Мозохин Борисович - Право на репрессии: Внесудебные полномочия органов государственной безопасности (1918-1953)

Этому в первую очередь способствовал реабилитационный процесс, который начался 19 января 1989 г. в соответствии с Указом Президиума Верховного совета СССР «О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30-40-х и начале 50-х гг.».

Сущность юридического понятия «политические репрессии» впервые определил Закон Российской Федерации «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18 октября 1991 г. Статья 1 Закона о реабилитации устанавливала: «Политическими репрессиями признаются различные меры принуждения, применяемые государством по политическим мотивам, в виде лишения жизни или свободы, помещения на принудительное лечение в психиатрические лечебные учреждения, выдворения из страны и лишения гражданства, выселения групп населения из мест проживания, направления в ссылку, высылку и на спецпоселение, привлечения к принудительному труду в условиях ограничения свободы, а также иное лишение или ограничение прав и свобод лиц, признававшихся социально опасными для государства или политического строя по классовым, социальным, национальным, религиозным или иным признакам, осуществлявшиеся по решениям судов и других органов, наделявшихся судебными функциями, либо в административном порядке органами исполнительной власти и должностными лицами».

Многие публицисты и историки в своих статьях и исследованиях всячески стремились, зачастую бездоказательно, очернить деятельность органов государственной безопасности советского периода. В основном они касались темы произвола и беззакония 30-х гг. Под лозунгом «Нам нужны правдивые оценки» очень часто в средствах массовой информации искажалась объективная информация, преобладали негативные оценки строя, деятельности органов государственной власти, исполнительных структур, людей.

Такие слова, как «тройки», «двойки», «Особое совещание», были на слуху в начале девяностых годов. Одно название «внесудебные полномочия» воспринималось как произвол и беззаконие.

Шквал «научных» открытий по данной теме захлестнул страну, все более и более запутывая читателей. Возникла необходимость остановиться для объективного осмысления процессов, происходивших у нас в стране, отделить ложь от истины.

Необходимо отметить, что, полномочия «троек» 20-х гг. резко отличаются от полномочий «троек» 30-х гг., а исследователи, не зная этого, часто проводят между ними знак равенства. Особое совещание также неоднократно претерпевало изменения в своем правовом положении.

Как раньше, так и в настоящее время читателей больше привлекают публикации на основе документальных материалов, так как их изучение — это прямой путь к истине.

Цель настоящего исследования — на основе документальных материалов Архива Президента РФ и Центрального архива ФСБ РФ показать участие органов государственной безопасности в репрессивной политике нашего государства, в реализации ими предоставленных высшими законодательными органами страны внесудебных полномочий.

Кроме истории внесудебных полномочий органов государственной безопасности в монографии приводятся статистические данные, которые взяты из отчетов органов государственной безопасности, хранящихся в Центральном архиве ФСБ РФ.

В статистических материалах сконцентрирована отчетность органов безопасности по всем линиям работы. Отобраны сведения о количестве лиц, привлеченных к уголовной ответственности за антисоветские преступления, количестве лиц, приговоренных к высшей мере наказания. Это именно те сведения, которые часто искажаются отдельными политиками в сторону непомерного увеличения.

Автор выражает благодарность за помощь при подготовке монографии директору Архива Президента Российской Федерации В. Н. Якушеву, профессору Академии ФСБ РФ А. М. Плеханову.

Начавшееся в середине февраля 1918 г. германское наступление на Петроград создало чрезвычайную ситуацию. В связи с этим 21 февраля 1918г. Совнарком принял Декрет «Социалистическое отечество в опасности!». На его основании Всероссийская чрезвычайная комиссия (ВЧК) впервые получила право внесудебной расправы над «неприятельскими агентами, спекулянтами, громилами, хулиганами, контрреволюционными агитаторами, германскими шпионами». Через день к ним добавили «саботажников и прочих паразитов», предупредив, что ВЧК не видит других мер, кроме беспощадного уничтожения таковых «на месте преступления»[1].

