Истоки инквизиции в Испании XV века - Бенцион Нетаньяху

точку зрения на истоки инквизиции, то, естественно, не мог представить иного объяснения этому загадочному феномену. И таким образом случилось, что крупнейший историк инквизиции — действительно, самый крупный историк своего времени — не сумел исследовать истоки инквизиции так, чтобы показать истинную причину расизма инквизиции, а через эту причину — также и мотивы для её создания. На самом деле, когда Ли написал главу, касающуюся начала испанской инквизиции, он оставил несколько чистых страниц с тем, чтобы они были дописаны позднее его студентами и последователями. Это и побуждает меня к созданию настоящей работы.

Когда много лет назад я впервые приблизился к изучению истории марранов и испанской инквизиции, у меня не было ни малейшего сомнения в том, что почти все марраны тайно исповедовали иудаизм и следовали его законам, чем вызвали гнев Церкви, которая не могла терпеть такого явления в своих рядах. Естественно, я рассматривал марранов как героев, которые отважно противостояли террору инквизиции и оставались тайными приверженцами своей веры — даже под жестокими пытками, даже зачастую принимая смерть. И ещё раз я подумал, что еврейский народ, который породил первых в истории религиозных мучеников и дал так много мучеников в Средние века, продемонстрировал способность к страданиям и самопожертвованию ради своих моральных принципов и религиозных убеждений.

В 1944 г. я начал своё исследование жизни и эпохи дона Ицхака Абарбанеля, выдающегося еврейского лидера периода изгнания евреев из Испании (1492 г.). Вскоре я столкнулся с документами, угрожавшими поколебать мои вышеупомянутые взгляды. Конечно, я нашёл свидетельства того, что некоторые марраны были в действительности тайными последователями иудаизма. Но моё представление о марранах как о группе, отличающейся героическим идеализмом, было сильно поколеблено этими документами. Из них открылось, что приблизительно в 1460 г. большинство новообращённых были сознательными ассимилянтами, которые хотели влиться в христианское общество, воспитать своих птенцов оперившимися христианами и отделиться от всего, что могло казаться еврейским, в особенности в том, что касалось религии. Более того, я обнаружил, что эта ситуация — результат процесса, продолжавшегося в течение длительного периода, так что число искренне крестившихся марранов росло от поколения к поколению, тогда как число тайных евреев среди них быстро стремилось к нулевой точке. Когда в 1481 г. была создана инквизиция, «иудействующие» составляли незначительное меньшинство среди марранов, как в относительных, так и в абсолютных цифрах. У меня неизбежно должны были возникнуть сомнения в справедливости общепринятого мнения относительно мотивов создания инквизиции. И они возникли. Если только ничтожная часть марранов оставалась евреями, а всё большее их число крестилось по-настоящему, то какой был смысл в создании инквизиции? Несомненно, не было нужды силой уничтожать явление, исчезающее само собой.

В результате своего исследования я пришёл к определённым выводам, которые частично обозначил в своей работе об Абарбанеле, впервые увидевшей свет в 1953 г. (4-е издание — 1982 г.). Противоречие между этими выводами и преобладавшими прежде взглядами на причины возникновения инквизиции было настолько велико, что я, естественно, должен был задаться вопросом: а что же заставило учёных принять ту точку зрения, а главное, почему она превалировала? Мне стало ясно, что, пожалуй, основным фактором в этом деле было то, что большинство учёных полагались на документы инквизиции.

По правде говоря, я был озадачен тем доверием, которое историки оказывали этим документам и утверждениям инквизиции, основываясь только на них. Я полагал, что показания свидетелей, остающихся анонимными, не могут вызывать слишком большого доверия: их нельзя подвергнуть перекрёстному допросу со стороны обвиняемых, чьи показания, данные под пытками или под угрозой пыток, вряд ли можно считать правдивыми. И нельзя доверять документам, прошедшим цензуру инквизиции. Я не мог понять, почему историки всех направлений, прекрасно осведомленные об этих фактах чрезвычайной важности, как-то пренебрегли их значением. Зато я легко понял, почему их совместная картина истории марранов схожа с коллективным портретом, нарисованным инквизицией. Мне стало очевидным, что для того, чтобы определить, кем в действительности были марраны с религиозной точки зрения, нужны свидетельства, полученные из источников, абсолютно свободных от влияния инквизиции. Ясно, что такие свидетельства могут, в основном, быть найдены в документах, предшествующих эпохе инквизиции, чьи авторы не находились под угрозой её преследований и наказаний. Я рассортировал эти источники по группам (евреи, марраны и «старые христиане» ^{3}), из которых они появились. Я надеялся, что такое расследование, когда свидетельства с трёх сторон накладываются одно на другое, принесёт плоды. Тогда по вопросу, кем на самом деле были марраны в плане их религиозных убеждений и обычаев, мы сумеем вывести заключение, на которое можно будет положиться. Я также верил, что, только придя к такому заключению, мы сможем распознать факторы, приведшие к созданию инквизиции.

Моя работа «Марраны Испании», появившаяся в 1966 г. (расширенное издание — 1973 г.), стала первой частью этого исследования. В ней я подытожил сведения о марранах (согласно источникам на иврите) с конца XIV до начала XVI вв. Изучая их, я также ознакомился с некоторыми документами, датированными после 1481 г., когда был основан первый трибунал инквизиции, но при этом не отступил от критерия, требующего от автора документа свободы выражения. Будучи евреями, авторы этих документов на иврите не подпадали под юрисдикцию инквизиции; более того, они писали их после изгнания из Испании в 1492 г. или живя за её пределами ещё до этой даты. Общим для этих документов являлось их суждение о религии и поведении марранов. Суждение это постепенно менялось параллельно с изменением отношения марранов к иудаизму и еврейскому народу — но только в одном направлении. Эти изменения полностью подтвердили результаты моих предыдущих частичных исследований. Из этого я сделал вывод, что христианизация марранов постоянно прогрессировала на протяжении трёх поколений, начиная с 1391 г., так что к началу 1480-х гг., когда была создана инквизиция, практически все еврейские авторитеты в Испании и за её пределами рассматривали массу марранов как ренегатов, то есть отступников и неевреев. По всем этим определениям марраны были христианами, а никак не иудействующими или тайными иудеями.

Ценность этого свидетельства оказалась для меня неизмеримой, потому что оно находилось в противоречии с чаяниями, тенденциями и интересами испанских евреев. Более того, их традиционная политика и обычаи призывали к симпатии по отношению к тем, кого обстоятельства заставили креститься и кто втайне сохранял свое еврейство. Евреев призывали относиться к ним с терпеливым расположением, чтобы укрепить в них приверженность своей вере. Если бы марраны были тайными евреями, то еврейские учёные и лидеры, авторы этих документов, первыми бы признали этот факт, как они и делали, когда видели кого-либо из марранов, кто ведёт себя по-еврейски. Но эволюция «марранизма»