Тамара Пономарева - Потаенная любовь Шукшина

- Однажды даже одеяло прожег. Мог и хату спалить, если б не мама. Или заберется на баню (у нас там сеновал был), кастрюлей себе подсвечивает и опять читает...

Односельчане матери Шукшина намекали:

- Ты, что ж, Мария, генерала хочешь вырастить из сынка-то?

Отвечала с вызовом:

- Берите выше!

Может, интуитивно что-то чувствовала важное, надвигавшееся на нее и сына Васю. Вот и угадала материнским чутьем: позже кое-кто и повыше генералов на поклон к ее "дитенку" приходил.

Любил Василий и Сростки, и дом родной по Крапивному переулку, номер 31. А душа рвалась дальше, выше. Потому что собственной матерью предначерталось ему нести особый крест.

С детства приворожила родная алтайская земля Васю Шукшина к себе своей широтой и первозданной красотой, что потом постоянно находило след в его творчестве. Например, в рассказе "Рыжий" описывает, как первый раз ехал по Чуйскому тракту:

Я смотрел во все глаза, как яснеет, летит навстречу нам огромный, распахнутый горный день... Ах и прекрасно же ехать! И прекрасна моя Родина - Алтай... простор такой, что душу ломит, какая-то редкая первозданная красота. Описывать ее бесполезно, ею и надышаться-то нельзя: все мало, все смотрел бы и дышал бы этим простором...

У Макара Леонтьевича Шукшина - отца Василия - были старший брат Петр (погиб на фронте), сестра Анна и брат Андрей. Макар, второй по счету в этом семействе, женившись в шестнадцать лет на Марии Поповой, был рядовым колхозником. Когда в марте 1933 года его арестовали, молодая жена от горя и безысходности решила навсегда уйти из жизни вместе с двумя детьми. Втиснулась с малолетками в русскую печь, задвинула заслонку, чтоб побыстрей угореть, да соседка случайно заглянула в избу, увидела эту "страсть", подняла крик. Спасли Марию Сергеевну и будущую знаменитость России Василия Шукшина.

Ну как тут не вспомнить про лебединую любовь, когда женщина, оставшись без милого своего, отнятого вероломной властью, решилась на самоубийство?! В данном случае - даже вместе с детьми малыми! А Евпраксия княгиня Рязанская, бросившаяся с грудным сыном на пики войска Батыя со стен крепости?! И у нее накатившаяся темная сила врагов отняла ее любимого князя. На разрыве сердца у таких женщин и любовь, и разлука.

В недавнее время сообщили, наконец, родственникам, что Макар Леонтьевич Шукшин 26 марта 1933 года в возрасте 31 года был арестован ГПУ якобы "как участник контрреволюционной повстанческой организации". 29 апреля его расстреляли в Барнауле. Кстати сказать, в одну эту зловещую ночь в Сростках были арестованы около 30 человек!..

Василия звали в детстве "безотцовщиной". Подчиняясь жестоким условиям времени, фамилию ему сменили на материнскую - Попов.

Перед войной в семью, не испугавшись бремени - чужих детей, вошел Павел Куксин - отчим Василия Макаровича. Верится, что сделал он это по велению сердца, по чувству глубокому. Видно, был в Марии Поповой недюжинный женский магнит. И работящая, и любить умела, и детей по миру не пустила, как некоторые.

Василий Макарович не любил вспоминать своего детства. И вообще в компаниях больше молчал. Слушал. Внимательно, как бы издалека, не понуждая говорившего, давая тому возможность вольготно излагать свои мысли как угодно душе и порывам ее. Этот талант выслушать человека до конца не каждому дан. Перед Шукшиным хотелось исповедоваться искренне, веря в его неистребимый, высокий дар человеколюбия.

В этой связи припоминается случай, живым свидетелем которого была и я, когда один художник-оформитель детских книг, поссорившись с женой, отправился, будучи в подпитии, прямиком на проезд Русанова и начал барабанить в дверь Шукшиных! Открыла Лидия Николаевна, попытавшись выяснить у незнакомца, зачем явился. Художник, как мог, рассказал ей про свою семейную "драму", но встретил решительный отпор, тем более, что В. М. Шукшина дома не оказалось. Несчастный явился к нам и сбивчиво пытался прояснить ситуацию:

- Я ей говорю: пусть Василий Макарович выйдет и ответит, почему жена моя любить меня перестала? Вон, всю физиономию исцарапала, как кошка. Пусть Василий Макарович поговорит с ней, его она послушает!..

Физиономия художника и впрямь представляла весьма живописную не то сюрреалистическую, не то авангардистскую картину - понять было трудно.

У жены Шукшина было собственное представление о подобных визитах: она попросту захлопнула дверь перед нежданным гостем!

Честно говоря, я про себя изрядно повеселилась, представляя эту сцену у дверей квартиры Василия Макаровича.

