Валерий Ярхо - Иноземцы на русской службе. Военные, дипломаты, архитекторы, лекари, актеры, авантюристы…

Таким образом, у приехавших из Киева еврейских купцов было множество поводов и возможностей познакомиться с новгородскими священниками, имея с ними чисто коммерческие дела, однако этим дело не ограничилось. Среди торговцев был некто Схария, по исповеданию принадлежавший к караимам. По разным свидетельствам, он был уроженцем Крыма, но в молодые годы переселился в Киев, где и обосновался весьма прочно.

История киевской еврейской общины началась еще в X веке; самым древним письменным документом, «имеющим киевское происхождение», является написанное на прекрасном иврите письмо киевского купца Якова бер-Ханнукка, отыскавшееся среди раритетов каирской «генизы» — хранилища свитков и книг с упоминанием Бога, обветшавших и вышедших из употребления, которые, однако, по иудейской традиции, нельзя уничтожать. Под письмом бер-Ханукка стояли подписи двенадцати человек, судя по именам — евреев киевской общины. В позднейших документах неоднократно упоминается Жидовский квартал и Жидовские ворота Киева; это говорит о том, что многочисленная иудейская община в городе была «исторически прописана» и занимала определенное место в общественной жизни. Киевские евреи славились своей «книжной ученостью», с ними не чурались водить знакомство аристократы лучших родов, а князья брали их на службу, поручая сборы податей, дипломатические миссии, а также лечение собственных персон и «предсказания будущности». Один из тех, кто был вхож в терема киевского князя и его ближних людей, был Схария.

Где и когда этот человек получил образование, точно не известно, но острый ум и недюжинные познания сделали его лидером киевской общины караимов. Схария прекрасно знал Ветхий и Новый Завет, изучал философские системы, занимался естественными науками и математикой, слыл незаурядным астрологом. Эти его увлечения пуще коммерческих вопросов сблизили его с новгородскими «книжниками», большей частью группировавшимися вокруг книгохранилища Софийского собора. Доверенному кружку «книжников», сложившемуся вокруг него в Новгороде, Схария и открыл основы учения, которое проповедовал.

Семя проповеди Схарии упало в хорошо унавоженную почву. В Новгороде, как и во всяком другом торговом городе, где во множестве бывали люди из разных стран света, изъяснявшиеся на многих языках, к вопросам веры относились достаточно либерально. Новгородцы по своим делам часто бывали в городах Ганзейского союза, где знакомились с учениями многих сект, которые в преддверии ожидавшегося светопреставления в изобилии плодились по всему христианскому миру.

Как водится в таких случаях, наставник-ересиарх вел своих подопечных от этапа к этапу, убедив их сначала в отрицании монашества и церковной иерархии, посеял сомнение в святости мощей праведников, силе и важности крестного знамения, после чего от почитания святых икон ученики уже отказывались совсем легко. Следующим шагом стало признание ненужности самих храмов, отказ от таинств церкви вообще, а в особенности от причастия. Так они подошли к отрицанию троичности Божества, божественности Христа, воплощения Бога и бессмертия души. Во главу угла своей веры Схария положил Моисеевы заповеди во всей их ветхозаветной чистоте, признав их альфой и омегой религии.

Первым учеником Схарии стал новгородский поп Дионисий, который привел к наставнику своего товарища, иерея Алексея, и уже на пару с ним они «склонили к жидовству» Алексеева зятя Ивана Максимова, его отца и многих других знакомых и родственников: священников, дьяконов, причетников и клиросных певчих. Обратили в ересь и такую важную для новгородцев фигуру, как протопоп Софийского собора Гавриил. Положение тайных еретиков из числа новгородского священства было чрезвычайно выгодно. Отпавшие от церкви продолжали служить в храмах и пользоваться их доходами, а вместе с тем искали возможных сторонников секты среди прихожан, выбирая из них тех, кого считали достойными. Наученные Схарией обращенные из православных священников, выступая в роли вербовщиков секты, действовали очень осторожно. Прежде чем открыть перед кем-либо суть своего учения, долго к нему присматривались. С людьми, твердыми в вере, они держались как истинные православные. Тем, кто обличал еретиков, поддакивали и сами поддерживали их гневные речи. Но если примечали в человеке слабость и сомнение, то не упускали случая взять его в оборот.

