Валерий Привалихин - Золотой мираж

– Чудесное превращение одного в другое, – засмеялся Зимин.

– Да. Откуда что берется, – Нетесов со сдержанной улыбкой покачал головой.

– А вообще объяснимо, – Зимин посерьезнел. – Люди устали от будней, хочется необыкновенного. Сами себе придумывают чудо.

– Возможно, – сказал Нетесов. – Ну, а вы? Какой клад на Орефьевой заимке нашли?

– А-а, – Зимин махнул рукой. – Никогда бы не поверил, что там бой шел, если б еще Мусатов не рассказал.

– У Мусатова были?

– Были.

– И как тебе старик?

– Нормально. Только он, по-моему, обижен, что внимания к нему теперь меньше стало.

– Да нет, – возразил Нетесов. – Славы и почета ему пока хватает. По нашим временам особенно. Тут другое.

– Что?

– Сам не знаю толком. Кажется, больше всего злится, что выступать, как прежде, не может.

– Не зовут?

– В том и дело, зовут. Отказывается. После одного случая. Неприятные были минуты для Калистратыча. Выступал перед школьниками месяцев семь-восемь назад, рассказывал о Гражданской, и тут одна наша старая учительница встала и оборвала его. Сказала, что стыдно ему должно быть в его возрасте лгать, тем более детям.

– Что она имела в виду?

– Не уточняла, сразу ушла. Но что-то она знает про Калистратыча такое... – Нетесов бегло посмотрел на часы.– Анна Леонидовна– дочь священника Соколова. Той церкви, где мы были сегодня.

– Серьезно?

– Вполне.

– Дед Мусатов называет его активнейшим участником банды полковника Зайцева.

– Я бы теперешним мусатовским воспоминаниям не шибко доверял. Но его хвалят в губернской газете тех лет. А поп Соколов фигурирует в числе убитых вожаков банды.

– А что, церковь старообрядческая была?

– Нет, про старообрядчество – это чушь, для страшноты, так сказать, – Нетесов бегло посмотрел на часы. – А остальное – я бы не сказал.

– Тем не менее его дочь обвинила Мусатова во лжи?

– Да. И вся штука в том, что я честнее и порядочнее Анны Леонидовны человека не знаю. Вот так.

– Спросил бы у нее.

– Хм. – Нетесов усмехнулся. – Мне как раз сложнее, чем другим, заниматься этим. Думаешь, поймут меня? Начальник уголовного розыска выясняет, не искажает ли чего в рассказах детям о старине почетный гражданин города, герой Гражданской войны Мусатов, и в чем его обвиняет учительница-пенсионерка Непенина? Но главное, будет ли ей приятно? Я ведь у нее еще и учился...

– Она в Пихтовом живет?

– Жила. Сейчас снова уехала. К внуку.

– Это где?

– Недалеко. Шахтерский городок. Два часа езды электричкой. – Нетесов обернулся, заслышав шаги жены.

Полина подошла с термосом и свертком в руках. Тут же как раз "уазик" с брезентовым верхом остановился на дороге перед домом.

– Все, мне пора, извини.

Нетесов живо поднялся, взял из рук жены сверток и термос.

– Секунду, адрес учительницы? – торопливо спросил Зимин.

– Полина знает, они вместе работали. – Нетесов быстро зашагал к машине. Хлопнула дверца, и "уазик" помчался по асфальту в темень августовского позднего вечера.

Первая электричка в шахтерский городок отправлялась в шесть, а в девять Зимин уже видел перед собой Анну Леонидовну Непенину. Старческое ее морщинистое лицо, обрамленное седыми гладко зачесанными волосами, светлело в полумраке просторного коридора квартиры.

Зимин назвался, сказал, что из Пихтового, Друг Сергея и Полины Нетесовых, прилетел из Москвы навестить их, и что они с Анной Леонидовной коллеги: он тоже преподает – историю в институте будущим авиаторам. Старая учительница провела его в гостиную с высоким лепным потолком и круглым столом посередине, пригласила садиться.

– Анна Леонидовна, вчера я услышал одну историю или легенду, – начал Зимин, – про клад в районе станции Пихтовой.

Он сделал паузу, ожидая подтверждения или отрицания. Хозяйка, севшая по другую сторону стола, промолчала. Поневоле пришлось продолжить:

– После Гражданской чоновцы разбили отряд белых у Орефьева озера, взяли несколько десятков килограммов серебра и золота. Я встречался с участником того боя Егором Калистратовичем Мусатовым, пытался выяснить, не является ли захваченное частью клада.

Зимин не мог не заметить, как от одного упоминания фамилии пихтовского ветерана Непенина поморщилась.

– А потом я услышал, что не так давно вы обвинили его публично во лжи на выступлении его в школе. Причем так на него подействовало, что он с тех пор избегает встреч...

