал указатель литературы «Борьба за советскую власть на Севере. 1917–1922 гг.», в который вошли все работы по данной теме, изданные до 1967 года[23].

Хрущёвская оттепель принесла с собой и некоторые новые веяния, а именно, обращение к персоналиям, активным участникам гражданской войны. По мнению В. В. Волоховой, это было связано с тем, что «устоявшийся миф об Октябрьской революции нуждался в развитии не вглубь, а вширь»[24]. Так появилась целая серия работ о «красных героях»: П. Ф. Анохине, председателе Олонецкого губернского военного революционного комитета, возглавившем оборону Петрозаводска в 1919 году; М. Е. Розенштейне, погибшем в бою с финскими добровольцами при обороне Видлицы в 1919 году; Н. Т. Григорьеве, губернском комиссаре труда, участнике боёв под Петрозаводском в 1919 году[25].

Как правило, обращение к теме установления советской власти в регионе включало в себя не только сюжеты, связанные с Октябрьской революцией, но и историю образования Карельской трудовой коммуны (далее – КТК), которая являлась, согласно традиционной советской периодизации, финальной точкой в гражданской войне. «Классическая» для советской историографии точка зрения на эти события была сформулирована В. И. Машезерским ещё в 1940-е годах. По мнению этого автора, создание КТК явилось итогом перехода Карелии к мирному строительству, а Всероссийский центральный исполнительный комитет (ВЦИК) пошёл навстречу желанию карел в образовании автономии[26]. Таким образом, по мнению Машезерского и его последователей, Карельская трудовая коммуна была создана по инициативе снизу, а не решением руководства страны. Интересы народа, согласно этой концепции, выражали большевики, авангардом которых являлись революционные рабочие (поэтому в центре внимания авторов находилась деятельность советов). Карельскому крестьянству в этой схеме места почти не находилось, в лучшем случае о нём писалось как о некоей сочувствующей большевикам молчаливой массе; исключением являлись союзники интервентов и «белофиннов» – кулаки.

Эта тенденция была характерна для всей советской историографии; как справедливо отмечает В. И. Голдин, в исторических сочинениях советского времени крестьянские протестные движения в регионах, находившихся в руках советов, именовались кулацкими и контрреволюционными[27]. Впрочем, в своих более поздних работах Машезерский обратился и к таким важным, но не изучавшимся ранее явлениям, как деятельность Карельского отряда, Союза беломорских карел, Карельского просветительского общества, а также Ухтинского правительства, оценка которых была весьма односторонней и не выходила за рамки традиционной схемы[28].

Монументальные исторические исследования по карельскому вопросу стали появляться в Финляндии и на Западе в целом начиная с 1960-х годов. Речь идёт о работах М. Яаскеляйнена, С. Черчилля и Т. Нюгорда[29]. В исследовании Яаскеляйнена заново и беспристрастно был освещён «восточно-карельский вопрос» как часть программы финской национальной экспансии, а также показаны различные попытки осуществления этой программы вплоть до 1923 года. Монография Яаскеляйнена получила в общем положительную оценку в советской историографии. А. С. Жербин отмечал, что эта единственная на 1961 год обстоятельно написанная книга по «карельскому вопросу»[30].

Английский (ныне канадский) историк Стэйси Черчилль, много работавший в Финляндии, первым дал глубокий и многосторонний анализ тех стратегий и проектов, которые появлялись в Российской Карелии в послереволюционные годы (1917–1922). Работа Черчилля «Судьба Восточной Карелии, 1917–1922» во многом явилась пионерской – используя широкий архивный материал из финских и английских архивов, исследователь скрупулёзно показывает, как карелы, оказавшиеся в эпицентре борьбы разнонаправленных политических и военных сил, воспринимали происходящее и разрабатывали свои стратегии. В центре внимания Черчилля – вопрос самоуправления карельского региона, который в разных формах и вариантах стоял на повестке дня на всём протяжении этого периода. Одним из первых Черчилль проанализировал взгляды и настроения крестьян разных уездов и волостей, предпринимая попытку понять и объяснить мотивацию решений и поступков карельского населения[31].

К 1970-м годам советские историки получили возможность знакомиться с новыми финскими исследованиями. Появились работы нового типа[32], и классическим примером таких исследований является монография В. М. Холодковского, посвящённая финско-советским отношениям 1918-1920-х годов[33]. В этой монографии, созданной на основе внушительного количества источников, Холодковский анализирует политические взаимоотношения между странами на фоне широкой панорамы европейской политики, показывает механизмы принятия решений как финским, так и советским правительством. В представленную им многослойную картину вплетается и анализ ситуации в карельских регионах, принципиально отличавшийся от общепринятого. Если Машезерский в монографии того же периода традиционно рисовал основной конфликт внутри карельских регионов как борьбу «трудовых масс карельского крестьянства против белофинских захватчиков»[34], то Холодковский совершенно справедливо констатировал: главным обстоятельством, влиявшим на выбор крестьянами союзников и политической линии, был голод. Он пишет: «Временные симпатии голодного карельского крестьянства поворачивались в ту сторону, откуда могло прийти быстрое спасение от голода»[35]. Справедливость этого вывода подтверждается и более поздними исследованиями.

1970–1980-е годы в финляндской историографии явились периодом обращения историков к воспоминаниям непосредственных участников событий. Так, например, Олави Хови и Тимо Йоутсамо провели масштабное анкетирование добровольцев, участвовавших в походах в Эстонию и Карелию. На основе довольно спорного исторического материала, воспоминаний о событиях 50-летней давности, авторы попытались ответить на вопрос, какова была мотивация финских добровольцев – помощь родственному народу или жажда приключений[36]. История Мурманского легиона, долгое время остававшаяся в финской историографии непопулярной, стала предметом внимания Юкки Невакиви. Его исследование, созданное на основе обширных архивных материалов, стало первым и наиболее полноценным трудом на эту тему[37]. Впрочем, первая попытка была предпринята ещё в конце 1920-х годов Отто Итконеном в его автобиографической работе[38].

Серьёзным прорывом в финской историографии «племенных войн» стали работы Йоуко Вахтолы, посвящённые финским добровольческим походам в Российскую Карелию. Вахтола впервые рассматривает оба похода (в Беломорскую Карелию в марте-октябре 1918 года и в Олонецкую Карелию в апреле-сентябре 1919 года) и попытки