В первой половине 1918 г. в ВЧК была создана первая «тройка», облеченная расплывчатыми полномочиями «на всякий пожарный случай». Первая «тройка» состояла из Ф. Э. Дзержинского, В. А. Александровича и Я. X. Петерса. 15 июня вопрос о «тройке» пересмотрели и приняли решение составить ее из представителей партии коммунистов и социал-революционеров, которые уполномочивались решать вопросы о расстреле. В «тройку» были избраны Ф. Э. Дзержинский, М. Я. Лацис и В. А. Александрович. Заместителями стали В. В. Фомин, Я. X. Петере и И. И. Ильин. Приговоры «тройки» должны были приниматься единогласно.

Но сконструированная таким образом «тройка» не была работоспособной. Входившие в нее социал-революционеры (эсеры) находились в оппозиции к большевикам по вопросу о применении высшей меры наказания, ссылаясь на директивы своей партии. Эта ситуация изменилась после их июльского восстания в Москве и мятежа в Ярославле, когда эсеров исключили из состава комиссии[2].

Летом 1918 г. в условиях интервенции и Гражданской войны государство ввело смертную казнь по приговорам ревтрибуналов. В это же время усилилась и карательная деятельность Всероссийской и местных чрезвычайных комиссий. Они стали выносить постановления о применении исключительной меры наказания в отношении контр-революционеров[3]. Одновременно вводилась еще одна так называемая мера борьбы — заложничество. Право брать заложников было предоставлено ВЧК и ее местным органам. Вне всякого сомнения, данное мероприятие иначе как актом государственного терроризма назвать нельзя.

После покушения на жизнь В. И. Ленина, В. Володарского, М. С. Урицкого ВЧК стало применять массовые расстрелы. Расстрелу подлежали все лица, причастные к белогвардейским заговорам. Подлежали изоляции в концентрационные лагеря офицерство с немногими исключениями, крупные царские сановники, промышленники и банковские тузы, часть духовенства, помещики и деревенские кулаки[4].

5 сентября 1918г. принимается Постановление СНК о «красном терроре». Оно как бы ознаменовало собой его начало, но на самом деле «красный террор» начался гораздо раньше и не являлся ответом на белый. Утверждение о том, что «красный террор» — это ответ на белый, ошибочно. Расстрелы заложников, убийство царской семьи это подтверждает. Необходимо отметить, что от «красного террора» не отставал и белый. Жестокости хватало как у одних, так и у других. Эти два процесса шли параллельно с весны 1918 г. Искать правых и виноватых в этом бесперспективно.

С объявлением «красного террора» в Москве стали проводиться межрайонные собрания. Так, в Лефортовском районе была принята резолюция, призывающая расстреливать всех контрреволюционеров, выдвигалось требование о предоставлении районам права самостоятельно приводить приговоры в исполнение.

Было принято решение брать заложников от буржуазии и их союзников в больших масштабах. В районах для этих целей стали создаваться небольшие концентрационные лагеря.

В резолюциях межрайонных собраний Президиуму ВЧК предполагалось рассмотреть дела контрреволюционеров и всех явных из них расстрелять. То же предписывалось и районным ЧК[5].

С момента проведения «красного террора» вступила в силу инструкция о компетенции районных ЧК, которая предоставляла им право расстрела, но только после утверждения ВЧК. Кроме того, ей предоставлялось право налагать взыскания, такие как: тюремное заключение до шести месяцев, штрафы без ограничения. Предоставлялось и право конфискации имущества[6].

После введения «красного террора» стали поступать отчеты с мест. Так, 24 сентября 1918 г. Павловская уездная Ч К докладывала: «За всё время своего существования Комиссией было расстреляно 27 лиц, контрреволюционеров — 12, заложников буржуазии — 12 и три бандита»[7]. Чрезвычайная Западная комиссия сообщала, что после покушения на жизнь бывшего члена Чрезвычайной комиссии Михаила Марченко были приговорены к расстрелу 50 человек заложников, из которых 12 человек уже расстреляны[8]. После покушения на собравшихся в московском комитете партии большевиков Пленум ЦК ВКП(б) 26 сентября 1918 г. обсудил вопросы о проведении «красного террора».