Александр Шубин - Преданная демократия. СССР и неформалы (1986-1989 г.г.)

В становлении взглядов Андрея Исаева большую роль сыграл подпольный кружок, в котором он состоял с 1982 года, основанный юными радикалами Николаем Кузнецовым и Алексеем Василивецким в 1979—1980 годах и постепенно принявший марксистскую ориентацию (при этом Николай Кузнецов был плехановцем и антиленинцем). После возвращения из армии Андрей Исаев, «радикализированный» армейской обстановкой, настаивал на активизации работы кружка. Подпольное сообщество получило политизированное наименование «Оргкомитет Всесоюзной революционной марксистской партии (ОК ВРМП)» и даже внедрило своего человека (бывшего однополчанина Исаева) на завод им. Ленина. Здесь члены кружка (прежде всего Алексей Василивецкий) читали некоторое время «подрывные» лекции (вскоре администрация быстро прекратила доступ лектора к рабочим). Одновременно ОК ВРМП даже выпустил программный бюллетень в единственном экземпляре (его давали читать сочувствующим).

К середине 1985 года двадцатилетний Исаев прошел идейную эволюцию, уже включавшую несколько революций. Первые, еще детские свои политические пристрастия он характеризовал как стихийный анархизм, неприятие существующих порядков. Затем его увлекла стройность марксистского учения. Юношеский радикализм и темперамент придали марксизму Исаева левацкую направленность. Он считал необходимым бороться с мещанством и капиталистическими чертами общества сверху. Однако в институте, общаясь с оппозиционно настроенными товарищами (Алексеем Василивецким и Владимиром Губаревым), Исаев стал склоняться к идее революции против сложившегося режима.

Его оппозиционность укрепилась после призыва в армию. В 1983 году он считал, что в стране сложился диктаторский государственно-капиталистический режим, который может быть свергнут демократической социалистической революцией. По взглядам он был близок к идеям Владимира Ленина, изложенным в работе «Государство и революция». Идеи этого периода оценивались им позднее как антигосударственные, но и антианархические. В армии Исаев и его сослуживцы создали небольшой кружок, занимавшийся нелегальной пропагандой. Офицеры догадывались о его существовании и даже нашли секретную тетрадь с иносказательными записями оппозиционного содержания, но дальше устных обвинений в троцкизме дело не пошло[15].

В качестве легальной трибуны кружок использовал комсомольскую организацию, которая в результате стала действовать как профсоюзная, отстаивавшая права солдат.

Вспоминает А. Исаев: «Мы служили в роте охраны. Дедовщины там не было, но была эксплуатация всей роты как таковой. Через день ходили то в караул, то на стройку. „Офицер“ очень „рвал“ перед начальством – ему что-то обещали за досрочную сдачу объекта. Выспаться не давали. Поэтому солдаты засыпали прямо на стройке, падали, опаздывали везде. И все это трактовалось как нарушения, а комсомольскую организацию заставляли выносить взыскания. Я был в бюро ВЛКСМ. И тогда комсомольское собрание, признав нарушение воинской дисциплины у очередного проштрафившегося, вынесло „частное определение“ в адрес командования части о том, что солдатские нарушения являются следствием нарушения устава офицерами. Это вызвало свирепую реакцию, мы некоторое время вообще не могли собрать комсомольское собрание. Активность свою нам пришлось свернуть, но и командование посылки на стройку прекратило»[16].

После возвращения из армии Исаев под влиянием Кузнецова на некоторое время увлекся Плехановым (не в ущерб авторитету Ленина). Одновременно он размышлял над проблемой бюрократизации рабочего движения, когда реальная власть от имени рабочих переходит в руки вождей. Исаев считал необходимым периодическое свержение вождей в пролетарской партии. Но как избежать при этом расколов и распада организации? Ответ пришел с неожиданной стороны – обучаясь на историческом факультете, Исаев взялся готовить доклад о Сергее Нечаеве и задел тему бакунизма. Первое же знакомство с работами Михаила Бакунина показало, что этот теоретик решал как раз те проблемы, которые стояли перед Исаевым. По мере изучения бакунинских работ (начиная с фрагментов «Государственности и анархии», опубликованных в сборнике «Утопический социализм в России», и кончая собранием сочинений, выпущенным анархистами в 20-е годы) Исаев все яснее осознавал себя бакунистом. Первое время это не мешало ему считать себя также марксистом и ленинцем.

