Сергей Семанов - Русский клуб. Почему не победят евреи (сборник)

Политическая история 1930-х годов и приход к единоличной власти Сталина в настоящее время хорошо изучены и описаны с самых различных сторон, любой заинтересованный гражданин может выбрать любую точку зрения. Нет сомнений, что в середине 1930-х страна пережила нечто вроде английской «славной революции» или наполеоновской контрреволюции. Но имелась в тогдашней истории России одна существенная, принципиальная разница. В революционной и послереволюционной Англии и Франции у власти находились французы и англичане, горячие патриоты своей родины, они и сделали их великими мировыми державами. В революционной же России, наоборот, власть захватили нерусские космополитические силы, которые были не только равнодушны к русской исторической сути, но даже прямо и открыто ненавидели страну и народ, кем безраздельно и жестоко правили.

Сталина ненавидели и ненавидят наследники «пламенных революционеров» и их духовные родственники во всем мире. Ведь именно он провел очищение верхов Советской империи, правопреемницы императорской России, от яростных русоненавистников, значительную долю которых составляли, как известно, евреи. Как ни относись к Сталину, но все же спросим: лепо ли, чтобы Англией или Францией правили франко-ненавистники и англофобы? Случившееся с революционной Россией есть, несомненно, исторический нонсенс, как на это дело ни посмотри. Так не могло долго продолжаться в великой державе, а жестокость Сталина никак уж не более злодейств Троцкого и иных.

Что же произошло в 1930-х годах в ходе русско-еврейской войны? Бросается в глаза главное – верхушка партийно-государственного руководства перестала быть еврейской или про-еврейской. Прежнюю, послереволюционную, в своем большинстве отправили известно куда, а оставшиеся притихли. Подчеркнем, что это вовсе не было проявлением сталинского «антисемитизма», а прямой государственной необходимостью – нельзя вести большое строительство руками профессиональных разрушителей.

Да, оставшийся на вершине власти Каганович уже не призывал «задрать подол матушке-России», не рушил православных храмов, а деятельно занимался хозяйственными делами гигантского масштаба. На этом поприще еврейская энергетика вообще нашла себе достойное применение, вспомним Ванникова, Зальцмана, Иоффе и многих, многих иных, они вместе с русским народом строили великую советскую индустрию. Сталин как бы переключил разрушительный дух революционного еврейства России на положительные дела в хозяйственной сфере.

В кровавых чистках 1930-х годов содержался, помимо очевидного политического, еще и значительный национально-культурный смысл, до сих пор, кажется, недооцененный. В официальной партийной идеологии не исчезла, разумеется, совсем, но в значительной мере была приглушена традиционная марксистско-ленинская, троцкистская русофобия. Это впечатляюще отразилось в искусстве предвоенных лет, эстетический и нравственный уровень которого был исключительно высок. Еще недавно Эйзенштейн по сценарию Бабеля снимал «Бежин луг» про доносительный подвиг Павлика Морозова, где ключевой сценой стало своего рода ритуальное разорение православного храма. Но уже в 1938-м году тот же Эйзенштейн снял потрясающий патриотический фильм «Александр Невский», где звучала гениальная музыка Прокофьева и блистал талант русского актера Черкасова. И Мейерхольду уже не пришлось корежить русскую театральную классику, зато засияло созвездие МХАТа. Ясно, что при всевластии Троцкого и Луначарского эти благие перемены были бы немыслимы.

Русское искусство со второй половины 1930-х годов словно пробудилось от русофобского дурмана. В России народный дух яснее всего проявлялся в песенном творчестве. 20-е годы в этом отношении равны нулю (музыка белого лагеря, часто весьма выразительная, тут, разумеется, не в счет). Пытались приучить к пению светловскую «Гренаду», но ее деревянная мелодия никак для русского распева не подходила, а слова оказались корявыми: «Яблочко-песню держали в зубах» – это как? Даже морские львы в цирках «держат» шары на носу, а не «в зубах». Или: «Отряд не заметил потери бойца», «отряд», видите ли, может чего-то «замечать» или «не замечать», чувствовать или быть нечувствительным.