– Он не выступает больше? – спросила хозяйка квартиры. В голосе ее проступило волнение, и выражение торжества возникло на лице.

– Отказывается. Говорит: иные времена, никому не нужно.

– Да, времена иные, – задумчиво сказал Непенина. – Жалко, я не договорила тогда. Струсила: выскажу все – и упаду, не встану. И жалко, никто после не приехал, не спросил...

– Ну вот я...

– Это замечательно, молодой человек, – ваш визит.

– Так в чем ложь, Анна Леонидовна?

– Ой, ее так много, так много. – Непенина сокрушенно, даже горестно, будто речь шла не о чужой, а о ее собственной лжи, покачала головой. – Вот он показывает часы. Столько обмана с одними этими часами связано. Я вам сейчас покажу.

Анна Леонидовна встала, сняла со стены большой фотоснимок, наклеенный на очень плотный картон.

– Градо-Пихтовскаий храм во имя святого Андрея Первозванного, – сказал она, протягивая гостю снимок.

Зимин взглянул. На фотографии была изображена изумительной красоты каменная церковь со светлыми маковками, увенчанными восьмиконечными крестами, с двухстворчатыми рифлеными дверьми под полуаркой, с невысокой папертью. Светлые купола на тонких кирпичных шейках взмывали ввысь, плыли в небе, и тени их величественно осеняли узорную ограду, широкие ровные дорожки, обсаженные молодыми тополями. Во вчерашнее утро Зимин провел изрядно времени возле церквисклада, но, сказать по правде, у него не достало бы воображения уловить, признать даже отдаленное родство между тем Пихтовским обезглавленным зданием и существовавшим на старинной фотографии храмом.

– Это церковь за железнодорожными путями? – уточнил на всякий случай.

Наклоном головы хозяйка квартиры подтвердила.

– Воинствующие безбожники разрушили. Мы с мамой к тому времени уже уехали из Пихтового... Да, но мы говорили о часах. – Непенина встала сбоку от гостя, так, чтобы тоже видеть снимок. Тонкий сухой ее палец приблизился к снимку. – Замечаете, правее придела между мраморными надгробьями белеет крестик. Это могила поручика Зайцева. Часы принадлежали поручику, и он просил перед смертью переправить их родньщ в Тверь.

– Вы не путаете? На часах, которые у Мусатова, гравировка "полковнику Зайцеву".

– Нет, молодой человек. Я с детства запомнила. Там в дарственной надписи не значится – ни поручику, ни полковнику. Просто первая буква "п" и через дефис – "ку". Если, конечно, те самые часы.

Зимин попытался восстановить в памяти надпись, и не смог.

– Значит, не было колчаковского полковника Зайцева? – спросил он.

– Помилуйте! Мне ли знать фамилии всех полковников Колчака. В Пихтовском уезде не было.

– Но о ликвидации его банды писали по горячим следам в губернской газете, – заметил Зимин.

– А вы сами читали?

– Только слышал.

– "Социалистическая новь". Храню. Ложь об отце в ней, но рука не поднимается выбросить. Что делать, новая власть составила ему такой "некролог"...

Анна Леонидовна достала из комода свернутую многократно газету. От времени она, отпечатанная на скверной бумаге, имела не желтый даже, а какой-то темно-ржавый цвет.

– Не разворачивайте, пожалуйста, треснет, – попросила.

В разделе "Происшествия" абзац был отчеркнут:

"Еще одна банда ликвидирована на днях в Пихтовском уезде. На Орефьевой заимке, в 25-ти верстах от станции, отряд ЧОН (командир тов. Тютрюмов) полностью уничтожил враждебный Советской власти элемент. Ни главарь, ни его ближайшее окружение поп Леонид Соколов и известный всей Сибири купец-мироед Петр Шагалов не ушли от возмездия. В этом бою отличился юный ЧОНовец-комсомолец Егорка Мусатов. Храбро действуя маузером и гранатой, это именно он навсегда закрыл глаза бандиту – главарю, ненавистным всему населению уезда и губернии попу и купцу. Кроме оружия, в числе трофеев у разбитой банды ЧОНом взято – 2 пуда золота и 4 пуда серебра".

– Видите, имя главаря не называется, – подождав, пока Зимин закончит читать, сказала старая учительница. – Они имени не знали. Колчаковского полковника Зайцева во главе крупной банды придумал позднее Мусатов. А на самом деле был разбойник Скоба. И с ним еще человек десять таких же. Ни папа, ни купец никогда в банде не состояли. Скоба захватил их. От папы потребовал ценности храма. Тогда же забрал и часы покойного поручика.

– И вы не пробовали протестовать? – спросил Зимин.

– Протестовать?! Много бы нас слушали. Кто были после революции Мусатов и его начальник, а кто – мы? Мама – дворянка, жена cвященника, к тому же убитого в банде.