Гарольд Лэмб - Чингисхан. Властелин мира

Там на совете годом позже битва при Мохи имела любопытные последствия. Бату обвинил Субедея в слишком позднем появлении на поле сражения, что стало причиной гибели многих монголов. Старый полководец отвечал язвительно: «Вспомни, что перед тобой река не была глубокой и там уже был мост. Там, где я переходил ее, было глубоко, и мне пришлось возводить мост».

Бату признал его правоту и больше не обвинял Субедея.

Пожалуй, достаточно уже сказано о том, что у монгольских армий был ряд преимуществ перед европейскими в то время. Они были более мобильными – Субедей проскакал со своими туменами 290 миль за менее чем три дня во время вторжения в Венгрию. Тот же Понс Д’Обон отмечает, что монголы за один только день могут пройти такое же расстояние, «как от Шартре до Парижа».

«Ни один народ в мире, – признает современный составитель летописи Европы[18], – не способен был, особенно в столкновениях в открытом поле, победить такого врага, как монголы, благодаря личной храбрости или знаниям искусства ведения войны».

Это мнение подтверждает Плано Карпини, который был послан к монгольскому хану вскоре после ужасного вторжения 1238–1242 годов, чтобы уговорить завоевателей-язычников пощадить христиан. «Ни одно королевство и ни одна провинция не в состоянии выдержать натиск татар». И он добавляет: «Татары воюют, применяя больше стратегию, чем грубую силу». Этот мужественный святой отец, который, как видно, разбирался в военном деле, отмечал, что «татары» не были столь многочисленны и не обладали атлетическим сложением и силой европейцев. И он далее призывает европейских монархов, которые всегда вставали во главе своего войска во время войны, независимо от того, обладали ли они достаточным умением для такого руководства, создать свою военную организацию по образцу той, что была у монголов.

«Наши армии следует организовать в том же порядке, как у татар, и по тем же суровым законам войны. Поле сражения должно выбираться, по возможности, на равнине, которая просматривается со всех сторон. Армия ни в коем случае не должна представлять собой единую боевую единицу, а ее следует разбить на дивизии. Разведчики должны высылаться во всех направлениях. Нашим генералам следует держать свои отряды денно и нощно наготове и всегда во всеоружии, готовыми к сражению, поскольку татары всегда бодрствуют, как дьяволы».

«Если принцы и правители христианского мира предполагают оказать сопротивление их нашествию, необходимо, чтобы они объединили усилия и противостояли им всем миром».

Карпини не преминул обратить внимание на оружие монголов и советовал европейским военным улучшить их вооружение. «У принцев христианского мира должно быть много солдат, вооруженных крепкими луками, арбалетами и артиллерией, которой татары наводят ужас. Помимо этого, следует иметь людей, вооруженных булавами из хорошего железа, или топорами с длинными рукоятками. Стальные наконечники стрел следует закалять так, как это делают татары, погружая их раскаленными в подсоленную воду, чтобы они могли лучше пробивать латы. У наших воинов должны быть хорошие шлемы, надежные доспехи и кони. А тем, кто так не вооружен, следует держаться позади хорошо вооруженных».

На Карпини произвела сильное впечатление убийственная стрельба из лука монголов, этих детей войны. «Людей и коней они ранят и убивают стрелами, и, когда люди и лошади поражены таким образом, они к ним приближаются».

В это время император Фридрих II, тот самый, вражда которого с папой приобрела скандальную известность, попросил помощи у других принцев и писал королю Англии: «Татары малого роста, но у них крепкие руки и ноги, они подвижны, храбры и мужественны, всегда готовы рисковать жизнью по знаку своего командира… Но, – и туг мы не можем сдержать вздоха, – прежде они были защищены кожей и латами из железных пластин, а теперь на них более изящные и практичные доспехи, взятые в качестве трофеев у христиан, так что, к нашему стыду и горю, они будут убивать нас, пользуясь нашим же оружием. Более того, кони, на которых они скачут, лучше, они могут довольствоваться скудной пищей».

После того как Бату и Субедей ушли из Европы в 1242 году, охватившая всех паника, из-за опасения нового монгольского нашествия, побудила владык христианского мира к действиям различными способами. Иннокентий IV созвал совет города Лиона, чтобы обсудить среди других вопрос о том, как защитить христианство. Беспечный Людовик Святой объявил, что, если «татары» появятся вновь, рыцарство Франции умрет за церковь. После чего он отправился в опасный крестовый поход в Египет, направляя время от времени священников и посыльных на монгольский юг Каспия, где в то время распоряжался Байчу-хан.