Переметнувшиеся на сторону караимов новгородские попы, «внешне блюдя благочестие», в быту «держась иудейского закона»: в среду и пятницу ели скоромное «и иные еретические дела творяху, их же не мощно описанию придати». В частности, они служили литургию, прежде плотно позавтракав, что является страшным кощунством, так как по завершении таинства евхаристии священник должен оставшееся в чаше причастие употребить сам, а это делается строго натощак. На людях праздновали христианскую Пасху, а тайно, в своем кругу, справляли еврейский праздник Пейсах и, соблюдая правила «Кашрута», не ели «хамец» — хлеб, выпеченный из перебродившего теста, употребляя вместо него мацу.

После первых успехов проповеди на помощь Схарии из Литвы под видом купцов приехали проповедники Иосиф Шмойло-Скаровей и Моисей Хануш. С их помощью число тайно обращенных значительно увеличилось. Веру «жидовствующих» переняло немало знатных прихожан лукавых попов, к ним присоединился кое-кто из городских чиновников. Таким образом, в руках «жидовствующих» оказались многие рычаги власти в Новгороде, серьезные денежные средства и обширные связи, простиравшиеся в Литву, Киев и Крым, где сильны были общины караимов.

Все эти события происходили на фоне острейшей политической борьбы двух новгородских политических группировок, одна из которых тяготела к Великому княжеству Литовскому, вторая к Великому княжеству Московскому. Члены секты «жидовствующих» относились к «промосковскои» партии, поскольку победа «литовского лобби» привела бы к возможности унии с католической церковью, а стало быть, вероятным становился приход в новгородские пределы католической инквизиции, главной целью которой как раз и становились сектанты, проповедовавшие антихристианские доктрины. Таким образом, часть новгородской светской и духовной элиты, входившая в круг «жидовствующих», стали своего рода «агентами влияния Москвы», когда в 1471 году великий князь Иван III объявил «общерусский крестовый поход на Новгород», собрав под свои знамена разные войска русских земель.

Вопреки всеобщим ожиданиям московский князь пошел на Новгород летом, хотя прежде москвичи всегда воевали с новгородцами зимой, когда морозы сковывали землю и делали проходимыми болота Новгородчины, в свое время остановившие нашествие монголов. Дерзкий замысел князя имел успех — то лето выдалось засушливым, и через болота оказалось легко пройти.

Сорокатысячное новгородское ополчение было разгромлено московскими воеводами на берегах реки Шелонь, в плену оказались многие знатные новгородцы. После еще нескольких боев сопротивление новгородцев было подавлено, в августе воюющие стороны подписали перемирие, фактически уничтожавшее независимость Новгородской республики, которую понудили разорвать отношения с Литовским княжеством и выплатить московскому князю колоссальную контрибуцию размером в 15,5 тысячи рублей. Цена крестьянского двора в то время составляла два-три рубля. Новгород признал себя вотчиной московского князя, дав ему право суда над новгородцами.

Такое положение дел не могло удовлетворить новгородскую элиту, но она уже не могла опираться на военную силу, а потому ее поражение было предопределено. Великий князь Иван расправился со своими политическими оппонентами, а часть потенциально опасных людей — около пятидесяти семейств — вывез в московские пределы, распределив их на жительство по разным местам вокруг своей столицы.

Не исключено, что с этими переселенцами сведения о «жидовствующих», а может, и само учение проникли в среду москвичей. Не исключено, впрочем, что суть учения была известна в Москве и из других источников. «Жидовствующие» в Москве могли опираться на поддержку снохи великого князя Ивана, княгини Елены Стефановны, дочери молдавского господаря Стефана Великого. Мать великой княгини — Евдокия Олельковна — была родной сестрой тому самому князю Михайлу Олельковичу Слуцкому, в свите которого караим Схария прибыл когда-то в Великий Новгород. Учитывая близость Схарии к окружению дядюшки княгини Елены, уже совсем по-иному смотрится цепочка последовавших событий, отсчет которых ведется от 1480 года, когда великий князь Иван в очередной раз посетил Новгород. Князь встретился с прославленными новгородскими «книжниками» и почему-то из всех них остановил свой выбор именно на двух попах, которые встали во главе секты. Они исполняли роль «фронтовых фигур», в тени которых оставался Схария, взявший на себя роль «источника мудрости», консультанта руководителей секты.