Игорь Шумейко - Романовы. Ошибки великой династии

А в Тридцатилетней войне, напомню, сражались и крупно проиграли: Габсбурги, Испания, все католические страны мира за исключением Франции. Победили: Антигабсбургская лига, все протестанты мира плюс Франция. И так как наш злейший враг, Польша, была, естественно, на католической стороне, России была в итоге выгодна победа протестантов. Каковая, собственно, и случилась, и была зафиксирована в 1648 году. Правда, внутри этой Тридцатилетней войны Россия успела и открыто повоевать, с Польшей, разумеется. В войне за Смоленск 1632–1634 годов: русская армия практически исчезла, растворилась в грязи, главком князь Шеин был судим и казнён. Так что Россия тогда успела проиграть – проигравшей стороне.

Вот от этих самых точек тянется исследуемая в этой книге история: Смоленск-1632 и Смута-1612, когда «Лисовчики» – польские зондер-команды доходили аж до Перми и Холмогор… (Никогда не устану напоминать «польским товарищам» сей факт. Уже в трёх книгах, в нескольких статьях, по самым разным внешним поводам от рецензии на фильм Владимира Хотиненко «1612» до памфлета по поводу расследования смоленской авиакатастрофы…) Вот с того предпоследнего места Россия Романовых вышла в абсолютные лидеры Европы, за время…

А второй точкой замера этого единственного в мировой истории рывка можно посчитать Венский конгресс 1814 года, когда лидирующее положение России было бесспорно. Фраза «Первое место в Европе и мире» может и выглядит залетевшей из спортивного репортажа, но если бы «Вестфальский список государств» составляли в 1814 году, а не в 1648-м, Россия, безусловно, общепризнано стояла бы первой, а не предпоследней. А приведя дополнительную аргументацию, можно предложить и более раннюю точку замера российского, романовского броска: примерно 1788 год, когда после раздела Польши нам вернулось громадное наследие Киевской Руси, а «ближайший соперник» Франция погружалась в воронку кризиса и погибели.

Правда, вскоре наполеоновская империя стала невероятно могущественна, но с точки зрения многовековых тенденций, именно с точки зрения династий , Бурбонов, Габсбургов, Романовых (если уж вести речь об успехах/провалах Династий ) Бонапарты были краткой вспышкой. И если бы тогдашние политики посмотрели сегодняшние фильмы, они, наверно, сравнили бы наполеоновскую Францию с зомби : столь же необычная сила, но и недолгое существование.

Для нас же важней отметить: уже в конце XVIII века Россия Романовых стала самой могущественной страной, именно к ней побежали за помощью испуганные Габсбурги, Гогенцоллерны, Бурбоны и… наша страна, увы, включилась в работу, закончившуюся созданием Второго рейха , столетним мировым лидерством Великобритании, но об этом позже.

В целом ни один добросовестный критик не может отрицать заслугу династии Романовых, самодержавного образа правления в этот период небывалого в мировой истории стремительного развития. В удивительной галерее Романовых выбрать себе «любимца», кумира-Романова мог каждый: и утончённейший поэт, и философ-просветитель, даже революционер, даже самый ограниченный историк, даже Маркс, даже марксист, типа М. Покровского – здесь к услугам, конечно, Пётр I.

Чуть по-новому расставить акценты, по другому сгруппировать царей, царствования, «царедворцев», показать несколько иное прохождение границы между русскими консерваторами и либералами, между государственной работой и государственной изменой – цель этой книги.

Не к грядущему 400-летию Дома Романовых, а гораздо ранее начался, как у нас водится через некоторых политологов вроде Станислава Белковского, зондаж общественного мнения по поводу возможного возвращения монархии в России, сравнения шансов и прав сегодняшнего английского принца Гарри (уже есть сайт «Гарри – русский царь»), английского же дальнего родственника Романовых герцога Майкла Кентского и Георгия, сына Леониды, конкурентами обзываемого как Гога Гогенцоллерн… 

Итак, недобросовестное жульничество – переносить «примеры рабства» на всю историю России. А настоящий парадокс в том, что эксцессы крепостничества напрямую связаны и хронологически точно совпадают с периодом, когда Россия получала самые высшие в её истории оценки именно от Европы, от большинства гуманистов мира, просветителей, философов-энциклопедистов. Этот малоосвещаемый факт важно рассмотреть по нескольким причинам. Во-первых, очень жаль, что многие патриоты на примере русофобских кампаний в Европе XIX века записали всех просветителей, европейских демократов в изначальные, вечные враги России, что совсем не так. Во-вторых, важно показать ещё, что те симпатии-антипатии – отнюдь не пустой газетный шелест, голый пиар и т. п.

