Павел Федоров - Витим Золотой (Роман 2)

- Вот и дело. А теперь христом-богом тебя прошу - спровадь этих нахлебников. Это же, братец мой, агенты английской компании!

- Ну а те двое немцев? С ними что прикажете делать? - Говоря это, Кондрашов имел в виду двух инженеров, которых уже после катастрофы нанял Шпак.

- Совсем забыл. Прогоним и их... Погоди маленько. Дай только мне в курс войти... Я, например, в Кочкарске с немчурой живу за милую душу. А почему, спросишь? Да потому, что всю эту братию вот здесь держу. - Доменов показал свой огромный, заросший рыжими волосами кулак.

- Что и говорить! Ручка у вас, Авдей Иннокентьевич, могучая, подсластил ему Василий. У него были свои виды на господина Доменова.

- А как же, голубь мой, иначе? Ведь ежели о себе не позаботишься, слопают, с потрохами сожрут! С этими двумя я еще маленько поманежу... Работать, стервецы, умеют, и поучиться у них не грех... Посмотрим, а там видно будет. Я нового управляющего выписал. Тоже мой старый дружок, Роман Шерстобитов. Разорился горемыка...

- Я его знаю, - сказал Кондрашов. - Когда же это успел он в трубу-то вылететь?

- Помогли... Сильно Ромка бабенок любил, картишки, ну и влез в долги... Векселя опротестовали, а я их скупил...

- А прииск?

- Ну и прииск, конешно...

- И хозяина вместе с делом?

- И хозяина, голубь... Дружок ведь, куда же его денешь...

- Сердобольный вы человек, Авдей Иннокентьевич!

- А ты, ей-богу, чудак! - Доменов расхохотался. - Все вы социалисты такие, одним миром мазаны. Если бы не мне, так другому достался... Хевурду, например? Они будут наше русское золото хапать, а я на них сбоку смотреть? Так, что ли? Да они бы его, как петуха, общипали! Нет, голубь, я по-божески поступил. С долгами по тридцать копеек за рубль расплатился... А то бы этого не получили, и Ромку в тюрьму упекли. А я ему место даю, положение! Что еще надо?

- Но если он снова начнет в картишки?

- У меня, брат, не очень-то разбалуешься... Ну, голубь, закончим на этом. Мне еще надо исследовательскую карту поглядеть да женушке письмо написать...

- Тут еще заявление насчет школы, - подавая бумагу, сказал Василий Михайлович.

- Это все черноглазая конторщица хлопочет?

- Рабочие хлопочут, у них дети, - возразил Василий.

- Школами, любезный, занимается казна. Это дело находится на попечении государства.

- Долгая песня, Авдей Иннокентьевич. Если мы будем ждать этого попечения, поседеют наши ребятишки...

- Для нас это закон, господин Кондрашов. Я у себя в Кочкарске великолепнейшим манером устроил через горный департамент. Заведем образование и здесь... Не все сразу...

Доменов встал и развел руками.

- Можно подумать, господин Доменов, что у вас в Кочкарске рай, - с усмешкой заметил Кондрашов.

- Рай или нет, а порядок соблюдаем. Ты-то что печешься, голубь? Или хочешь, чтобы булановские чада скорее научились листовки читать?

- Мы хотим, чтобы наши дети буквари читали. В социалисты их еще рановато...

- Ты забываешь, господин Кондрашов, что мы, предприниматели, денежки считать сами умеем...

- Неужели вам жаль денег братьев Степановых? Пропьют больше...

- Профинтят. Это ты верно изволил заметить... Но опять забыл, сколько я в ихнюю дурацкую коммерцию своих капиталов вкладываю?

- Господин Степанов и покойный Тарас Маркелович дали свое согласие, настаивал Василий Михайлович.

- Сейчас это уже не имеет значения. Мы пересматриваем смету. Найдем нужным институт горный открыть - откроем. А теперь ступай, голубчик, и занимайся своим делом. Меня пристав ждет.

Кондрашов пожал плечами и вышел. Доменов открыл дверь и впустил в кабинет Ветошкина. Авдей занимал шестикомнатный дом, в котором жил Шпак. В кабинете были три двери: в спальню, в столовую и на просторную террасу.

Во время разговора с бухгалтером горный пристав Ветошкин сидел в столовой и подслушивал.

- Видал, брат, в какую я попал кашу? - идя навстречу своему старому приятелю, проговорил Доменов. - Садись. Ты уже поди и за мундир залил?

- Само собой, Авдей Иннокентич, с дороги-с, - улыбаясь рябоватым, похожим на сморщенную репу лицом, ответил Ветошкин. Степенно усевшись в мягкое плюшевое кресло, поставил шашку между колен, спросил: - А вы о какой каше помянули?

- Будто не знаешь, что тут делается? Родственнички мои таких чудес натворили, хоть по миру иди...

- Ну до этого, я думаю, еще далеко...

- До банкротства, милушка моя, версты не измерены... - Доменов, сунув руки за спину, задрал полы серого грубошерстного пиджака, топая сапожищами, ходил из угла в угол. - Письмо мое получил?

