Игорь Морозов - Забавы вокруг печки. Русские народные традиции в играх

Но не так-то просто малышам улизнуть из-под зоркого матушкиного ока, чтобы на игрище поглазеть. Только накинут шапчонки да шубейки, да к двери прокрадутся, а матушка тут как тут: «Вы куда это на ночь глядя? Вот ужо, погодит-ко, тамо вас куляшй похватают и с собой увезут!»

И хотя куляшей этих никто в глаза не видал, страстей про них много всяких рассказывают. Дескать, ездят о святках по ночам на санях, девкам лен бросают на крестовых дорогах [4], куда те судьбу слушать вечерами бегают. Встречных прохожих-проезжих в снежный омёт [5] с головою толкают, а то и с собой забрать могут. Утром на Рождество ребятам, бывало, кто-то из взрослых скажет: «Гляньте-ко в окошко, куляши что вам принесли!» Те — к окошку, а там крестик стоит небольшой, и на нем чего только нет. и ленты красные, синие, желтые — всякие, и конфеты, и пряники навешаны. Тут-то детвора во всю прыть на улицу, подарки получать. А на Крещение мама начнет «куляшей заплясывать»: все углы святой водой окропит, крестики из лучинок по углам, над окнами и дверьми воткнет, в каждую кадку с водой бросит да детям и скажет: «Вот теперь куляши больше бегать не будут!»

На святки порой и настоящие куляши по улицам бегали — так в некоторых деревнях называли ряженых или «на-ряжонок», «кудесов», «окрутников». Старшие девушки и парни в лохмотья разные нарядятся, шубы и шапки мехом наверх наденут, бороды да горбы из кудели приладят, в руки батожки возьмут — и по улицам да по домам ходят, пляшут, не по нашему говорят: «Калапаты да марапаты!» — детей пужают. Иной раз друг на дружку сядут, а то на ходулях примостятся, белым портном  [6] укроются, в зубы уголья возьмут и ходят «кланялкой» или «белой бабой». Под окна подходят, стучат да кланяются, дымом дышут, искры пускают. А кого на улице встретят, так батогами истолкут. Страх да и только!

Знают это ребятенки, друг дружке на печке страстей всяких понарассказывают, все вместе куляшей побоятся, только ведь любопытство сильней. Да и пошалить и поиграть тоже хочется. Выберут минутку, когда мама корову доить пойдет, а бабушка на печке задремлет — и скорей на улицу. Соберутся ватажкой, шубейки вывернут, шапки на глаза пониже надвинут, завяжут, чтобы только нос наружу торчал да глазки поблескивали, кто у бабушки какую старую одежонку стащит, почуднее чтобы нарядиться, и пойдут по избам усёньками или чучальцами.

Первым делом, конечно, на пляски забегут — туда весь вечер ватаги ряженых из разных деревень забегивают. Тут их песнями встречают. Забежит ватажка чучалец в избу — все зашумят, засмеются: «Чучальця, чучальця пришли!» Заводило, который плясками командует, возьмет кого из чучалец за руку, на середину комнаты выведет. Все расступаются, в ладоши хлопают, а потом и петь начнут:

— Журавли вы журавли, Да довгоноги журавли Бороздою ходите Да бороной бороните. Борона железная, Да целовать любезная.

Тут и других чучалец за руки возьмут и поведут их в пляску по комнате. А те и рады: коленца выкидывают по-затейливее, почуднее, какие у взрослых парней и девушек видели, когда смотрйцами на полатях сидели. Песню кончат, тут гармонь заиграет, чучальца в кружок станут и всяк по своему плясать начнет. Попляшут-попляшут, потом в другую избу побегут.

Но далеко вечером ходить все же боязно. Зато днем на святки можно всю деревню усеньками обежать. Тут уж и мама, и бабушка нарядиться помогут: стараются, чтобы красиво было, хоть и чудно. Старый бабушкин сарафан троекрат вокруг обовьют, да шаль старую красивую накинут, лицо прикроют платочком, чтобы не узнали, — вот и «цыганка» получилась. «Стариками» ребятишки нарядятся, попрошайками-«нищими», корзинку возьмут и идут по домам. В дом зайдут — и давай плясать. Коль хозяевам наряды понравятся, они усенькам «Заиньку» споют:

Кто в доме есть, все с усеньками здороваются: берут их за руки и «здравствуйте» говорят. А усеньки под песню молча попляшут и «здороваться» молча подходят, чтоб не узнал их никто — так уж заведено по обычаю. Ну а если хозяевам усеньки не приглянутся, то они им «Ершей» спеть могут:

Ну да ребятенки на песенку не обижаются — знай себе скачут да кружатся. Хозяева тоже раззадорятся — кто гармошку возьмет да плясовую начнет наигрывать, кто в заслонку ложкой постучит или на гребенке подыграет, а кто и сам в пляс с усеньками пустится.

А как устанут все веселиться, усенькам в корзинку всякой всячины набросают: и пирогов, и олашков, и пряников — вот те и дальше по деревне бегут — шумят, веселятся. День морозный и солнечный, с крутого берега реки далеко окрест видно и слышно. И со всех сторон песни да музыка доносятся — праздники, святки!