Одно из его посольств было направлено к хану в Каракорум с забавным результатом. Жуанвиль, средневековый хронист, рассказывает нам, что, когда послы были встречены со своими незначительными дарами, хан обернулся к собравшейся вокруг него знати и сказал: «Здесь послы с выражением покорности короля франков, а это дань, которую он нам прислал».

Монголы часто призывали Людовика подчиниться их хану, приносить дань и пользоваться защитой власти хана, как это делали другие правители. Они также советовали, чтобы он вступил в войну с сельджуками в Малой Азии, с которыми они сами тогда воевали. Людовик через несколько лет отправил ко двору хана энергичного и умного Рубрука, но из предосторожности наказал монаху не представляться в качестве посланника и не обставлять свое путешествие так, чтобы оно выглядело как акт подчинения.

Среди писем, которые получал Людовик из орды, в одном упоминалось о том, что среди монголов можно найти немало христиан. «Мы пришли со своей властью и могуществом объявить, что все христиане освобождаются от сервитута и налогов в мусульманских странах и с ними будут обращаться с уважением и почтением. Никому не будет позволено трогать их товары, а те их церкви, которые были разрушены, будут отстроены заново и им будет разрешено звонить в свои колокола».

Это верно, что у монгольских ильханов Персии было несколько христианских жен и что армяне-христиане были у них министрами. Некоторые из оставшихся в живых крестоносцев, осевших в Палестине, иногда сражались в рядах монголов. А ильхан Аргун восстановил церкви, разрушенные в предыдущих войнах.

А один разгневанный мусульманин писал, что в 1259 году монгольский ильхан Хулагу повелел, чтобы во всей Сирии «каждая религиозная секта открыто заявила о своей вере, и что ни один мусульманин не должен против этого возражать. В тот день не было ни одного христианина, будь то из простого народа или из знати, кто бы не облачался в свои самые нарядные одеяния».

Каким бы ни было отношение монголов к христианам в Палестине, но их лидеры искренне хотели прибегнуть к помощи европейских армий против мусульман и в 1274 году направили посольство из шестнадцати человек к папе и к Эдуарду I Английскому, который ответил с изрядной долей казуистики, поскольку не имел ни малейшего желания отправляться в Иерусалим: «Мы со вниманием относимся к принятому вами решению освободить Святую землю от врагов христианства. Мы в высшей степени признательны вам, и мы благодарим вас. Но мы в настоящее время не можем известить вас со всей определенностью о времени нашего прибытия на Святую землю».

Тем временем папа направил новых посланников к Байчу, расположившемуся у Каспийского моря. Эти посланники весьма вызывающе вели себя по отношению к монголам, потому что они не знали имени хана и проповедовали язычникам о греховности кровопролития. Монголы заявили, что папа, должно быть, очень невежествен, если не знает имени человека, управляющего всем миром, а что касается кровавых расправ над своими врагами, то они совершали их по повелению самого Сына Неба. Байчу хотел было казнить незадачливых священников, но сохранил им жизнь и отправил их назад невредимыми, так как они все-таки были посланниками.

Ответ Байчу, переданный с письмом через эмиссаров Иннокентия IV, достоин того, чтобы его привести:

«По повелению Великого хана, Байчу-ноян адресует эти слова папе. Знаешь ли ты, что твои посланники прибыли к нам с твоими письмами?

Твои посланники говорили громкие слова. Мы не знаем, делали ли они это по твоему приказу. Поэтому мы направляем тебе это послание. Если ты хочешь властвовать над землей и водой твоей вотчины, ты, папа, должен прибыть к нам лично и предстать перед тем, кто правит территорией всей земли. А если ты не придешь, то мы не знаем, что может произойти. Один Бог знает, что случится. Только было бы лучше, если бы ты сообщил через курьеров, приедешь ли ты или нет и хочешь ли ты прийти с дружбой или нет?» В этом письме вновь появляется зловещая фраза: «Мы не знаем, что может произойти. Один Бог знает». Это обычная фраза предостережения, когда монголы подразумевают войну. Принцу сельджуков Каю Косру они ответили лаконично: «Ты сказал смело. Бог даст победу тому, кому возжелает». По-видимому, они всегда направляли посыльных в стан врага, по установленному Чингисханом обычаю, с предложением заключить соглашение. Если следовал отказ, то они высказывали свои предостережения и готовились к войне.