Люсьен Мюссе - Варварские нашествия на Европу: германский натиск

О социальной структуре в период независимости мы знаем лишь самые основные черты. Многое здесь неясно, в частности проблема существования у многих народов знати, не принадлежащей к королевскому роду. Основу общества составляли свободные люди, воины, убийство которых влекло за собой уплату самого большого возмещения. Ниже свободных, которые, возможно, не везде находились в большинстве, стоял многочисленный класс «полусвободных» — данный термин спорен — несомненно, происходивших от покоренных народов. Наконец, существовали рабы, чей труд в равной мере использовался в домашнем хозяйстве и обработке земли; ими часто становились военнопленные. У некоторых народов эти перемещенные римские граждане (например, каппадокийские предки апостола готов Вульфилы) в IV в. сыграли роль ценного пополнения. Независимо от того, существовал ли у этих народов монархический или «республиканский» строй, основные цели, которые ставило перед собой государство, были военного характера, и единственной устойчивой иерархией в обществе было воинское подчинение. Цементом социальной градации была дружина — военный, в своей сути, институт (лат. comitatus, нем. Gefolgschaft), связывавший сплоченные присягой и доказавшие свою верность группы молодых воинов с их вождями[18].

В мирное время представители знати пользовались лишь авторитетом, зависевшим от их социального влияния и количества верных им людей, у королей к этому добавлялся религиозный престиж, но истинная власть принадлежала местным собраниям свободных мужчин (старонем. mahal, лат. mallus, сканд. thing), которые проводились с какой-то периодичностью под открытым небом. Во время войны потомственные или выборные вожди (лат. duces), напротив, получали почти неограниченную власть, при условии соблюдения некоторых элементарных прав (вроде права воинов на добычу). Скандинавский мир, Саксония и, до некоторой степени, англосаксонские королевства сохраняли верность первому принципу, то есть общественному устройству мирного времени. Большинство государств, укоренившихся на римской территории, возникли в результате завоеваний и потому по своей структуре напоминали скорее народы на военном положении. Монархия Меровингов, в которой mattus (местное собрание) играло огромную роль, но и авторитет короля оставался значительным, занимала промежуточное положение между этими двумя типами[19].

Мы видим, какая пропасть отделяла германский мир от римского общества: первый полон уникального динамизма, но не имеет представления о городе, почти безграмотен, лишен подлинной государственной структуры; второе, несколько одряхлевшее, опирается на города и писаные законы, а со времен Диоклетиана подчинено гнетущей власти тоталитарной бюрократии.

Германское общество V в. представляло собой развитие того типа, который римляне встретили и уничтожили в Галлии, Британии и дунайском регионе, более архаичного и примитивного, чем научные построения, унаследованные Римом от Греции и Востока. Таким образом, военный реванш германцев означал некоторую деградацию, возврат к прошлому, которое, казалось, ушло безвозвратно. Главное же, что соприкосновение этих двух столь разных цивилизаций привело к полному обновлению социальной структуры. С этого решающего момента и начинается европейское средневековье.

К северо-востоку от Средиземноморья лежит огромный пояс степей, от Карпат до Амура, с придатком в Паннон-ской равнине. Это царство кочевых цивилизаций, подвижных и нестабильных, соприкасающихся вдоль своей южной границы с самыми разными оседлыми народами, чье влияние они воспринимают, распространяют и перемешивают. Несмотря на различия этнические и лингвистические, народы степи демонстрируют схожие социальные и культурные особенности, что позволяет рассматривать их в совокупности.

До II в. н. э. это пространство еще не проявляло себя как единое целое. Западный сектор был относительно самостоятелен: очевидно, его обитатели не отказывали себе в удовольствии совершать набеги на оседлых соседей, но речь шла лишь о мелких налетах, в которых обычно принимало участие всего одно племя и которые почти никак не сказывались на равновесии в Европе. Это положение резко изменилось с появлением гуннов, первого неиндоевропейского народа, вышедшего из глубин Азии. Скоро оказалось, что весь степной мир, от Тихого океана до Дуная, объединен; в водоворот переселения втягивалось все больше и больше периферийных народов, чуждых кочевой цивилизации. Лавины сходили одна за другой с небольшими интервалами.

