Георгий Куманев - Рассекреченные страницы истории Второй мировой войны

На деле же, как, например, свидетельствует тогдашний французский премьер П. Лаваль, цели были иные. Уже после заключения франко-советского договора о взаимопомощи (1935 г.) в одной доверительной беседе он признавался, что этот документ нужен, дабы «иметь больше преимуществ, когда я буду договариваться с Берлином»[9].

Невозможно принять и распространившееся в последние годы мнение, будто Сталину на августовских переговорах 1939 г. с Англией и Францией попросту не хватило выдержки, терпения, что он поддался настойчивым желаниям немцев заключить пакт с СССР.

В качестве доказательства обоснованности такой версии нередко делают ссылку на решение Политбюро ЦК ВКП(б) от 11 августа 1939 г. — «искать соглашения с Гитлером». Вне всякого сомнения, это серьезный документ. Однако как нам представляется, в нем, как и во многих других аналогичных решениях, нашел отражение (если исходить даже только из дат их принятия) интенсивный поиск советской стороной выхода из тупика в переговорах с Англией и Францией. И уж во всяком случае эти решения никоим образом не доказывают часто приписываемого ныне Советскому Союзу стремления развязать Вторую мировую войну. Больше того, имеется, напротив, значительное число фактов и документов о переговорах Англии и Франции с Гитлером, действительно преследовавших цель отдалить от себя германскую агрессию и направить ее на Восток.

Нам довелось познакомиться с рукописью неопубликованной книги тогдашнего посла СССР в Лондоне академика И. М. Майского «СССР был прав…». Автор направил ее 5 июля 1961 г. на отзыв Маршалу Советского Союза К. Е. Ворошилову, возглавлявшему летом 1939 г. с советской стороны переговоры с военными делегациями Великобритании и Франции. (Одновременно рукопись была представлена Н. С. Хрущеву и М. А. Суслову.)

18 августа того же года Ворошилов дал положительный отзыв о рукописи, выразив уверенность, что книга «будет хорошо встречена нашим и зарубежным читателем». Вместе с тем рецензент отмечал в ней уклон в сторону «оборонительности» и советовал выдержать тон «более резкой укоризны», даже прямого обвинения Англии и Франции «в действительно проводимой ими двойной игре», направленной против СССР. Он рекомендовал также «полнее и ярче… осветить позорную роль США», которые отрицательно относились к возможному соглашению СССР с Англией и Францией[10]. Долгое время именно такая трактовка являлась безальтернативной.

Создается впечатление, что ныне все более настойчиво утверждается иная, прямо противоположная версия, претендующая на истину в последней инстанции. У объективных, беспристрастных исследователей не может не вызвать законного протеста то, что любую расходящуюся с ныне утверждаемой точку зрения (даже ту, которая признает лишь наличие колебаний у Сталина перед заключением советско-германского договора о ненападении) расценивают как «недопустимо догматическое заблуждение». В ряде статей и книг последних лет безапелляционно утверждается, что Сталин-де заранее нацелился на провал переговоров с Англией и Францией, рассчитывая тем самым не больше не меньше как… разжечь войну. Поэтому вину за развязывание войны несет Сталин, а не Чемберлен, не Даладье, даже не Гитлер. (Между прочим, нацистский фюрер накануне нападения на Польшу 1 сентября 1939 г. высказывал опасение, как бы «какая-нибудь свинья» не сорвала в последнюю минуту поход на Варшаву.)

Известно, что Гитлер не прерывал тайных переговоров с Англией и тогда, когда 31 марта 1939 г. Н. Чемберлен заявил о предоставлении военных гарантий Польше. Он вполне мог уповать на то, что Англия и Франция не решатся на реализацию этих гарантий, вновь дадут запугать себя угрозой коммунизма. Гитлер давно и прочно уверовал, что этим странам не особенно импонирует идея привлечь на свою сторону Советский Союз хотя бы потому, что Красная Армия, особенно после опустошительных репрессий 1937–1938 гг., по их мнению (его разделял и Гитлер), представляет собой всего лишь «колосс на глиняных ногах и к тому же без головы».