- Так точно-с. Как раз прибыл накануне с иргизской ярмарки.

- Ты вот по ярмаркам разъезжаешь, винище глохтаешь, рыбьи кулебяки трескаешь, а я тут, как сом в трясине, скверный чай пью... Расскажи, как там?

- Обыкновенно, разгульно было и весело... Конокрады купчишку одного прирезали...

- Поймали?

- Покамест нет...

- Вот так вы и служите государю... Пьянствовали, наверное, да в карты резались, а тут живым людям горла режут, - ворчал Доменов.

- Напрасно вы так думаете, Авдей Иннокентич.

- Что я, вашего брата не знаю? Привез новых стражников?

- Все, как велено-с.

- Так вот слушай, Мардарий Герасимыч. После того как убили тут управляющего, подо мной тоже землица начала зыбко покачиваться... Иду ночью и думаю, как бы картуз с башки не слетел... Хорошо, что один картуз... Надо всякое ротозейство бросить. Ты мне так службицу свою наладь, чтобы я и Роман Шерстобитов, который будет тут хозяйничать, о каждом человеке всю подноготную знали... На это я, Мардаша, никаких денег не пожалею. Они у меня хотят иметь школу, а мы свой особый жандармский институт откроем и через него всю эту братию пропущать станем.

- Народишка-то здесь с бору да с сосенки, - заметил Ветошкин.

- А это, ежели хочешь, даже лучше. Сплоченности меньше. Вон на уральских заводах - мне один приятель пишет - постоянные работнички такую заваруху устроили, всем чертям тошно. Того и гляди сюда докатится... Там свои коренные вожаки.

- А у вас? - спросил Ветошкин.

- А где их теперь нет? Есть и у нас.

- Например?

- Это уж по твоей должности...

- Как бухгалтер господин Кондрашов служит?

- Умен брат! Ох как умен! - воскликнул Доменов.

- Поэтому вы его и помиловали? Напрасно, - с сожалением заметил пристав. - Он своего дела никогда не бросит, Мы уж таких-с знаем-с...

- Я его не миловал. У него в руках оказались большие доказательства, что твои урядники подлецы и мошенники, а у вас против него - никаких! Вышло так, что он умнее нас с тобой. А я таких уважаю. Пусть послужит, а там посмотрим...

- А насчет Буланова как? - вкрадчивым голоском спросил пристав.

- Его артель втрое больше других золота дает. Вот как с Булановым, моншер! Это мне дороже всего. А остальное дело твое. Поймай с поличным, и я денег дам на кандалы... Нового старшего привез?

- Привез-то привез, да... - Высокий и костистый Ветошкин ткнулся острым, скуластым подбородком в эфес клинка и сокрушенно покачал головой.

- Ты что, шашку, что ли, глодать собрался? Уж коли начал, так договаривай. - Доменов подошел к столу и допил остывший чай. Присел в кресло и положил руки на стол. - Опять какой-нибудь экземпляр вроде Хаустова?

- По рекомендации, Авдей Иннокентич... Надо мной ведь тоже начальство имеется, ну и всучили...

- Что же это за гусь?

- Вы его не знаете...

- А ты-то знал, кого тебе всучают?

- Так точно-с, знал...

- За каким же чертом вез его сюда? Я ведь все равно вышибу, и на твое начальство не погляжу, - твердо проговорил Доменов.

- Я его не таким знал. А он, оказывается, зеленую пить начал... Как только из Зарецка выехали, остановиться не может. Дорогой клинок выхватил, постромки рубить начал, чтобы по степи на коне погарцевать... Связать пришлось. Как приехали, так освободили, а он опять тут же нарезался и пошел в штрек золото добывать... Еле-еле справились...

- Хорош гусь, нечего сказать!

- Ведь тихий человек был, бывало, курицу не обидит... Несколько лет старшим полицейским служил, домище себе такой выстроил, ай лю-ли! И на тебе, до белой горячки дошел... Может, выздоровеет и одумается...

- Нет уж, избавь! Такие у нас свои есть... Сегодня же в тарантас и отправь обратно. Пусть уж там лечится... Мы старшего здесь найдем. Есть у меня на примете один человечек...

- Чего же лучше... ежели, конечно, утвердят... - согласился Ветошкин. Вообще, эта старая полицейская крыса Мардарий вел себя тихо, миролюбиво и умел вовремя вставить умненькое словечко.

- Я порекомендую, а ты представишь по начальству, вот и утвердят, категорично проговорил Доменов, считая это дело заранее решенным.

- Кто ж таков? - спросил Ветошкин. В персоне старшего на прииске полицейского чина он был заинтересован не только по службе. Место было хоть и канительное, но изрядно доходное... Перепадало тут и приставу.

- А ты его знаешь. Это бывший войсковой старшина Печенегов, - ответил Доменов.

- Эге-э-э! - промычал Ветошкин что-то невразумительное и даже привстал. Такая кандидатура ему и в голову не приходила. Уж кого-кого, а Филиппа Никаноровича-то знал он давно...