В святки немало всяких веселых забав у ребятни. Те, кто постарше, бегают «на шально делать» или «варакостничать». Это такой старый обычай. С Нового года до Крещения, когда в проруби воду освящают и все этой водой умываются, чтобы весь год здоровым и крепким быть, ребятня на улицах устраивает всякие шутки и шалости. То из снега «кулья» скатают и улицы ими перегородят — ни пройти, ни проехать. То для этого чью-нибудь поленицу используют. То к дверному колечку ниточку привяжут, через ворота перекинут и к другому концу поленце примотают. Ветер чурочку раскачивает, колечко и позвякивает, будто кто в дом стучится. Вот и ходит хозяин к двери, прислушивается: то ли гость какой стучит, то ли ветер? Выйдет на крылечко: «Хто хрешчоной?» — никого не видать. «Куляши», видно, балуют.

Часто выведает ребятня, где игрище проходит, ткнутся в двери, да не тут-то было! Строгие попадутся хозяева, смотриц из избы выставят: «Нёчо вам тут делать, малы ешо!» Тогда челядёшки в долгу не останутся: притащат три-четыре снопа соломы, завяжут их сверху, чтобы головы напоминали, и вдоль дороги расставят. Начнут вечеровальники по домам расходиться, глядь, а вдоль дороги какие-то фигуры стоят, под ветром шевелятся, «руками» машут. В темноте не сразу ведь разберешь, что за диво такое — а ну как куляши среди ночи нагрянули. Что тут визгу-то, писку, паники! Добились-таки своего варакостники!

А то затаятся за воротами, выждут, когда все в доме спать улягутся, и потом со смехом потащут у хозяев со двора сани, соху или борону. Все утащенное складывают в груду где-нибудь посреди улицы и спутывают чем-нибудь, так что поутру хозяевам долго приходится разбираться, где чье добро. Взрослые смотрят на эти проказы с усмешкой. «Вот, — говорят, — святьё ноне проехало!» Считается, что все это проделки злых куляшей; они в ночь на Крещение уходят с земли в речки, ручьи, болота да колодцы, а чтобы легче им ехать в эти пропащие места, они и прихватывают с собой сани и телеги.

Иной хозяин не любит шуток, из избы выскочит да варакостников, которые под руку попадут, поколотит. Такому «сердитому» обязательно отомстят: выждут, когда все заснут и все равно какую-нибудь борону да утащат. Разломают ее на куски, зубья разбросают по полям, да еще приговаривать будут: «Потащили боронушку на чужую сторонушку!» Говорят, что от этого старшие девушки скорее замуж станут выходить.

Маленькие же девчонки, их еще «горохом» зовут, наоборот боятся, как бы раньше времени замуж не взяли — а то мама, когда ругать начнет, попугивает: «Погоди-ко, — дескать, — не будешь слушаться — быстро замуж отдам!» Вот они и бегают на Крещение по дворам — в воротах бороны ставят, чтобы к ним женихи не наехали.

Те, что постарше, «горох катать» бегают. Возьмут батог подлинее, подойдут к окну да по стене сверху вниз батогом проведут раз-другой. Стены у избы бревенчатые, так что звук от этого такой получается, будто и впрямь где-то в решете горох катается. Поводят-поводят шалуньи батогом, а потом кричат: «Как суженого-ряженого зовут?» Хозяин или хозяйка в окошко выглянет, видит, что челядёшка пошаливает, пальцем погрозит, да в ответ: «Колотун Безграмотный!» или «Опрокида Перекувырковна!» — такое имя назовут, что детвора со смеху повалится.

Ворожит ребятня пока понарошку, а вот взрослые девушки, сказывают, настоящее гадание устраивают — в не-жировой избе, где никто давно не живет. Туда в полночь идут не крестясь и нательный крест обязательно снимают, а то не «поблазнйт», то есть ничего не увидишь. В избе этой надо залезть на печку, свечу зажечь и ставить ее на голбец, а потом на свечу через дугу лошадиную смотреть и приговаривать: «Дьяво, дьяво, явись вьяво!» И тогда, говорят, увидишь все, что завечаешь [8]. Одна девица загадала увидеть свадьбу свою. И правда, видит, дверь-то распахнулась, и прямо в полые двери столы заносят, пироги свадебные да всякие угощения на них ставят. Народу много собралось, да ни у кого головы не видно; все будто говорят что-то, да вот слова не наши, речь чудная, неясная. Потом глядь — жениха и невесту заводят. Пригляделась, ан это вроде как она сама со своим парнем, за которого замуж собиралась, идет. Только вот парень-то вот уж два года как в деревне не живет. Она испугалась, да: «Ох!» — как крикнет. Тут все к ней поворотились: «Где? Что?» — на печку лезут, схватить хотят. Спасибо, что вовремя успела зачураться: «Чур, дьяво, повно, чур, перестань!» Тут другие девушки прибежали, а она сама не своя, слова сказать не может. Захворала даже. А видение ее сбылось — парень тот приехал и взял ее замуж.