Распространено мнение, что в переговорах с Чемберленом Гитлер сумел обмануть этого «типа с зонтиком», как он его называл. Считается, что Мюнхенское соглашение — яркое тому доказательство. Более основательна, на наш взгляд, точка зрения, учитывающая, что положение, возникшее в результате предоставления Англией военных гарантий Польше (а также Румынии и Греции), больше напоминало гитлеровцам «цугцванг» — ситуацию вынужденного хода, при которой любой последующий ход оказывается плохим. К концу лета 1939 г. Гитлер не только не хотел, но и не мог отказаться от нападения на Польшу. Все приготовления были проведены, должен был последовать лишь сигнал. Гитлера уже не могла остановить даже угроза войны на два фронта, хотя кошмар такой неизбежно затяжной войны издавна преследовал германский Генеральный штаб.

В сложившейся ситуации Германия тем не менее должна была искать той или иной формы соглашения с СССР. В свою очередь нуждался в нем и Советский Союз, оказавшийся перед угрозой практически полной внешнеполитической изоляции. Пакт о ненападении был выгоден нам не меньше, чем Германии. Есть мемуарные свидетельства: не таил своего восторга после подписания пакта Гитлер, не был озабочен по этому же поводу и Сталин.

Характерно, что на Нюрнбергском процессе не возникало даже намека на подозрение, что подписание пакта явилось якобы результатом нечестной игры со стороны Советского Союза. И немудрено. Ведь подобные пакты имелись у Германии и с Польшей, и с Англией. Аналогичные соглашения заключались и другими странами.

Сам по себе пакт о ненападении от 23 августа 1939 г. вполне отвечал нормам дипломатии, являя собой попытку урегулировать столь сложный вопрос, как советско-германские отношения в до предела накалившейся на тот момент международной обстановке.

Совсем иное дело — секретные протоколы к пакту (равно как и секретные статьи последующего договора о дружбе и границе от 28 сентября 1939 г.). Сам факт их подписания с гитлеровской Германией ничем не может быть сколько-нибудь убедительно объяснен и оправдан. Эти документы не только сводили на нет все нравственные принципы, на которых после Октября 1917 г., пусть даже и формально, зиждилась внешняя политика Советского государства, но и подрывали сами основы как нормальной дипломатической практики, так и деятельности левых демократических сил во всем мире, остававшихся, по существу, единственными союзниками СССР. Как записала в те дни известная деятельница русского зарубежья Н. Берберова, «Сталин и Гитлер скрепили дружбу подписями и печатями… Мировому коммунизму нанесен удар тем же топором, что и буржуазной Европе»[11].

Наши союзники по войне поддержали на Нюрнбергском процессе предложение не поднимать и не обсуждать какие бы то ни было вопросы об отношениях с немцами в канун войны. А. Ваксберг, ссылаясь на английского представителя в Международном военном трибунале лорда Х. Шоукросса, объясняет такую позицию тем, что наши соратники по оружию не хотели давать повод даже подумать о нарушении союзнической солидарности[12]. Такие соображения, разумеется, имели место. Никому из наших союзников, как и советской стороне, действительно не хотелось давать военным преступникам возможность использования в своих целях союзнических разногласий — те явно этого жаждали. Но нельзя не сказать и о не менее существенной причине общего умолчания — скорее всего она состоит в том, что, как говорят англичане, «у каждого в дому в потайном шкафу был свой скелет».

…Итак, советско-германский пакт о ненападении заключен. Вторжение в Польшу немецко-фашистских войск состоялось 1 сентября, а через день (впрочем, совершенно очевидно, что оно произошло бы и в том случае, если пакта не существовало бы и в помине) Англия и Франция заявили о состоянии войны с Германией. Мировая война началась, но началась, по терминологии тех лет, как «странная», «смешная», как война без войны, без активных боевых действий, не считая наступательных операций вермахта на Польской земле.

В конечном счете, однако, эта война оказалась вовсе не смешной. Она привела к трагическому поражению французской и английской армий, к оккупации Франции и возникновению реальной угрозы высадки немецко-фашистских войск на Британских островах. В ней нашла свое продолжение политика попустительства и умиротворения гитлеровской Германии с целью переключить ее агрессивные устремления с Запада на Восток, против Советского Союза.

Договор с СССР о ненападении не давал Третьему рейху «окончательного» решения «русского вопроса». Не получил никаких реальных гарантий от нападения Германии и Советский Союз. Более того, это соглашение наносило урон международному престижу СССР, вело к свертыванию в стране антифашистской пропаганды и к ослаблению единого антифашистского фронта. Пакт представлял для СССР не более чем временное достижение нестабильного нейтралитета, и Сталин, судя по всем свидетельствам, прекрасно отдавал себе отчет в этом. В кругу своих соратников накануне подписания договора он признавался, что выбор нелегкий, даже тяжелый тем не менее «плюсов» для Советского Союза все же больше.