Леонид Кукушкин - История православия

Один из крупнейших физиков-теоретиков XX в. Л.Д. Ландау однажды высказал утверждение (автор был тому свидетелем), что великие мыслители всех времен помогли нам понять то, что представить себе уже невозможно. Речь, прежде всего, шла об ученых-естествоиспытателях и об открытиях типа соотношения неопределенности, но сказанное в такой же мере относится к любому виду духовной деятельности. Здесь следует отметить одну из характерных черт современного естествознания – потерю в значительной степени той наглядности, которой была присуща, например, классической физике, причем этот уход от наглядности тем заметнее, чем глубже проникает наука в сущность природных явлений. Само по себе это неудивительно, поскольку речь идет, как правило, о поведении объектов, восприятие которых с помощью непосредственного чувственного опыта не предоставляется возможным. Удивительным может показаться другое – некоторые надежно установленные фундаментальные законы природы, как, например, упомянутый выше принцип дополнительности, можно адекватно описать богословской формулой «неслиянно и нераздельно», и вряд ли этот факт вызван случайным совпадением. Правда, для религиозного сознания причина такого сходства ясна, поскольку в глубинах природы должны быть скрыты следы Творца мира, «печать Божия», и век небывалого развития науки и технических возможностей их начинает обнаруживать. Мистически настроенным мыслителям всех времен эти следы были видны, правда, свои прозрения они выражали, конечно, в иных терминах и с иной степенью обоснованности. Как писал Вл. Соловьев: «… Под грубою корою вещества/ Я осязал нетленную порфиру/ И узнавал сиянье божества…» Более подробно об этом важном предмете будет сказано в дальнейшем, а теперь пора вернуться к нашей истории.

Известно, что предсказание будущего – занятие неблагодарное, и можно лишь надеяться и принимать к тому все доступные меры, чтобы отклонение «маятника истории» от состояния гармонии антиномичных «измерений» не стали в дальнейшем катастрофичными, хотя апокалиптические пророчества предлагают другой, известный всем сценарий. Поэтому тема взаимоотношений религиозной веры и разума приобретает в наше время особую актуальность, и обсуждению способов их согласования посвящены многие страницы настоящей книги, тем более что проблема «симфоничности» близка духу Православия.

К уже рассмотренной в рамках Предисловия антиномии тесно примыкает другая пара важных антиномичных понятий: «дух – материя». Проблема взаимосвязи духовного и материального в нашем мире с извечным вопросом о том, что первично, привела к неутихшему и поныне многовековому яростному спору между так называемыми идеалистами и материалистами – сторонниками крайних взглядов. По мнению автора, предмет спора вызван недоразумением и напоминает полушутливый вопрос, занимавший еще софистов Древней Греции: «Что было раньше – курица или яйцо?». Для христианского сознания отношение между духовным и материальным сводится все к той же формуле «неслиянно и нераздельно», а другие решения, этому принципу противоречащие, неприемлемы. Так, в христианской антропологии человек содержит в себе «неслиянно и нераздельно» человека природного, плотского, «созданного из праха земного», и духовного, возникшего в результате того, что Бог «вдунул в лицо его дыхание жизни»; онтологический аспект проблемы целиком определяется актом творения «из ничего». Среди всех христианских конфессий наибольшую заботу о «симфоничности» духовного и телесного в человеке проявляет Православие, чья аскетика пронизана этим стремлением, а наиболее действенной считается «умная молитва», во время которой «ум помещен в сердце». Не прибегая к богословской терминологии, можно попытаться оправдать неразрывность духовного и материального следующим образом: как убедительно, на взгляд автора, показано в обширной философской литературе, например в классических работах Дж. Беркли, что без наблюдателя, наделенного сознанием, т. е. без духовного субъекта, материя в чистом виде, а тем более с теми свойствами, которыми ее наделяют материалисты, – не более чем фикция, пустой звук; с другой же стороны, в нашем мире невозможно даже представить себе чистую духовность без материальной «подкладки».