Возвращение Андрея Исаева спровоцировало острую дискуссию в ОК ВРМП, которая велась вокруг вопроса: «Могут ли рабочие контролировать государственный центр в социалистическом обществе будущего?»

Андрей Исаев привлек к спору в ОК ВРМП меня. Прежде ни в каких оппозиционных группах я не участвовал и представлял собой тип потенциального академического ученого. Мои однокурсники – участники ОК ВРМП первоначально не верили в возможность привлечения такого «научного червя» к оппозиционной активности. Однако научные поиски в это время как раз сделали из меня оппозиционера-одиночку, который жадно искал «братьев по разуму». Еще в школьные годы (в 1981—1982 годах) я пришел к некоторым крамольным выводам.

Из дневника А. Шубина, июнь 1982 года: «Мы очень недалеко поднялись от того фундамента, который заложили Маркс, Энгельс и Ленин. А время идет, и старый фундамент начинает кое-где давать трещины…»

Пытаясь рационально переосмыслить наследие классиков, превратить историю в точную науку, способную не только интерпретировать, но и прогнозировать события, я все в большей степени расходился с догматами официальной идеологии. Этому способствовали унаследованная от старших неприязнь к сталинизму, служба в армии, интерес к формационной теории, который очень быстро вывел меня на проблему бюрократии при социализме. Тогда же начались мои теологические поиски.

Из дневника А. Шубина, август 1982 года: «… Я впервые точно сформулировал свое представление о возможности Высшего разума. Его существование совсем не исключается объективными законами развития природы и общества».

Служба в армии способствовала быстрому развитию моих революционных настроений. Столкнувшись в армии с дедовщиной, я попытался применить революционную теорию на практике и создал подпольную организацию «молодых» против «дедов». Организация была раскрыта, и от серьезных травм спасло только то, что в этот момент меня в числе группы «строптивых москвичей» перебросили на другое место службы. Там история повторилась, но после нескольких драк все как-то улеглось. Я смог предаться научным размышлениям и даже написал курсовую работу. В армии я пришел к выводу о том, что для преодоления гипертрофии бюрократии в советском обществе необходимо разделение КПСС и создание двухпартийной системы. С этой, как потом оказалось, не оригинальной идеей я и вернулся из армии.

Андрей Исаев нашел во мне благодатный объект агитации, быстро разрушив его многопартийные иллюзии (две партии также будут бюрократическими). Для того чтобы начать разговор на «запретные темы», годился любой повод, любая тема, обсуждавшаяся на занятиях.

Вспоминает А. Исаев: «Как я тебя вовлекал в подпольную работу? Да ты начал вовлекаться сам. У нас разгорелась дискуссия о „Государстве и революции“ Ленина. Мы шли по улице, и на какое-то мое замечание об этой вещи ты ответил: „Ну, „Государство и революцию“ вообще можно воспринимать как антисоветское произведение“. На что я подумал: „Ого, чувак мыслит в нужном направлении. Нужно продолжать вести с ним разъяснительную работу“. После чего мы разговаривали где-то две недели, в основном на станциях метро. После чего я тебе сказал, что есть такая подпольная организация. Но тебя тогда волновала не столько организационная форма, сколько теоретическая дискуссия». Организационная форма тоже интересовала, но не подпольный кружок, а что-то более существенное.

Несколько позднее из армии вернулся еще один будущий участник кружка В. Гурболиков. Он придерживался марксистско-ленинских взглядов, но с интересом относился к восточной культуре и религиозным поискам таких мыслителей, как Лев Толстой и Леонид Андреев. К тому же он побывал в Северной Корее, и потому был кладезем информации о крайних проявлениях марксистской практики.

Вспоминает В. Гурболиков: «В армии у меня составилось четкое представление о том, что то, как строится общество здесь, – это совершенно неправильно. Что-то нарушено»[17].

Как мы видели, подобный же декабристский эффект – осознание неприемлемости «системы» во время службы в армии – был характерен и для других участников «заговора». Разумеется, не все люди приходят в оппозицию через армию, и не все, кто проходит военную службу, обязательно дозревают до социальных выводов, но во всяком случае армия в 80-е очень способствовала созреванию революционеров.