Например, то, что в Северной войне России со Швецией Англия в 1719–1720 годах занимала антироссийскую позицию, высылала даже на Балтику флот с грозной демонстрацией, это всем хорошо известно, есть уже популярная фраза: «англичанка гадит». В комбинации с другой популярной фразой, внешнеполитическим кредо: «У Англии нет постоянных союзников, у Англии есть постоянные интересы» это наверно будет выглядеть так: «Англичанка гадит постоянно».

Но… что в 1715–1716 годах Англия действовала на российской стороне, и флоты – свой и Голландии (шедшей тогда в английском фарватере) – высылала на Балтику и даже передала под командование Петра – это помнят меньше. Однако… была такая морская кампания 1716 года, когда под началом Петра шёл Англо-голландско-датско-русский флот, 69 судов (русских – 22). Особых побед, кроме того, что заставили шведский флот на год укрыться в Карлскроне, не достигли, но это другой вопрос. Кампания та всё ж была, и разница между ней и годами английской враждебности только в успехах/неудачах, дипломатии и… пиара (английский вектор уже тогда зависел от Парламента, общественного мнения).

В книге «Большой подлог, или Краткий курс фальсификации истории» (2010) я подробно рассматривал историю европейского восприятия России, начиная с миссии папского посланника Антония Поссевино (1581–1582). Для рассмотрения нынешнего парадокса ограничимся рамками XVIII века.

Начнём с Монтескье, который иллюстрирует свою теорию зависимости истории от географии российским примером: «Лишь деспотическое насилие соединяет сегодня вместе все эти обширные пространства». Зафиксируем нюанс Монтескье: не природное, «генетическое рабство», а следствие размеров государства. Далее важная фигура – Лейбниц, рвавшийся на русскую службу, забрасывавший Петра кипами «проектов». Его лозунг прост, достоин уважения, прям и честен: «Где к искусствам и наукам лучше всего относятся, там будет моё отечество!»

Сравним. Лейбниц в книге-памфлете «Образец доказательств» 1669 года по случаю выборов короля в Польше пишет, почему московский кандидат не должен быть избран: «Москва… вторая Турция. Варварская страна. Московиты ещё хуже турок! Ужасы лифляндской войны (Ливонская, Ивана Грозного. – И. Ш. ) клятвенно подтверждались и ставят вопрос, можно ли вообще допустить, что подобные люди являются христианами. Горе нам, если мы откроем им путь в Европу, срыв наш форпост, Польшу!»

Далее начинаются исторические преобразования Петра, крестьян, как известно, приписывают к заводам, людей тысячами швыряют со стройки на стройку.

А Лейбниц – горячий (и авторитетный в Европе) сторонник России: «Наша обязанность и счастье состоят в том, чтобы, насколько это в нашей власти, способствовать царству Божьему, которое – у меня нет сомнений – заключается в широчайшем распространении настоящей добродетели и мудрости… Одному подобному человеку (речь о Петре. – И. Ш. ) влить усердие к славе Божьей и совершенствованию людей значит больше, чем победа в сотне сражений… Европа находится сейчас в состоянии перемен и в таком кризисе, в котором она не была со времён империи Шарлемана». (Шарлеман – император Карл Великий).

Это уже 1712 год. Отдадим должное интуиции Лейбница – феерический финиш XVIII века и крах феодальной Европы он предвидел раньше всех. Сам Лейбниц в итоге в Россию не переехал, зато переехал Эйлер, и ещё десятки полезнейших людей, для которых мнение Лейбница много значило.

Вместе с введением европейского образования и культуры в Россию у Лейбница появляется политическая задача – сохранить политическое равновесие, сбалансировать чрезмерное французское влияние немецко-русским союзом… «Царь должен основать русскую Академию». В октябре 1711 года они встречаются.

«Я ни в чём не испытывал такой нужды, как в великом человеке, который достаточно хотел бы приняться за такое дело… Ваше Царское Величество подобными героическими проектами принесёте пользу и благодеяния несчётному числу не только современных, но будущих людей… Кажется особым промыслом Божьим, что науки обходят земной круг и вот теперь должны прийти в Скифию и что Ваше Высочество на этот раз избраны в качестве инструмента, ибо Вы, с одной стороны, из Европы, а с другой, из Китая берёте себе наилучшее; и из того, что сделано обоими посредством хороших учреждений, можете сделать ещё лучше. В вашей Империи большей частью ещё всё, относящееся к исследованию, внове и, так сказать, на белой бумаге, можно избежать бесчисленных ошибок, которые постепенно и незаметно укоренились в Европе. Известно, что дворец, возводимый совершенно заново, выходит лучше, чем если над ним работали многие столетия, возводя, улучшая и многое изменяя… Я считаю небо своим отечеством, а всех людей доброй воли его согражданами, поэтому мне лучше сделать много добрых дел у русских, чем мало у немцев или других европейцев…»