Маслины Гефсиманского сада. Иерусалим

Жесткое разделение этих понятий неизбежно вызывает яростную борьбу между адептами крайних точек зрения, что, например, в условиях тоталитарного государства крайне небезопасно. Как многие еще помнят, в Советском Союзе, где ортодоксальный материализм был включен в официальную идеологию, ярлык «идеалиста» мог привести к большим неприятностям, а в период сталинского террора был связан с риском для жизни. Даже некоторые разделы естественных наук (о гуманитарных и говорить нечего) были объявлены идеалистическими, что привело к закрытию ряда институтов и лабораторий, а ученые, чьи достижения в этих областях часто определяли мировой уровень науки, подвергались преследованиям. Так пострадали генетика, уже упоминавшаяся квантовая физика и связанные с ней фундаментальные направления современной химии и молекулярной биологии, кибернетика.

Сказанное выше свидетельствует о зависимости политического и культурного уровня, характера исторического процесса от того, насколько обществу удалось привести в согласие, «симфонизировать» некоторые антиномичные понятия. Христианство считает исторический процесс делом богочеловеческим, иначе говоря, наряду с Провидением история творится свободной человеческой волей. Эта свобода изначально дана как драгоценный дар Божий и при надлежащем применении является источником блага, но она же может вызвать многие беды, будучи главной причиной зла на земле. Здесь нет противоречия с известным стихом Евангелия: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными». Дело в том, что в приведенном тексте истина – не наука, созданная людьми, а – Он Сам: «Я есмь путь и истина и жизнь». Современный немецкий философ К. Ясперс пишет: «Я обладаю свободой не благодаря себе самому, свобода мне дарована… Глубочайшая свобода проявляет себя как свобода от «мира», и в то же время как глубочайшая связанность с трансцендентным». Так Ясперс указывает на возможность прийти к Богу через глубины свободы.

Вопреки такому пониманию свободы диалектический и исторический материализм утверждает, что свобода не дана, а задана человеку, и в полной мере проявится лишь при коммунизме в результате «скачка из царства необходимости в царство свободы» (Ф. Энгельс), или поэтичнее у К. Маркса: «Царство свободы расцветет на царстве необходимости, как на своем базисе». К счастью, подобная «мифология» царства свободы, вырастающего на крови предыдущих поколений, лишена чувства реальности и потому представляет собой беспочвенную фантазию. В действительности, как теперь стало ясно, осуществление коммунистических идей возможно лишь при условии, что «народные массы» добровольно, «свободно» примут свое рабство, находясь в состоянии парализующего страха перед карательными действиями тоталитарного государства, «царства необходимости».

Богословским и философским аспектам сложной проблемы взаимоотношений свободы и рабства (так упрощенно и, по-видимому, не очень удачно можно назвать антиномичное свободе понятие) будет уделено значительное место в основном тексте книги, здесь же в заключение разговора о дуализме мира кратко рассмотрим некоторые понятия, неразрывно с этой антиномией связанные. Понятие свободы многолико, и его, как и антиномичное ему, не удается сколько-нибудь четко определить. Есть парадоксальная формулировка А. Бергсона: «Свободой мы называем отношение конкретного «я» к совершаемому действию. Это отношение неопределимо именно потому, что мы свободны». В свободном акте «я» участвует целиком, неделимо, а попытка насильственного анализа живого «я» неизбежно лишает его жизни, а значит, и свободы: «Вот почему всякое определение свободы оправдывает детерминизм» (там же). Полтора тысячелетия назад подобное было сказано блаж. Августином о времени: «Если никто меня не спрашивает, что такое время, то я знаю – что, но как объяснить вопрошающему – не знаю». Свобода воли и время неразрывно связаны, недаром приведенные выше цитаты взяты из книги А. Бергсона, которая в первом русском переводе была названа «Время и свобода воли». Речь, конечно, идет не о физическом времени, не о часах, бесстрастно отсчитывающих секунды, а о времени, в которое погружены люди, народы, весь мир, о времени живом – судьбе, роке (в большинстве славянских языков рок означает год, т. е. единицу времени), о времени, творящем историю, о страшном древнегреческом Кроне – Хроносе, безжалостно глотающем своих детей; о таком времени А. Ахматова писала: «Что войны, что чума? – конец им виден скорый,/ Им приговор почти произнесен./ Но кто нас защитит от ужаса, который/ Был бегом времени когда-то наречен?» В книге Бергсона «Творческая эволюция» есть знаменитый афоризм о творческом аспекте времени: «Время либо творчество, либо – пустой звук». С другой стороны, основой всякой творческой деятельности, понимаемой в широком смысле этого слова, является свобода; без нее нет творчества.