Гарун Тазиев - На вулканах

Суфриер, как и большинство вулканов, образующих островные дуги - Малые Антильские острова, Аляску, Курилы, Филиппины, Индонезию, всех не перечесть, - питают главным образом андезитовые магмы. Они-то и способны порождать иногда палящие тучи - адскую смесь из раскаленных газов и мельчайших частиц огненной лавы, образующихся в результате взрыва этих газов. Можно понять страх, витающий над жителями Антильских островов, страх, легко перерастающий в панику при мысли о повторении катастрофы, постигшей город Сен-Пьер на Мартинике или обитателей деревень возле "тезки" гваделупского Суфриера на острове Сент-Винсент. Сейчас я был абсолютно спокоен за их судьбу - в отличие от своей собственной.

Дело в том, что андезитовая магма, затерянная где-то в глубинах земной коры в шести тысячах метрах под нами, должна была подниматься медленнее излучаемого ею фронта тепла. А сам он тоже не спешил! Этот фронт уже вызвал несколько мелких фреатических извержений в 1956 г. и оживился сейчас, двадцать лет спустя. Однако должно произойти еще немало выбросов пара, прежде чем на Гваделупе образуется первая палящая туча... По моим оценкам, островитяне могли ничего не опасаться еще много лет. Все это представилось мне так отчетливо, что должно было быть ясным даже префекту острова... К сожалению, самому мне не придется поведать ему благую весть. Право слово, унизительно погибнуть от столь жалкого фреатического извержения, когда я давно уже мог сделать это при куда более впечатляющих обстоятельствах...

Кстати, не изменился ли крейсерский ритм работы вулкана? На слух, по крайней мере, все оставалось прежним - свист летящих осколков, утробный рокот жерла, вой и уханье тяжелых глыб, чавканье глины. Ничего не изменилось за двенадцать долгих минут. Интересно, насколько визуальные наблюдения подтвердят слуховые. Для этого надо было повернуться на скользком ложе, неминуемо потревожив кровоточащую в боку рану... Жжение тут же усилилось, но мне необходимо было во что бы то ни стало взглянуть на вылетавший из кратера столб.

Нет, никаких заметных изменений: все та же недвижная на первый взгляд колонна грязновато-серого цвета. Мириады камней возносились слишком быстро и поэтому были неразличимы. Столб поднимался среди пухлых клубов пара и упирался в низко нависшие темные тучи, откуда на нас низвергался каменный град.

Новый удар пришелся по левой коленной чашечке. Больно! Я пощупал место ушиба и согнул ногу: действует... Ссадина, не больше. Я снова повернулся на левый бок. Тепло сразу перестало расползаться, и впереди я вновь увидел своих спутников. Было впечатление, что прошли часы, хотя я потерял их из виду всего на тридцать секунд. Что ж, посреди такой жуткой вакханалии тридцать секунд одиночества - немалый срок.

Четверо людей, по-прежнему лежавших тесной группкой, зашевелились. Перекрывая свист и грохот, я окликнул Легерна:

- Эге? Фанфан?

- Все в порядке, дядюшка! - прокричал он мне. - А у тебя?

- Тоже в порядке... Никто не ранен?

- Нет, ничего серьезного. Один только паникует немного...

Держитесь, ребята! Паника - вещь заразная.

Камень весом в три-четыре фунта скользнул по каске, задел правое плечо и плюхнулся в грязь, забрызгав мне все лицо. В глаза, в ноздри набилась глина. Теперь я ощущал ломоту во всем теле, но лишь левое колено причиняло настоящую боль; не проходило и жжение в левом боку. Я не осмеливался представить себе картину раны. Сколько "кубиков" крови вытекало из нее за одну минуту? Нет, лучше не подсчитывать... Тут же я укорил себя за эту мелкую трусость: "Ты определяешь объем щебня и пара, вылетающих из этого мерзкого вулкана, и боишься узнать, сколько собственной драгоценной крови потерял за время лежания! Чем ты лучше того паникера?"

Живы и почти здоровы!

Грохот оборвался столь же внезапно, как и начался.

Больше не было слышно ни рокота, ни рева, только свист и шлепки последних падающих камней. Так продолжалось еще несколько секунд, сколько я, к сожалению, не успел засечь, иначе можно было бы высчитать, на какую высоту взлетали обломки. Затем наступила поразительная тишина... Собственно, какие-то звуки оставались - еще шипел пар, чавкала жижа, но после закладывавшего уши рева все это казалось чудом умиротворения и спокойствия. Какое-то атавистическое чувство не позволяло воспринять тишину за чистую монету, а заставляло считать ее очередной уловкой коварного вулкана, паузой перед следующим приступом. Хотя мне бы полагалось знать характер фреатических извержений: они прекращаются столь же внезапно, как и начинаются.