Первоначально западная степь была обиталищем иранских народов, скифов, а затем начиная с IV в. до Р. X. сарматов; во II в. территорию между Доном и Днепром заняли роксоланы, оттеснив своих родичей, язигов, в направлении Паннонской равнины. СI по IV в. н. э. дунайский limes подвергался нападениям иранцев по всему фронту ниже Ак-винкума (Будапешта). Но эти иранцы истощили свои силы в позиционной войне и были атакованы с тыла новоприбывшими, главным образом германцами; многие просили убежища у императоров, даже в Галлии (отсюда топонимы вроде Сермеза). Тем не менее иранское племя аланов, покинувшее современную Туркмению в I в. н. э., принесло им элемент обновления.[20]

С III в. до н. э. здесь присутствовали и германцы — бас-тарны — вперемешку с сарматами нижнего Подунавья. Во II в. до Р. X. они получили подкрепление со стороны новоприбывших костобоков, принадлежавших к восточногерманской группе, а затем готов и их сателлитов. Эти германцы жили в симбиозе с иранцами: многочисленные тексты начиная с I в. упоминают о контактах между бастарнами, с одной, и сарматами и роксоланами, с другой стороны; для IV в. мы располагаем доказательствами, что между аланами и готами заключались браки. Иранцы, обладавшие более развитой цивилизацией, а главное, более адаптированные к среде, в которой германцы чувствовали себя новичками, передали последним многие элементы своей культуры: конное сражение, одежду (меховой костюм готских королей, по-видимому, был заимствован у иранцев), наконец, знаменитое «искусство степей», корни которого уходят к сарматам и империи Сасанидов.

Такое сосуществование казалось достаточно устойчивым, когда равновесие степного мира было нарушено появлением тюрок и их сателлитов — нового кочевого сообщества, которому предстояло бушевать в течение семи или восьми столетий; их передовым отрядом были гунны.

Первое упоминание о гуннах содержится в «Географии» Птолемея, составленной в 172 г. до н. э.: в ней говорится о «хунах», обитающих в степи к северу от Кавказа, недалеко от роксоланов и бастарнов, между Манычем и Кубанью. Больше мы ничего о них не слышим вплоть до их неожиданной победы в 374–375 гг. над аланами и готами, которая для римского общества явилась как гром среди ясного неба: Аммиан Марцеллин пишет: «Племя гуннов, о котором древние писатели осведомлены огенъ мало…» и далее: «…грезвы-гайно быстры. Легки и подвижны». Около 378 г. они сталкиваются с римской армией во Фракии. В это же самое время племена с созвучным названием и, несомненно, тождественные им, обрушиваются на северный и восточный Иран: это белые гунны (эфталиты), первое упоминание о которых датируется примерно 390 г.; в V в. они закрепились в Бак-трии и Согдиане, а затем завоевали северо-запад Индии, где их государство просуществовало до 650 г.[21]

Что представляли собой гунны? Обычно им приписывают тюркское происхождение, однако эта гипотеза недостаточно аргументирована. В любом случае, речь идет о кочевом народе с отчетливо выраженными чертами и самобытными обычаями. Они брились, практиковали деформацию черепа, убивали своих стариков, кремировали мертвецов и в глазах жителей Средиземноморья выглядели как само воплощение уродства и варварства. Может быть, у них был монголоидный тип лица, но в этом позволительно сомневаться. Было ли у них искусство? Да, если приписывать им бронзовые изделия из Ордоса и захоронения в Минусинске и Пазырыке в предгорьях Алтая — прототипы «искусства степей»; нет, если соотносить их с хиунг-ну, европеоидным народом, покорившим часть Северного Китая в последние столетия до нашей эры. Во всяком случае, гунны внесли свой вклад в цивилизацию степи и сыграли заметную роль в ее движении на Запад.

Их карьера в Европе началась с мастерского удара. В 374–375 гг. на территории современной Украины царь гуннов напал на готов, подчинявшихся королю Эрманари-ху, который, потерпев поражение, покончил с собой. Гунны потратили порядка двадцати лет на развитие своего успеха. Около 396 г. они заняли равнины современной Румынии и вырвались на Паннонскую равнину; несколькими годами позже власть гуннов простиралась от Восточных Альп до Черного моря, и при королях Ульдине и Мундзуке сформировалось гуннское государство, почти заслуживающее этого названия.