Праздники детства

Позже, посмотрев фильм супругов Григорьевых о Шукшине "Праздники детства", поняла, откуда в Василии Макаровиче целомудрие, волевая сдержанность и умение ладить с людьми (правда, не с любыми), быть необходимым им.

Детство не баловало Василия Шукшина, как и многих его сверстников по Сибири, да и по всей стране тоже. Приходилось переносить и голод, и холод, и другие разные лишения. Все добывать "собственным горбом". До конца жизни.

В эту пору любил Вася Шукшин, как и все деревенские мальчишки, на конях кататься. Упросил мать уговорить бригадира взять его в ездовые - была в те времена такая должность на деревне.

- Кто,- возражал Марии Сергеевне бригадир,- воду-то ему станет в бочки наливать? Мал ведь еще.

- Он сам нальет по полведерочку! - умоляла женщина растерявшегося от ее натиска мужчину.

И уговорила-таки.

А Василий рад-радешенек, дитя малое, для него, росшего без отца, внимание старшего по возрасту - отеческая ласка.

Позже у Василия Макаровича, уже взрослого, рассказ появится, как воспоминание об этой счастливой поре,- "Дядя Ермолай" - о бригадире, пригревшем в детстве мальца. Автор ни фамилии, ни имени не изменил - такой благодарной память у него оказалась.

Заготавливая на зиму корм для скота, осенью в деревню сено начали свозить. Мария Сергеевна вновь побежала к бригадиру, выполняя настойчивые просьбы сына:

- Ермолай Григорьевич, возьми, Бога ради, моего Васю-то копны возить на волокушах. Все хошь маленько да подработает. Дому подмога.

А дядя Ермолай в ответ:

- Я бы взял, мне-то што, да беда - ножонок-то у него не хватит, чтоб коню спину обхватить.

А Мария Сергеевна свое гнет - не сдается:

- Что вы, Ермолай Григорьевич, он цепко держится.

Взял и на этот раз Васю Шукшина добрый дядя Ермолай. Но и в поле мальчик прихватывал с собой неизменно книгу. Затолкнет под ремень брюк, рубашкой сверху прикроет для маскировки, в перерыв же, когда коней отпустят передохнуть, а ребятишки побегут кто ягоды собирать, кто пучки рвать1, Вася Шукшин присядет под кусточек или, наоборот, на солнышко, книжку раскроет и уткнется в нее зачарованно до того момента, как дядя Ермолай начнет сзывать босоногую ватагу на работу:

- Ну, хлопцы, по коням! Пора и дело знать.

Рассказ "Дядя Ермолай" написан был Шукшиным не только как благодарное воспоминание о детстве, но и как покаяние за "грех", совершенный в отрочестве:

Вспоминаю из детства один случай.

Была страда...

Во время этой страды дядя Ермолай и попросил ребятишек посторожить на току зерно. Увы, в те времена даже за горсть зерна, украденного у "государства", можно было схлопотать "места не столь отдаленные".

Но накатили тучи, обещая гром и молнии, с проливным дождем, и сорванцы не пришли сторожить ток, а забрались в первую попавшуюся копну, спрятавшись от разбушевавшейся стихии, где крепко и заснули..

Дядя Ермолай был ответственным человеком. Отправив детей сторожить зерно, он и сам вскоре за ними отправился следом: на всякий случай решил проконтролировать детвору. Слава Богу, ничего не уворовали в ту ночь из колхозного добра, но провинившиеся Васька с Гришкой предстали перед правосудием в лице разгневанного односельчанина. У Шукшина это описано так:

- Да вы были там? На точке-то?

У меня заныл кончик позвоночника, копчик. Гришка тоже растерялся. Хлоп-хлоп глазами.

- Как это "были"?

- Ну да. Были вы там?

- Были. А где же нам быть?

Эх, тут дядя Ермолай взвился.

- Да не были вы там, сукины сыны! Вы где-то под суслоном ночевали, а говорите - на точке. Сгребу вот счас обоих да носом в толчок-то, носом, как котов пакостливых. Где ночевали?

Ребятишки сговорились не сдаваться до последнего, что окончательно вывело из себя дядю Ермолая, возмущенного такой неприкрытой ложью: он стоически взывал к совести сорванцов, упрекал, даже слезы смахнул от возмущения, но те упорно утверждали свое.

Для чего же бригадиру, видевшему и испытавшему в жизни многое, потребовалось утверждать истину? Он был потрясен, что "знающий правду человек ничего не может доказать, что наглая ложь при определенной последовательности поведения может сойти за правду и правоту".

Эта тема подспудно постоянно мучила и самого Василия Макаровича. Будучи уже взрослым и знаменитым, приехав в Сростки, посетил могилу дяди Ермолая, погоревал о хорошем человеке.