Объясняется это тем, что давление подземного пара и его объем падают до определенной величины, ниже "порога", заставляющего пар вырываться на поверхность. Но поди догадайся наверняка, что происходит в чреве вулкана! Механизм извержений выглядит просто лишь на бумаге. В любой миг могло произойти что-нибудь неожиданное - процесс мог захватить, например, новый водяной карман. Быстрей отсюда!

Легко сказать... Глинистая жижа не самый удобный тракт. Но тут нас ждал сюрприз. Едва почва под нами перестала трястись - она отзывалась на падения бесчисленных обломков, среди которых были и крупные глыбы, на микротолчки и даже на некоторые ощутимые сейсмические толчки, - как за считанные секунды грязь застыла. Оказалось, что глинистая поверхность превратилась в жижу, не позволившую нам убежать, только с началом извержения. По дороге сюда последние сотни метров не доставили нам особых трудностей. Конечно, склон был покрыт грязью, но мы не проваливались в нее, а довольно спокойно шагали к цели. Однако как только вулкан зашевелился, вступила в действие тиксотропия, любопытное явление, превращающее гель в жидкость и, наоборот, позволяющее сжиженной массе вновь обрести относительную жесткость, едва ее оставляют в покое.

С трудом поднявшись, я побрел к четырем спутникам... Вид у них был не самый презентабельный: вымазанные с ног до головы в глине, вытянувшиеся лица, у одного все еще выпученные от страха глаза. Я, конечно, и сам выглядел не лучше, но, по счастью, не мог взглянуть на себя!

Наш гость, вскочив первым, ринулся вниз, бросив на месте свой приметный резиновый плащ. Мы тоже попытались бежать, но ушибы и ранения давали себя знать. Спину Легерна прикрывал рюкзак, но на бедре сквозь комбинезон и слой грязи проступало обширное красное пятно. Он брел, ковыляя и подволакивая ногу. Фанфан не притвора, и я понимал, что коль скоро он так хромает, травма должна причинять серьезную боль.

Это напомнило мне о собственной ране. Жжение почти прошло. Я провел рукой по пояснице: крови не было. Может, глиняная короста сделала комбинезон непромокаемым? Впрочем, сейчас это не имело значения. Слабости я не чувствовал, а значит, потеря крови была не столь велика. Правда, я тоже хромал из-за ушибленного колена. Джон подставил плечо Фанфану, Марсель Боф обнял меня за талию, а я его за шею. Спасибо, Марсель! Долгий осторожный спуск живо напоминал картину "Вынос раненых с поля боя".

Итак, свершилось чудо - нам всем полагалось лежать мертвыми, а вместо этого мы вышли из передряги даже без серьезного увечья. Жозе Ортега и Ги Обер, как выяснилось, успели вовремя покинуть опасную зону радиусом в сто метров и вскоре встретили нас. Что касается Фэвра-Пьерре и Роз-Мари Шеврие, то они издали наблюдали за грандиозным зрелищем. Оба очень испугались за нас и чуточку за себя. Со своей "колокольни" они видели поразительные вещи; в частности, у них на глазах треснул купол Суфриера - по всей его трехсотметровой высоте сверху до низу пробежала трещина и из нее один за другим стали бить фонтаны белого пара, смешанного с темным пеплом.

Четверо раненых - Джон, Фанфан, Марсель и я - были доставлены вертолетом с Ослиного луга в больницу Пуэнт-а-Питра. Легерну и Бофу пришлось провести там два дня под наблюдением врачей. Первому в бедро глубоко вонзился острый осколок камня; хирург, раздвинув края раны, сказал, что видна шейка бедра. У второго поначалу подозревали разрыв селезенки от удара тяжелой глыбы. Нас с Джоном выпустили через несколько часов. Как оказалось, моя "кровоточившая рана" была плодом воображения. Камень, стукнув меня по боку, завалился за спину, и я налег на него всем телом. Поскольку камень был горячий - нагретый самое малое до ста градусов, - он причинил мне, несмотря на одежду, ожог второй степени, который заживал добрых два месяца, и я ощущал его последствия еще полтора года спустя.

К понятной радости от того, что нам довелось пережить почти без потерь столь потрясающее приключение, добавлялось чисто профессиональное удовлетворение от сознания, что мы впервые наблюдали малоизученное фреатическое явление как бы изнутри. Я получил зримое подтверждение того, что применительно к этому типу извержений нельзя говорить о взрыве, поскольку взрыв, идет ли речь о порохе, атомной бомбе, лопнувшей шине или... вулкане, проявляется в мгновенном освобождении большого количества энергии, находившейся прежде в ограниченном объеме. А у нас процесс длился свыше тринадцати минут... Кроме того, взрыв в первое же мгновение достигает пика интенсивности; на Суфриере мы наблюдали, как струя пара в течение тридцати-сорока секунд набирает мощность и застывает "на максимуме" до конца извержения.