Десяток лет спустя над страной стали звучать песни русского поэта Василия Лебедева, по молодости приклеившего к своему имени «пролетарскую» кличку Кумач. Слова его «Нам песня строить и жить помогает», «Кто ищет – тот всегда найдет!» и множество иных органично вошли в русский язык, стали словами-символами. Именно на этих образах воспитывалось поколение, отстоявшее Родину в дни страшных испытаний. Кстати уж, и сам Светлов (Шенкман) после косноязычной «Гренады» написал добротную песню «Каховка». Как видно, сталинский поворот к национальной культуре оказался полезен и для многих русскоязычных евреев. Однако – и это надо подчеркнуть – еврейская идеологическая поросль, взращенная в коминтерновские времена, встретила этот сталинский поворот крайне враждебно. Разумеется, в те времена публично о том было высказываться невозможно, о том выяснилось из позднейших мемуаров (Л. Разгон и др.) и публикаций.

Начавшаяся Отечественная война, как ни покажется странным, не только не приостановила войну русско-еврейскую, но и обострила ее, хотя и происходило то в глубоком сокрытии от всякой гласности. До самых последних лет о том ходили только неверные слухи, но теперь появились документальные публикации, поэтому малоизвестные обстоятельства могут быть прояснены по достоверным источникам.

В мае 1944 года на фронтах великой войны заканчивалось кратковременное затишье – последнее вплоть до Дня Победы. Наши готовили знаменитую операцию «Багратион» в Белоруссии, союзники – высадку в Северной Франции, немцы и их оставшиеся союзники (Румыния, Венгрия, Хорватия, Словакия) готовились исключительно к обороне. Тогда же произошло незаметное событие в мире советской идеологии, ставшее известным полвека спустя из скромной ученой публикации. 18 мая в Москве состоялось узкое совещание историков, созванное ЦКВКП(б). Несмотря на полную закрытость события, споры там шли принципиальные.

В самые тяжкие месяцы 1941 года в выступлениях И. Сталина был сделан очевидный поворот в сторону русско-патриотических ценностей. Итогом этой идейной перестройки в армейской среде стал приказ начальника Главпура Л. Мехлиса от 10 декабря 1941 года, где лозунг (на газетах, листовках и т. п.) «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» предписывалось заменить на «Смерть немецким оккупантам!» (сам документ был опубликован только через полвека, но знали о том многие).

Все эти примечательные нововведения встретили молчаливое, но упорное и целенаправленное сопротивление еврейской части идеологической верхушки. Уже в сентябре 1942-го (немцы как раз прорывались к Волге) в тихой Алма-Ате выступила историк-марксист Анна Панкратова, одесская еврейка, достойная ученица русофоба Покровского, «ученые труды» ее ничтожны, однако учебники для детей и взрослых она составляла. Панкратова обратилась в Управление агитпропа ЦК с жалобой, что некоторые историки (декан истфака МГУ А. Ефимов и другие) «преувеличивают» наследие Ключевского и иных «буржуазных ученых». Позднее она направила еще несколько писем туда же, последнее от 12 мая 1944 года уже на имя Сталина, Жданова (секретарь по идеологии), Маленкова (оргсекретарь) и Щербакова (в 1942-м сменил Мехлиса на посту начальника Главпура). Одесская революционерка Панкратова не могла, разумеется, возражать против «преувеличения» роли феодала Пожарского, буржуя Минина и реакционера Суворова, но намек-то был именно туда.

Объектом жалоб стал заведующий Управлением пропаганды ЦК Г. Александров, который-де защищает ученых, отрицающих тезис о России как «тюрьме народов» и «жандарме Европы». Заметим, что Александров был доверенным лицом Жданова, ясно, на кого пытались направить гнев Сталина. Панкратову поддержали заслуженные «красные профессора» вполне определенного окраса В. Волгин, И. Минц и Н. Рубинштейн. Совещание в ЦК никакого решения не вынесло, но во всяком случае не поддержало антирусские поползновения Панкратовой и К°. Теперь к Сталину обратились тоже с письмом историки патриотической ориентации – X. Аджемян, А. Ефимов и Е. Тарле. Точных данных нет, но есть все основания предположить, что Сталин благосклонно отнесся к содержанию письма (к академику Тарле он вообще благоволил и беседовал с ним в Кремле 3 июня 1941 года – дата в высшей степени примечательна; заметим для объективности, что Тарле происходил из крещеных евреев, но космополитом не был никогда). Марксистские ортодоксы об этом узнали или почувствовали. 7 сентября того же года Панкратова обратилась с письмом к Жданову (уже не к Сталину!): «глубоко осознаю и сильно переживаю свою вину» и пр. в том же духе. Закаленная в интригах одесситка, однако, ни словом не обмолвилась, в чем именно состояла ее «вина». Как видно, осторожная, но настойчивая попытка еврейских идеологов переменить прорусские настроения Кремля не удалась, но сам факт весьма примечателен.